Лиза уворачивается, вытаскивает из-за стола Джека и тащит его на танцпол. Она пьяна и счастлива, и ей нравится нервировать Максима.

Вот ей тридцать три. Стоит начало осени, но погода аномально жаркая. Лиза гуляет в сквере неподалеку от дома, пытаясь выветрить остатки алкоголя. Сегодня она встречалась с Джекилом, который рассказывал о подготовке к предстоящему эксперименту. Некоторое время назад он озвучил желание поработать над такой тонкой сферой, как память, и сейчас рассматривает кандидатов на роль подопытного кролика. Лиза сидела напротив друга, зачарованно наблюдая, как двигаются его губы, и ощущала, как мелко дрожит ее тело, – словно раздетая на мороз выбежала. Она еще не поняла, что случилось. Новое чувство слишком трудно распознать.

В сквере полно народу – горожане торопятся насладиться уютным бархатным вечером. Лиза никого не замечает. Зеленые, лишь кое-где тронутые желтизной листья шелестят от легкого ветра, их воздушный шум смешивается с шершавым гулом автомобилей. И чудится, что все обязательно будет хорошо…

Вода в ванне остыла. Лиза вынула пробку, ступила на мягкий коврик и обмоталась большим махровым полотенцем. Ребро четырехугольника больно полоснуло по легким. Она задержала дыхание, а потом медленно, через нос, втянула маленькую порцию воздуха. Боль отступила, но тяжесть никуда не исчезла.

По запотевшему зеркалу стекала крупная прозрачная капля. Прежде чем она достигла нижней кромки и сползла на мрамор раковины, Лиза уже знала, что за острое чувство поселилось внутри ее. Ненависть.

Это ненависть гнала ее по мостовой, заставляя выжимать на полную педаль газа. Ненависть торопила ее, распаляла, подготавливала к будущей мести. Ненависть не вытеснила любовь – впитала в себя, радикально изменив ее химический состав. Ненависть отрезвила Лизу, вдохнула в нее новые силы и напомнила почти позабытую истину: не сомневаться – вот рецепт счастья. Как только ты начинаешь сомневаться, даже самая крепкая конструкция дает трещину.

Лиза поняла, как вернуть гармонию в собственный мир. И улыбнулась.

В ночь с пятницы на субботу Тубис спал плохо. Помучился, да и встал. Включил компьютер, вошел на шахматный сайт. Давний партнер по игре, англичанин, был в Сети, тут же предложил партию и сделал первый ход: е2 – е4. Тубис ответил: е7 – е6.

Играя за черных, Сан Саныч любил применять французскую защиту – своеобразный, оригинальный дебют, нацеленный на долгую стратегическую борьбу. Немногие шахматисты питают слабость к французской защите – есть в ней немало минусов. Тубиса эти минусы не смущали: подумаешь, трудно развивать фигуры. Зато легко компрометировать пешечную структуру белых и медленно, но верно увеличивать позиционный перевес, покуда противник не будет окончательно подавлен. Чем сложнее борьба, тем ценнее победа. Сан Санычу нравилось искусно маневрировать, добиваясь при материальном равенстве фигур абсолютно выигрышной позиции. Нравилось «загонять» соперника в цугцванг, ставить в безвыходное положение. Был в этом постепенном, безжалостном преследовании азарт охотника.

А вот гамбиты – начало шахматной партии, в котором жертвуют фигурой или пешкой ради получения скорейшей возможности перейти в атаку, – Тубис категорически отвергал. Идти на риск, даже не успев распробовать настроение партии, значило убить весь смысл игры. Да и в мгновенной жертве не было специфического удовольствия. То ли дело, когда процесс развивается своим чередом, плавно и неуклонно.

К пяти утра Тубис одержал победу, пожелал англичанину спокойной ночи и выключил компьютер. Какое-то время неподвижно сидел перед потухшим монитором, потом поднялся, надел мастерку и спустился в подвал. Недавно он завершил отделочные работы, и теперь цокольное помещение выглядело безупречно. Стены, обитые плотными, густо-серыми с черными узорами гобеленами, придавали помещению вид мрачноватый, но уютный. На диване лежали три маленькие подушки. У стены, до которой не доходил палас, стоял электрический обогреватель, купленный накануне. Словом, все нюансы для комфорта жильца были учтены.

