На фоне трагедии, постигшей друга, собственные проблемы заметно померкли. Макс размашисто ходил по палате, пытаясь подобрать нужные слова. Казалось, он переживает больше, чем сам пациент.

– Успокойся. – Джек приподнялся на койке, облокотившись на жесткий матрас. – Еще пара операций, и зрение вернется. Неприятно, но не фатально. Меня беспокоит другое…

– Я слушаю, старик. Рассказывай. – Макс посмотрел на товарища, невольно нахмурившись от вида его забинтованных глаз.

И Джек рассказал. Про неизвестного посетителя, наведавшегося накануне в палату.

Здесь было над чем пораскинуть мозгами. Это не могло быть простым совпадением.

Следующую операцию Джеку назначили через неделю, и вопреки протестам Кравцова Макс забрал его к себе, пообещав, что будет привозить его на осмотр строго по расписанию, назначенному врачом. Долго сопротивляться у Джека не было сил, и он вынужденно согласился.

Им было что обсудить. К настоящему моменту, однако, не родилось ни единой здравой идеи о личности анонимного мстителя. Предположений была масса, но без доказательной базы они не стоили и гроша. Сомнений не возникало только в том, что человек, ворвавшийся с охранниками в офис Макса и приходивший в больницу к Джеку, – одно и то же лицо. Видимо, это лицо имеет прямое отношение к одной из афер, осуществленных их компанией. Начиная с десятого класса школы четверо друзей провернули массу не самых благочестивых делишек. Старались действовать благоразумно и не оставлять следов. Если где-то они все-таки допустили ошибку, одной-единственной ниточки будет достаточно, чтобы размотать весь клубок. Неужели кто-то вышел на их след?

Эта мысль не покидала Джека. Он перебирал в памяти каждый из кругов, старательно воспроизводя мельчайшие детали, пытаясь отыскать слабое место. Вновь и вновь он возвращался в прошлое, с кропотливой настойчивостью оживляя почти забытые фрагменты: они с Максом нападают на директора школы, чтобы Глеба не отчислили за плохое поведение; а вот они у Лизы дома помогают Максу сблизиться с отвергавшей его девчонкой; несколько лет спустя январским вечером подкарауливают супруга Елизаветы, сжимая замерзшими пальцами стволы пистолетов; а вот и прошлогоднее лето, они вчетвером сидят в ресторане, и Джек просит подыскать подходящего кандидата для экспериментов с памятью…

Где они могли оступиться?

Джек сидел на диване, слушая звуки. Вверху тихо гудел кондиционер, из кухни доносился голос Макса, спорившего по телефону, в соседней комнате мягко тикали настенные часы. Но доминирующим звуком был стук его собственного сердца. Джек никогда не думал, что сердце способно так оглушительно громко стучать. Когда он лишился зрения, некоторые вещи стали очевидными. Например, то, что как бы ни хорохорился психотерапевт Иван Кравцов, он отчаянно нуждается в друзьях. Ему не требовались ежедневные встречи и телефонные беседы, он мог неделями ни с кем не обмолвиться и словом и при этом комфортно себя чувствовать. Но ему было важно знать, что товарищ непременно окажется рядом, когда возникнет такая необходимость.

Джек испытывал благодарность к Максу: тот не бросил его в трудную минуту, тогда как сам находился не в лучшем положении. Разумеется, Джек и самостоятельно бы справился. Но, черт возьми, поддержка товарища оказалась совсем не лишней. Беседуя с ним о своей слепоте, Джек изображал едва ли не равнодушие, тогда как на самом деле прилагал чудовищные усилия, чтобы сохранять спокойствие. Когда теряешь зрение, сложно бороться с эмоциями. И все же он прилежно следовал логике, внушая себе скорое выздоровление. Ничего другого ему просто не оставалось. Истерики и отчаяние в лучшем случае бессмысленны, а в худшем – опасны. Сейчас главное – направлять мысли в конструктивное русло.

Джек услышал, как Макс вернулся в комнату.

– По какому поводу ты там орал?

– Да овца мне втирала, что пиццу придется ждать два часа. Я ей, блин, устрою два часа. – Макс размял шею, хрустнув позвонками. – Ты-то как? Путем?

– Я нормально, – убедительно соврал Джек. – Ты Елизавете так и не дозвонился?

