ОТАР ДАВИДОВИЧ КОТРИКАДЗЕ

В семь утра меня разбудил телефон. Звонил майор Тильви.

— Доброе утро, профессор. Я уже полчаса жду вашего, звонка.

Я воспринял этот упрек без обиды. И не стал объяснять майору, что почти не спал.

— Извините за задержку, — сказал я. — Изосейсмическая карта готова. К сожалению, у нас не было подробной геологической карты района.

— Я пришлю за картой машину.

— Не надо, — ответил я. — До комендатуры десять минут пешком. А я привык утром гулять. Вместо зарядки.

— Хорошо, — сказал майор, — тогда мы вместе позавтракаем.

К моему удивлению, оказалось, что моя охрана за ночь увеличилась. Два солдата стояли у ворот, еще двое мирно спали на веранде, и над ними суетливо летали птички, гнезда которых были прикреплены к столбам веранды. Когда я выходил из ворот, один из солдат поднялся и пошел шагах в трех сзади.

Улица была по-утреннему деловита. Мне встретился монах в оранжевой тоге. Монах прижимал к животу черный горшок, из которого высовывались судочки. Под мышкой у него торчал длинный темно-красный зонт. Две школьницы в одинаковых синих юбках и белых блузках замерли, глядя, как солдат с автоматом ведет куда-то большого дядю в мятом костюме.

Мы свернули за угол, к комендатуре, и тут меня ждало неожиданное потрясение. Какой-то человек кинулся на меня, и нападение было так неожиданно, что я инстинктивно отшатнулся. Этот момент растерянности чуть не стоил мне черной папки с картой. Человек рванул ее к себе. Я, скорее со страху, чем от излишнего мужества, еще крепче вцепился в папку, и мы несколько секунд изображали собой статичную группу борцов.

Ситуацию разрядил сопровождавший меня солдат, который вышел из-за угла. Он не догадался бросить стебель сахарного тростника, который жевал, что помешало ему схватиться за автомат. Нападающий оказался проворнее всех. Он зигзагами побежал по улице и нырнул в кусты. Солдат наконец догадался выбросить драгоценный тростник и бросился за ним. А я без помех дошел до комендатуры.

Майор, насколько понимаю, наблюдал за моим приключением из окна и встретил меня на лестнице мрачнее тучи.

— Солдат будет наказан, — были его первые слова.

— Солдат не виноват.

Я спешил успокоить майора. Я протянул ему черную папку.

— Карта здесь.

Майор овладел собой.

— Завтрак готов, — сказал он. — Я еще раз приношу извинения за прискорбный случай.

Когда мы сидели за письменным столом майора и пили чай с молоком, я спросил:

— А машина на озеро?

— Машина ушла еще ночью, — сказал майор. Задумчиво хрустя гренком и не глядя на меня, он добавил: — Мне не нравиться, что человек, который приказал этому бандиту напасть на вас, слишком много знает.

— А что именно?

— Он знает, что вы сегодня должны были принести мне карту. Он знает, что «джип» с озера должен был сегодня утром ехать в Танги с важными данными. И он почему-то очень заинтересован в том, чтобы мы не были готовы к землетрясению.

КАПИТАН ВАСУНЧОК

Рано утром ко мне пришел майор Тильви. У него болела рука, и он был обеспокоен. Он принес мне карту, полученную от профессора Котрикадзе. Если ей верить, хуже всего придется деревням по западному берегу Линили, да и сам Танги будет разрушен. Русский обещал ему уточнить дату к обеду — он ждал, когда приедет его спутник с озера и привезет свои записи.

Надо было действовать, но, пока не подойдет помощь из Лигона, Тильви было трудно что-либо предпринять. Договорились, что, как только станет известна дата, я пошлю полицейских по окрестным деревням, чтобы они предупредили людей.

Майор считал, что у него есть враг, который хочет, чтобы землетрясение пришло неожиданно. Он рассказал мне о случае с картой, о проколотых шинах, о микрофоне в комнате русских.

— Вы знаете людей, дядя Васунчок, — сказал он.

— А кто знал о карте? — спросил я.

— Кроме нас с русским профессором, бургомистр Джа Локри, капитан Боро и стенографист. Они были на совещании.

