Но Морелли не удалось все же угодить композитору, и спустя два года Верди расширил характеристику Яго, который целиком завладел его думами. "Если бы я был актером, - говорил композитор, - и мне пришлось бы играть роль Яго... я бы придал его поведению и манерам лень, небрежность: он равнодушен ко всему и ко всем. И хорошее и плохое он говорит мягко, как бы совсем не думая о предмете разговора. И поэтому, если кто-то вдруг поймает его на лжи, он может ответить: "Действительно? Я и не заметил. Забудь, что я сказал". Подобный человек может обмануть кого угодно, даже свою жену до известной степени".
Наиболее серьезная ошибка, которую иногда делают актеры, исполняющие роль Яго, заключается в стремлении создать этакий демонический образ, с сатанинской усмешкой и дьявольским взглядом. Эти актеры просто не понимают, о чем идет речь в произведении. Каждое слово, произнесенное Яго, доказывает, что он человек, очень злой, но все же человек.
Шекспир сообщает нам, что Яго приблизительно двадцать восемь лет. А Чинцио Джиральди, автор новеллы, из которой Шекспир почерпнул материал для своего шедевра, говорит: "В Яго удивительно сочетаются красивая внешность и на редкость злая сущность".
Конечно, Яго должен выглядеть весьма привлекательно: живой, открытый, приятный в общении. Поэтому все верят в его честность, что значительно увеличивает власть Яго, его способность обводить всех вокруг пальца. Яго в совершенстве владеет искусством быть разным с разными людьми: он легок и весел с Кассио, ироничен с Родриго, любезен, преданно уважителен с Отелло, груб и грозен с Эмилией, подобострастен с Дездемоной и Лодовико.
По сравнению с этим психология Отелло весьма проста. Мгновенно приходящий в ярость, склонный к подозрительности, он не ищет порой неопровержимых улик, легко позволяя мимолетным чувствам влиять на его способность мыслить логически. Довольно быстро он становится жертвой жестокости Яго - жестокости, в основе которой лежит отнюдь не жажда мести.
Источником этой жестокости является и не ущемленное самолюбие, и не разочарование от того, что не Яго был произведен в капитаны. Злоба Яго никак не связана и с подозрением, что Отелло мог когда-то иметь любовную связь с его женой. Все это глупости, мелочи для Яго. Просто он является воплощением зла, зла, творящего само по себе. Яго - художник, гений коварства, которому нравится растаптывать людей. Если мы попытаемся найти логическую причину его поступков, то утратим смысл этого персонажа. Какие бы претензии ни предъявляли к драматической или литературной стороне либретто, следует признать, что это замечательное произведение, достойное того, чтобы стоять рядом с оригиналом.
Теперь поговорим о персонажах, которые находятся под постоянным воздействием Яго и - все без исключения - становятся мухами, попавшими в паутину этого паука.
Монтано, предшественник Отелло на посту губернатора Кипра, истинный солдат, уважающий дело, которому он служит. Монтано немолод; он прекрасный воин и суровый командир, преданный новому губернатору и законам Венецианской республики. Когда в первом действии происходит ссора между Кассио и Родриго, он вмешивается только для того, чтобы успокоить противников, но затем, спровоцированный пьяным Кассио, со страстью включается в поединок. Пытаясь отбить удары молодого человека, он получает ранение. Монтано, поддерживаемый солдатом, остается на ногах и просит Отелло вмешаться, произнося краткую реплику: "Им я ранен". Затем, не драматизируя ситуацию, он самостоятельно удаляется. В четвертом акте у Монтано чуть больше слов. Лодовико - сенатор Венецианской республики, посол Венеции на Кипре. На него возложена не особенно приятная миссия отозвать Отелло в Венецию и провозгласить губернатором Кипра Кассио. Слишком молодой для высокого положения, которое он занимает, Лодовико мрачен и суров. С глубоким уважением и сочувствием Лодовико относится к Дездемоне, с любовью приветствует ее. Человек из его свиты передает Отелло послание венецианского дожа. Отелло читает послание с видимым гневом и смятением. Оскорбленный отзывом, но еще сильнее тем, что на его место назначен Кассио, мавр обрушивает весь гнев на Дездемону, даже поднимает на нее руку.