Он прошел вперед, привалился к металлической шведской стенке и оглядел помещение. Их с Тамарой спальня была куда меньших размеров, но это не делало их отношения менее острыми. В крохотной комнатке, прижимаясь к любимой женщине, Тубис напрочь забывал об огромном мире, лежавшем вне стен его дома. Столько лет прошло с момента их разлуки, а ее образ до сих пор поразительно ярок. Только вспомнишь о Тамаре – и вот она, стоит во плоти – протягивай руку и касайся. Чудесный мираж. Но Сан Саныч никогда не поддастся ему. Прошлое должно оставаться в прошлом. А в настоящем неплохо бы, пожалуй, найти себе новую невесту.

Обычно в выходные Тубис занимался домашними делами, отдыхая от городской суеты. Но сегодняшнюю субботу решил провести иначе. Накормил Аньку, поменял воду в миске и уехал. Весь день катался по городу, наведывался в парки, кафе, кинотеатры и прочие активно посещаемые народом места. Со стороны его метания выглядели не слишком осмысленными, на самом же деле он преследовал вполне конкретную цель. Он наблюдал за женщинами, как опытный судья-фелинолог наблюдает за конкурсными кошками, чтобы выбрать единственную, достойную награды.

Сотни женщин мелькали перед его глазами, но ни одна не цепляла, не заставляла екнуть спокойное сердце. Тубис знал, что добьется любой, если только пожелает. Но он желал лишь одну, которую пока не встретил. Он не искал красавицу, не ставил жесткие условия, он даже примерно не представлял себе идеальный образ. Хотел обычную женщину, в которой смог бы разглядеть нечто такое, чего не замечают другие. Какую-то загадку. Надрыв. Странность.

Он не имел понятия, когда и где увидит ту самую незнакомку, предназначенную ему судьбой. Но верил, что непременно узнает ее. Лишь бы только не упустить ее, не прозевать среди безликой скучной толпы.

Свою последнюю возлюбленную Тубис приметил возле института, мимо которого ходил на работу. Длинноногая Царевна в вызывающе короткой юбке весело болтала с подружками, то и дело затягиваясь тонкой сигаретой. Темно-русая коса проворной ящерицей сбегала по спине до самых ягодиц. Тубис остолбенел от восторга. И не сразу понял, что это к нему обращается одна из студенток.

– Эй, дядя, чего пялишься?

Девицы насмешливо смотрели на незнакомца, изредка перекидываясь колкими замечаниями на его счет.

– Ты чего, глухой, что ли? – повторила подруга Царевны и хохотнула.

Тубис не ответил. Молча приблизился к девушкам, чем немного обескуражил их, и сказал непосредственно Царевне:

– Вы очень привлекательны. Я бы хотел с вами познакомиться.

– Вы серьезно? – Она качнула головой, коса появилась из-за спины и снова исчезла.

– Предельно.

– А я думала, у вас чувство юмора хорошее, – фыркнула девушка. – Не светит вам ничего. У меня уже есть парень.

– Раза в два тебя моложе, – пояснила подруга и, оценив скромную одежду мужчины, добавила: – И побогаче.

– Вы отказываетесь? – Сан Саныч словно не расслышал саркастичного комментария студентки и продолжал обращаться исключительно к Царевне. От нее пахло ментолом и дорогими духами.

– Разумеется, я отказываюсь, – сдерживая смешок, ответила она.

– Сегодня.

– Что – сегодня? – не поняла девушка.

– Сегодня отказываетесь. – Сан Саныч поправил очки и улыбнулся. – Завтра, послезавтра или через месяц вы согласитесь.

– Вот козел старый, – не выдержала подруга. – Вали давай отсюда! Не хрен на молоденьких заглядываться!

Царевна согласилась через три недели. Сан Саныч умел убеждать женщин.

Той дикой страсти, какую он испытывал к Тамаре, повторить не удалось. Но Царевной Тубис был однозначно увлечен. Оксана – так ее звали – оказалась самой юной из его подруг. К тому моменту, когда они стали жить вместе, ей только исполнилось девятнадцать. В силу своего возраста, а может, из-за предельно чувствительной натуры Оксана принимала все слишком близко к сердцу, будь то ласка или грубое слово. Иногда Тубису казалось, что он обнимает не живого человека, а пластилиновую фигуру, которой можно придать какую угодно форму. Было в этой покорности свое очарование, редкому мужчине не нравится власть. Но полное повиновение приедается так же скоро, как и вечный бой. Пожалуй, лишь Тамаре удавалось сочетать несочетаемое, соединять воедино противоречия и создавать бесконечно прекрасную гармонию. Но даже к Тамаре Сан Саныч однажды перестал испытывать чувства. Чего уж говорить о Царевне. Она надоела ему спустя два месяца.