— А подслушать вас не могли?

— Я велел проверить мою комнату и комнаты русских.

— Иди, Тильви, — сказал я ему. — Я буду думать.

Как только Тильви ушел, сестра сказала, что перед госпиталем сидит какой-то монах, который хочет меня видеть.

— Впусти его, — сказал я.

Монах был молод, тога вся в пыли, он устал. Я спросил:

— Ты шел пешком из монастыря Пяти золотых будд?

— Да, — ответил он. — Я вышел ночью и пришел только сейчас. Но в гору я поднялся на автобусе.

— У тебя ко мне письмо?

— Нет. Настоятель не дал мне письма. Он сказал, что его могут отнять, а то, что в голове, не видно чужому глазу.

— Говори.

— Почтенный Махакассапа сказал, что то, чем вы интересуетесь, хранится в пещере за сосновой рощей. Оно сейчас там.

— Хорошо, — сказал я. — Почтенный Махакассапа знает, в какой из пещер груз?

— Да, — сказал монах. — Он знает.

— Еще что-нибудь он передавал?

— Почтенный Махакассапа думает, что вчера один охотник из деревни видел Па Пуо. Па Пуо сбрил свои знаменитые усы.

— Как моя дочь?

— Мы по очереди незаметно смотрим за ней, чтобы чего-нибудь не случилось. Настоятель думает, что сердце Лами расположено к молодому русскому, который живет на острове. Русский приезжал к монастырю, и Лами выходила к нему.

— Скажи сестре, чтобы тебя накормили, — сказал я монаху.

— Спасибо, господин, — ответил монах. — Я уже ел утром. Монах ушел.

Я должен был думать о делах, но беспокоился о Лами. Я знал, что князь смотрит на нее с вожделением и оказывает девочке знаки внимания. Князь не любит меня. Я знаю, что в меня стреляли у озера люди князя. Но пока я не мог доказать, что князь торгует опиумом. Я убежден в этом, мой друг, близкий к князю, тоже, но что толку. Князь слишком силен в Танги, а майор, которому я мог бы доверить тайну, занят своим землетрясением. Если Лами понравился русский, ничего хорошего я не жду. Па Пуо там, у монастыря. Значит, князь обо всем знает… Я почти не сомневался, что именно князь хочет помешать майору.

ВЛАДИМИР КИМОВИЧ ЛИ

Майор прислал полный «джип» автоматчиков во главе с бравым лейтенантом, который тут же выставил посты на острове и послал двух солдат наверх, в сосновую рощу. Когда я уезжал в Танги, лейтенант сидел на ящике из-под пива под развесистым деревом и допрашивал старосту. Староста нависал над ними и гудел, призывая в свидетели духов гор.

Вспольный проводил меня до машины. Он был небрит и сообщил, что намерен отпускать бороду. Я думаю, это его давнишняя мечта, но сначала мама не позволяла, потом начальство смотрело косо, а потом и сам отказался от такой революционной мысли.

Когда я забрался в машину, он приблизился и прошептал:

— Я загляну в монастырь, посмотрю, все ли там в порядке, не беспокойтесь, Володя.

Он может быть трогательным.

Я сидел впереди, рядом с шофером. Новый шофер оказался человеком сдержанным, воинственным и даже суровым. Он положил автомат на пустое заднее сиденье и время от времени оглядывался, чтобы убедиться, что автомат никуда не сбежал.

Мы миновали городок. Затем дорога начала взбираться наверх. Она была узкой, а перегруженные автобусы неслись как очумелые, забывая сигналить, и порой нам приходилось, пролетая мимо них, повисать колесами в воздухе. Я не стал объяснять шоферу, что люблю тихую и размеренную езду.

И тут машина резко затормозила.

В этом месте дорога делала крутой поворот. На повороте, чудом не улетев в пропасть, упершись смятым радиатором в дерево, стояла только что разбившаяся машина.

Ее передняя дверь была открыта, и из нее вывалился, головой вперед, мой старый знакомец Матур. Видно, его прижало рулем, так как он только простирал руки в нашу сторону.

— Стой! — крикнул я шоферу, который игнорировал катастрофу. Я бросил портфель с моими расчетами и лентами датчиков на заднее сиденье и на ходу выскочил наружу.