Лодовико реагирует мгновенно и бурно. "Довольно!" - приказывает он. Смятение охватывает всех присутствующих. Затем Отелло, потеряв остатки самообладания, в ярости швыряет несчастную Дездемону на пол и резким жестом как бы отталкивает всех, кто осмелится приблизиться ей на помощь. Но Лодовико расчищает путь среди толпы и вместе с Эмилией почтительно помогает стоящей на коленях, оскорбленной Дездемоне.
Все в смятении застывают на местах; в большом ансамбле каждый выражает свои чувства и мысли. Исключение представляет Яго, который быстро переходит от одного персонажа к другому, выплетая ужасную интригу.
С самого начала должно быть ясно, что, несмотря на приветственные возгласы и канонаду, появление венецианского посольства - полная неожиданность для киприотов. Еще большее удивление вызывает новость, что венецианцы явились, чтобы отозвать - или по крайней мере ослабить позиции - человека, который совсем недавно добился столь блистательной победы. Двое наиболее влиятельных вельмож на этой встрече ни разу не подходят друг к другу. Их приветствия формальны, не содержат в себе ничего личного, дружественного.
В то время в Венеции модной была избыточная роскошь, и необходимо подчеркнуть резкий контраст между пышными, красивыми нарядами венецианцев и провинциальной одеждой киприотов, живущих на пыльном, выжженном солнцем острове. Киприоты, сами того не замечая, не могут оторвать глаз от драгоценной парчи и шелков, в которые одеты венецианские патриции; венецианцы в свою очередь держатся довольно высокомерно - они ведь посещают обычную колонию. Мне кажется, венецианцы должны сходить со своих кораблей размеренной поступью, рафинированные и элегантные. Каждому следует держать в руках надушенный носовой платок и то и дело подносить его к своему аристократическому носу. Нам должно быть ясно, что венецианцы чувствуют свое превосходство по отношению к киприотам.
Появление на сцене и дальнейшее поведение Лодовико может иметь большое значение для всего действия - однажды я видел это собственными глазами. Актер, который должен был играть роль Лодовико, внезапно заболел, и меня попросили уговорить моего близкого друга Джулио Нери заменить его. Нери без всяких колебаний согласился; я до сих пор помню, как он появлялся на сцене во главе депутации венецианцев. Движения Нери были медленны и благородны, мы видели человека, обладающего непререкаемым авторитетом. Его крупные, величественные жесты превратили всех нас в карликов. Когда он торжественно произнес несколько очень красивых фраз, создалось впечатление, будто все мы обесцветились, поблекли, превратились в ничтожные фигурки, смятые звуками его устрашающего голоса. Это было уникальное исполнение, где органично сплелись воедино огромный красивый голос и по-настоящему царственное поведение. Еще раз нам продемонстрировали важность так называемой второстепенной роли. Когда ее играют на таком уровне, несколько фраз способны поднять значимость всей сцены. Равным образом плохо исполненная маленькая роль подобна неверному мазку на великой картине. В конце большого ансамбля Лодовико уводит со сцены Дездемону, за ними следует хор.
Последний раз Лодовико ненадолго появляется в четвертом акте - он входит в спальню Дездемоны вместе с Яго и Кассио, услышав крик Эмилии. Он властно приказывает Отелло отдать шпагу; вначале Отелло отказывается, но затем подчиняется и вручает шпагу Лодовико. Потрясенный случившимся, Лодовико не может предотвратить самоубийство Отелло, тем более беспомощными чувствуют себя в этой ситуации Кассио или Монтано. И Лодовико вместе с другими в глубокой задумчивости удаляется, оставляя взорам зрителей трагическое зрелище.
Родриго - богатый молодой венецианец, элегантный и очень застенчивый. Он тайно любит Дездемону, которая даже не догадывается об этом. Будучи наивным юным мечтателем, он легко попадает в сети, расставленные Яго, и становится послушным инструментом в его руках, невольно помогая негодяю плести сеть подлой интриги.
