Сознание вернулось вместе с мягким покачиванием и острой головной болью. Открыв глаза, я обнаружила, что мир всё еще продолжает искрить и сверкать, а потому снова смежила веки и застонала. Попытка осмотреться привела к тому, что мой затылок раскололся надвое, по крайней мере, возникло именно такое ощущение.

Немного посидев и дождавшись, когда боль станет тупой и более терпимой, я подняла руку, ощупала затылок и обнаружила на нем огромную шишку. Происхождение ее было неясным, но отчего-то казалось, что мне оно известно, только никак не удавалось вспомнить — откуда. Поток мыслей привел к тому, что боль усилилась. Она вонзилась в затылок, просверлила череп и разлетелась острыми иглами в виски.

— Боги, — прохрипела я. — Что со мной?

Ответа мне никто не дал. Медленно выдохнув, я постаралась расслабиться и просто слушать. И когда боль опять утихла, и в ушах перестало шуметь, я расслышала скрип рессор и приглушенный топот копыт. Значит, я не в городе. В городе лошади громко цокали подковами по расчищенным мостовым. Если только это не бедные кварталы, там дороги были грунтовыми… Хотя нет, точно не город. Не слышно человеческих голосов, а в бедных кварталах гвалт сильней, чем в благородной части столицы. Да и мимо никто не едет, выходит, и не тракт… Или уже ночь, и тогда всякое движение и шум прекратились?

— Надо открыть глаза, — шепнула я, убеждая саму себя сделать это.

Память подкинула мне образ незнакомой женщины и резкий запах. А вместе с этим воспоминанием пришло еще одно, совсем смутное, больше походившее на сновидение или горячечный бред, до того оно было размытым и неточным. Самым четким были голоса:

— Она открыла глаза.

— Невозможно.

— Да как невозможно, когда она смотрит.

— Проклятье…

И… кажется, меня ударили. Я вновь потрогала шишку и протяжно вздохнула, теперь поняв, откуда взялась головная боль. Однако ни лиц, ни даже кому принадлежали голоса, вспомнить не удалось. Наверное, один был все-таки женским, раз я помню женщину, к которой меня привела Амберли.

— Амбер.

Забыв об опасениях, я распахнула глаза и уставилась на мужской профиль. Мужчина лежал на противоположном сиденье в неудобной позе, будто упал на него и сразу уснул, или же его туда бросили. Своего попутчика я не опознала, потому что за окошком кареты и вправду совсем стемнело. Однако я сумела понять, что ноги мужчины длинные, а значит, и рост высок.

— Эй, — сипло позвала я и кашлянула, чтобы прочистить горло. — Вы живой? Кто вы?

Боль опять усилилась, однако я уже почти не обращала на нее внимание. Моя поза тоже была далека от удобства, и я выпрямилась, а затем схватилась за горло, потому что приступ тошноты был стремительным и почти неудержимым.

— О, Хэлл, — вновь просипела я и закрыла глаза, чтобы справиться и с позывом и с болью.

А потом карета повернула, и внутрь щедро хлынул лунный свет. Я выдохнула и посмотрела на своего попутчика. Теперь я могла разглядеть красивые черты, впрочем, сначала мой взгляд остановился на связанных руках, покоившихся на бедре хозяина. Ноги его были свободны, но одна оказалась неловко подогнута под сиденье, а вторая исчезала под моим подолом. Отдернув юбку, я воззрилась на дорогой ботинок, затем перевела взор по ноге выше, вновь поглядела на связанные руки, а после всмотрелась в черты.

— Ришем? — вопросила я саму себя.

Это был он, и, кажется, без сознания. Я попыталась понять, как мы оказались вместе в одной карете, и почему оба без сознания, а герцог еще и связанный. Похоже, нас… похитили. Или же? Быть может, это ловкий маневр, чтобы уверить меня в своей невиновности? Он привел в театр невестку, показал ее королю, и тот вроде бы был приветлив. Теперь я исчезла, и для его светлости открылись прежние перспективы… А всё, что я вижу — лишь игра, чтобы задурить мне голову.

— Мерзавец! — воскликнула я и взвыла от нового витка боли.

