— Anlegen! — скомандовал эсэсовец.

Солдаты подняли орудия, став наизготовку, приставив к плечу.

— Да простит его Всевышний Творец, — произнес священнослужитель вполголоса. — Девушка, не бойтесь, — повернув голову в сторону матери с ребенком. — Как Вас зовут? — вытирая окровавленный подбородок.

— Ро-Ро-Роза! — сквозь дрожащие зубы пролепетала мученица. — Роза. Роза Кроули.

— А как звать дитя?

— Я не успела придумать ей имя. Пусть носит мое имя. Она будет жить? Или нас всех убьют?

— Zielen! — продолжил немец.

Солдаты взяли их на прицел.

— Ваше дитя в руках Бога. Но, она будет жить! — сквозь слезы сказал священник. — Будет дан шанс! — улыбнулся Делакруа. — Не бойтесь! Неисповедимы пути Господни.

Женщина склонила голову, прижимая ребенка к себе, и начала молиться.

— Я прощаю Вас, лейтенант Герберт, я не держу зла на всех вас, — вернув взгляд в сторону немецких солдат. — Я прощаю глупцов и не праведников, садистов и извергов, карателей и убийц. Ибо мы все — порождение и проявление одного единого целого, мы и есть доказательство того, что Всевышний Творец существует. Я чист в помыслах своих! — сказал падре, раскинув руки в стороны. — Дитя, прими и ты то, что уготовила тебе судьба, что уготовил тебе Единый Бог, — произнес он, обращаясь к Розе старшей. — Не бойся! Бог с тобой! — продолжал он. — Твоя дочь будет жить, — переходя на шепот. — Я видел это во сне!

— FEUER! — прокричал офицер, и его глаза озарились дьявольским блеском.

Раздалось несколько почти одновременных автоматных очередей. Пронзая капли дождя на своем пути, заглушая гром, пули вонзились в тела своих жертв.

— Прости и ты их! — произнес священник, ударяясь о стену.

Делакруа закрыл глаза, падая на землю.

[1] Строительный материал белка, из которого состоит любая белковая форма жизни.

Пока я пишу это письмо, весь мир замирает, замирает в ожидании моего последнего слова, замирает с ожиданием самой последней точки. И когда мой герб коснется воскового слепка — все оживет!

отрывок из рукописи

„Переписка преподобного Буа с Неизвестным“

драматург и философ

князь Иоанн Гранул

1430 год н. э.

Владислав приподнял веки, яркий свет тут же ударил ему по глазам. В сознании прозвучал еще один выстрел, слабо отдавая эхом, и все утихло.

Он лежал в кровати.

— Что это было? — спросил себя Владислав. — Бог мой, что это?

Его глаза начали привыкать к яркому свету. Осмотревшись, доктор заметил, что его окружает лишь белый свет и больше ничего.

— Где я? — спросил себя доктор, резко приподнявшись с кровати. — Что происходит?

— НАЙДИ МЕНЯ, — внезапно раздался оглушительный голос в белой пустоте, отдавая многократным эхом, а потом он резко затих.

— Кто? — беглым взглядом пытаясь что-то рассмотреть.

— Найди мое Я! — спокойным голосом, вновь с эхом.

— Похоже, мне это снится, — подумал Владислав. — Это сон? Да, точно, — вставая на ноги. — Нужно проснуться. Фу, — выдыхая, он выпрямился.

Он еще раз посмотрел по сторонам, но кроме белого света ничего не было. Кровать тут же растворилось.

— О! — обернулся мужчина. — Как такое возможно?

В воздухе еще витали частицы того, что некогда было его местом ночлега. Мелкие крупицы стали распадаться. И спустя еще несколько секунд исчезли.

— О, как! — удивился доктор. — Нужно проснуться! — тряся головой. — Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся!

— Так ушли они, — сказал все тот же странный голос, но на этот раз шепотом. — Ушла вся Вселенная. Вся огромная Исконная Вселенная. Пакт о не прикосновении! Лишь он спас ваших прародителей! Но они не признали быль тех времен. Будто ее не было вовсе! Они возжелали забыть о тех, кто создал их. Они выдумали свою религию. Они заставили в нее верить! Но не все отреклись!

— С кем я говорю? — взволновано спросил Владиславович.