Макс помрачнел:

– Нет. Телефон отключен. Думаю к ней домой смотаться. Мало ли что…

Мысль о том, что с подругой может произойти нечто плохое, первой пришла в голову Джеку. Однако он не торопился озвучивать ее, не будучи уверенным в реакции товарища. Конечно же, Макс догадывался о влюбленности Елизаветы и вряд ли испытывал по этому поводу приятное волнение. Джек не хотел понапрасну тревожить его и всячески избегал упоминать в беседе имя Лизы. Сегодня утром Макс сам высказал опасения насчет ее безопасности.

– Надо бы нашу принцессу предупредить, – напряженно произнес он, убирая в раковину грязную посуду после завтрака. – Если этот гад добрался до нас, то сам сечешь… Лучше бы ей на время свалить из города.

Джек понимал, каких усилий Максу стоило заговорить о Елизавете. Он был серьезно обижен, если не сказать ранен, и еще долго выдерживал бы характер, не случись непредвиденное. Ивана Кравцова поражала лебединая преданность друга двум женщинам: он с одинаковой силой любил Надежду и Елизавету и не мыслил жизни без какой-либо из них. Тем печальнее, что в итоге Макс остался и без жены, и без подруги.

В квартиру позвонили.

Макс хмыкнул:

– Неужели пиццу привезли? Стоило припугнуть, сразу засуетились. – Он хохотнул и пошел в прихожую открывать дверь.

На пороге стояла Надя. С чемоданом и таксой. При виде хозяина Джесси рванулась на поводке, зайдясь радостным лаем. Макс оторопело глядел на жену. Так и не дождавшись приглашения войти, Надя улыбнулась:

– Ну что ты истуканом стоишь, дурень? Как будто ты всерьез думал, что я от тебя навсегда ушла. Чемодан заноси. Есть, наверное, хочешь? Сейчас что-нибудь приготовлю.

Когда ошеломленный Максим Гладко впускал в квартиру возлюбленную супругу, в небольшом загородном поселке другой мужчина испытывал не меньшее удивление, хотя и по иному поводу. Экспертиза жидкости, найденной в кармане Лизиного пальто, затянулась на полторы недели. Из лаборатории позвонили лишь сегодня днем и сообщили результат. Тубис подозревал, что его невольница далеко не проста, и все-таки изумился, получив этому подтверждение. С каждым днем он все сильнее привязывался к женщине, восхищаясь ее выдержкой. Прежние невесты казались ему теперь никчемными одноразовыми куклами. Лиза единственная, кто составил ему достойную партию. По сути, она являлась охотником, таким же, как он сам. Именно поэтому она была идеальной жертвой. Под Лизиным напускным смирением бурлила ярость, столь неистовая, что Тубис почти физически ощущал ее. Лиза не собиралась сдаваться, отчего желание сломать ее лишь усиливалось. Никогда раньше Тубис не испытывал столь острого желания обладать.

С улицы донесся слабый скулеж и сразу же – звук когтей по дереву: Анька заскреблась в дверь. В последние дни собака утратила деликатность и требовала внимания двадцать четыре часа в сутки. Столь беспардонная настойчивость немного его нервировала, но не злила. Тубис понимал, что Анька ревнует его к новой игрушке и всеми силами старается вернуть себе утерянный статус главной любимицы. Он открыл дверь и впустил в дом овчарку, которая тут же села у его ног, преданно заглядывая в глаза хозяину.

– Чего ты страдаешь? – ласково спросил он. – С Лизой у нас просто секс. А тебя я люблю. Улавливаешь? Не могу же я сексом с тобой заниматься.

Анька напрягла уши и звонко гавкнула, явно не соглашаясь с человеком. Тубис улыбнулся и потрепал ее по холке:

– Ну и дурочка ты у меня.

Анька снова гавкнула и демонстративно удалилась на кухню. Человек проводил ее рассеянным взглядом, думая о чем-то своем, а затем направился в подвал.

Лиза полулежала на диване, примостив под спину подушку, и читала книгу. Обычно, покидая помещение, Тубис гасил свет, оставляя пленницу в темноте. Но она пожаловалась, что умрет от скуки, если ей не обеспечат хоть какое-то развлечение, помимо плотских утех. На следующий день Сан Саныч принес несколько книг на выбор и выключал свет только на ночь.