Но остановить меня она уже не могла. Я кинулась к герцогу, схватила его за грудки и тряхнула, что есть силы. Ее оказалось совсем мало, а расплатой стал новый спазм. Карету мотнуло, должно быть, колесо попало в яму на дороге, меня откинуло к дверце и с силой приложило к ней головой. Я закричала от боли и негодования и от унижения, потому что меня все-таки стошнило. Мерзкая вязкая масса испачкала мне руку, и, сорвав с плеч теплую шаль, я с остервенением оттерла рвоту. А еще спустя минуту воззрилась на саму шаль.

Она не принадлежала мне. Кажется, кто-то позаботился и укутал меня в нее, потому что из театра меня забрали только в платье. Неожиданно тошнота принесла облегчение, боль стихла до тупой и ноющей, но терпимой. Я опять посмотрела на герцога и перебралась к нему. Трясти уже не стала. Вместо этого я размахнулась и ударила его наотмашь по лицу. Затем второй раз, а на третий он протяжно вздохнул и открыл глаза.

Мутный взгляд остановился на мне, в нем не было осмысленности или узнавания. Ришем даже подался назад, словно ощутил неуверенность или испуг.

— Вы — подлец, — прохрипела я. — Зачем вы это сделали? Зачем вы похитили меня?

— Шанриз? — также хрипло спросил он. Облизал губы и задал новый вопрос: — Что происходит?

Карету снова тряхнуло, и я повалилась на герцога. Он сипло выдохнул от неожиданности, и я отпрянула, ощутимо ткнув его локтем в бок.

— Боги, — снова прохрипел Нибо.

— Это вы затеяли эту мерзость, — ровно произнесла я и вернулась на свое место.

Устремив взгляд в окно, я только слышала, как его светлость шевелится. Все-таки скосила на него глаза и увидела, что он с нескрываемым изумлением смотрит на свои руки. Затем попытался утвердиться в вертикальном положении, вышло у него не сразу.

В карете было холодно, и я сейчас чувствовала это. Шаль осталась валяться на полу кареты, скрыв следы моей рвоты, на мне было надето лишь легкое платье, ткань которого вовсе не согревала. Герцог, наверное, тоже чувствовал холод, к тому же у него занемело тело от неудобного положения. Ришем тихо выругался, наконец, сумел сесть и передернул плечами.

— Ваша милость, — позвал меня его светлость. — Как мы тут оказались? Я ничего не помню.

Я фыркнула, ответила ему полным сарказма взглядом, а после, обняв себя за плечи, снова устремила взгляд в окошко. Там было поле, за которым были приметны огоньки в окнах деревенских домиков. А совсем недалеко от дороги, по которой мы ехали, я увидела останки чучела — деревянный крест с колпаком, чудом не сорванный одной из вьюг. Вскоре появились деревья, они скрыли и деревню, и поле, и вообще всё, потому что вернулась темнота.

— Шанриз, я здесь не причем, — произнес герцог. — Клянусь. И я совершенно не понимаю, что происходит.

— Вы лжете, — ответила я. Мой голос начал подрагивать, но причиной тому был холод. Я замерзала всё быстрей, и это не добавляло доверия к моему попутчику, куда бы нас не везли.

— Меня связали, вас нет, значит, опасаются сопротивления, а его по силам оказать только мне, — Ришем размышлял вслух, и я скосила на него взгляд. — Похитили нас из театра, во время антракта, иной возможности у них не было.

— У кого? — буркнула я, всё еще пытаясь сдержать зубную дробь.

— Хотел бы я знать, — в прежней задумчивости ответил герцог. — Ваша милость, — вдруг позвал он, — идите ко мне, иначе вы в конец околеете.

— Вот е… еще, — проиграв холоду, ответила я, наконец, застучав зубами.

— Не глупите, вдвоем нам будет теплее…

— Н-нет, — содрогаясь всем телом, мотнула я головой.

Ришем не стал уговаривать. Он пересел ко мне сам. Маневр этот был стремительным. И прежде, чем я успела увернуться, я оказалась в кольце его связанных рук, прижатая к телу его светлости.

— Вы…

— Тихо! — негромко рявкнул он. — Не глупите. Лучше помогите мне освободиться, потом я отдам вам свой фрак, а пока грейтесь об мое тело.

— Вам помогут ваши люди, — прошипела я, продолжая извиваться.

Выбраться из ловушки оказалось невозможно, это вывело меня из себя настолько, что я уже была готова вцепиться ему в лицо…