— Мы еще встретимся. Я жду тебя. Помоги мне. Они режут, кромсают меня. Я не могу умереть. Они не дают! Они не хотят этого. Лучше умереть на родине, чем в их подвалах. Но им нужен не я… — резко замолкая, — …а другое, чего дать я им не имею право. Нужен пилот!

— Я не понимаю, что Вы пытаетесь мне объяснить, — доктор суетливо продолжал вертеть головой.

— Я пытаюсь. Но иссяк уже много лет. Я пытаюсь. Я могу опять заснуть.

— Что ты такое?

— Я… — запинаясь. — МНЕ БОЛЬНО! — прозвучал вновь оглушительный голос, после чего эхо стало еще сильнее.

Владислав услышал звук будильника и открыл глаза.

Мерзкое дребезжание, лежавших на комоде часов, противно отражалось от голого потолка. Приоткрытые жалюзи впускали утренний свет прямо на лицо доктора. Он начал прикрываться руками. Сон стал постепенно уходить. В таком состоянии Владислав ненавидел все будильники мира.

— Что за тварь придумала это устройство, — пробормотав сквозь сон. — Точно не человек!

Устройство продолжало звенеть. Лесневский замахнулся и сбил его. От удара об пол, оно резко звякнуло и загудело. Доктор схватился за подушку и ударил по нему, прижимаясь к еще теплой постели. Будильник проскользнул под шкаф и стал угасать, отдав характерным хрустом. Звонок еще несколько раз булькнул, и наступила тишина.

— Ох… — зевая. — Ну, что же, встаю-встаю, — протирая глаза. — Черт, я вообще не выспался с этим перелетом. Да еще будильник наверно сломал, — приподнимаясь, он скорчил лицо и опять зевнул. — Странно, я никогда не лупил будильники, — не переставая зевать. — Что на меня нашло? Я, что спал на ходу вчера? Вот это я устал, я ничего не могу вспомнить из-за вчерашнего, как прилетел, как добрался до дома? Странно. А багаж присла… — замечая боковым зрением коричневый чемодан. — Ах, значит прислали.

Взвесив ноги с кровати, он сонно начал нащупывать тапочки. Одев их, Владислав с неохотой полез под шкаф. Рассматривая часы, он тут же заметил трещину на циферблате, секундная стрелка стояла на месте.

— Ничего не понимаю, — на выдохе. — Откуда такая агрессия у меня, да еще с утра? — сжимая будильник. — Раритетное механическое устройство, — вновь вздыхая.

Выдвинув ящик комода, он уложил сломанное устройство рядом с канцтоварами.

— Ерунда какая-то… — усевшись вновь на кровать. — Кошмар, жуткий сон. Какая еще Исконная Вселенная? Бред! В голове явно бардак! — вздыхая. — Интересно… К чему тут эти немцы, нацисты? Франция? А ну их, — отмахнулся доктор. — Сейчас же лекция. Нужно только не забыть записать все, что я видел во сне… Однако, интересный сон, сны…

Завтрак на скорую руку был холодным, однако кружка горячего кофе все уравновесила. Одной рукой он наворачивал масло поверх хлеба. Свежеиспеченное в тостере хлебобулочное изделие постоянно хрустело и осыпалось. Другой рукой, уже весь перепачканный в крошках, доктор делал пометки в дневнике с черной обложкой. Так он записывал все свои сновидения каждое утро. Иногда ему казалось, что это впустую, это слишком много отнимает времени, вместо того, чтоб просто наслужиться завтраком. Однако, дневник он вел уже давно, и половина его была плотно исписана. Он старался не оставлять пустых страниц, дописывая их до конца. Заметки и зарисовки, мысли и идеи, все важные события в его жизни. Для него это было своего рода терапией.

Утренняя трапеза не отняла у него много времени. Собрав все свои вещи в кейс, накинув легкий пиджак, доктор вышел из дома.

На улице стояло теплое летнее утро. Вдыхая воздух полной грудью, Владислав ощутил приятный запах цветов. В центре двора располагалось несколько огромных клумб с розами. Здесь нередко можно было заметить местных жителей, бережно ухаживающих за растениями. В это время года в воздухе постоянно витали свежие цветочные ароматы. Прохладный утренний ветерок придавал сил и вызывал желание прогуляться. А щебет воробьев был подобен чудесной музыке. Владислав, опьяненный окружающей его природой, еще раз вздохнул полной грудью и направился в сторону трамвайной остановки.