— Восток — дело тонкое, — подытожил кондуктор. — Хотя, постой, он же вроде погиб?

— Кто?! — изумился собеседник.

— Ну этот, Кули-хан, мать его!

— Как есть погиб, — согласно кивнул солдат.

— Кто же тогда выкуп прислал?

— Да кто их разберет, ваше благородие, одно слово, басурмане!

— Я еще не благородие.

— Какие ваши годы, еще будете.

Неожиданная информация заставила Будищева крепко задуматься. Непонятно зачем спасенный мальчишка, на глазах из обузы переквалифицировался в потенциально ценный актив. Только непонятно как его перевести в звонкую монету? Тем более что начальство, судя по всему, имеют на мальчонку свои виды. Если его покойный папаша был и впрямь большой шишкой в Мерве, возможно осталась еще не менее влиятельная родня. И если на нее надавить….

— К черту, — махнул рукой Дмитрий, — я на этом матче все равно — центральный отпадающий!

Впрочем, события только начинали разворачиваться. Уже наступил вечер, когда в палатку к Будищеву неожиданно заявились подполковник Щербина вместе все с тем же давешним знатным туркменом. Следом за последним тащился слуга с небольшим свертком.

— Здравия желаю вашему высокоблагородию! — вытянулся ошарашенный Шматов, по привычке относящийся к любому начальству с невообразимым почтением.

— Здорово, братец, — с покровительственной улыбкой отвечал ему офицер. — А что, господин подпрапорщик[3] у себя?

— Здравствуйте, господа, — вышел из палатки Будищев и, окинув быстрым взглядом незваных гостей, распорядился: — Феденька, сообрази нам чаю!

Стульев у него, разумеется, не было, более того, во всем Бами они нашлись бы только в штабе отряда, да в импровизированном клубе, устроенным в большом сарае, где вечерами собирались господа-офицеры поиграть в карты или биллиард. Но гости оказались нетребовательными и с удовольствием разместились на постеленных на полу коврах, а слуга-туркмен застыл чуть поодаль на корточках.

По счастливому стечению обстоятельств чайник уже стоял на углях, и верному денщику оставалось лишь бросить в него заварку, после чего подавать гостям. Те приняли угощение как должное и охотно выдули по нескольку местных чашек, именуемых пиалами и представлявших из себя что-то вроде глубоких блюдец. Знатный туркмен по обычаям своего племени пил чай соленым и с молоком, русские напротив предпочли сахар, но в любом случае все гости остались довольными проявленным к ним вниманием.

— Господин Будищев, — перешел к делу подполковник, — позвольте представить вам Ибрагим-бека. Он родом из Мерва и служил покойному Махмуд-Кули-хану, а к нам прибыл с одной деликатной миссией.

— Выкупить из плена мальчишку, — проявил осведомленность Дмитрий.

— Совершенно верно, — кивнул Щербина.

— И много предлагает?

— Достаточно, — тонко улыбнулся офицер.

Александр Григорьевич Щербина был в Закаспийском крае человеком известным. Долго прослужив в этих местах, он был одним из немногих армейских офицеров постаравшихся изучить быт и обычаи местных племен, выучил их язык и завел среди аборигенов множество друзей. Стоит ли удивляться, что вскоре он стал незаменимым в деле переговоров о закупке верблюдов, найме погонщиков и тому подобных вещах.

К тому же, в отличие от чиновников военного ведомства, считавших местных киргизов и туркмен чем-то вроде своей законной добычи, он никогда не обманывал простодушных жителей пустыни, отчего те в свою очередь, желали иметь дело только с ним. Все это, разумеется, вызывало ненависть интендантов, распускавших слухи о нечистоплотности подполковника, якобы завышавшего закупочные цены и клавшего разницу себе в карман.

Обо всех этих подробностях и слухах Будищев был прекрасно осведомлен, и теперь с интересом наблюдал за офицером, пытаясь понять, зачем тот пришел и чего хочет добиться.

— Повезло же кому-то, — ухмыльнулся Дмитрий. — Выкуп получат. Или наше начальство, чем другим возьмет?

— Вы правы, — не стал спорить офицер. — Командование надеется, что открывшиеся обстоятельства помогут удержать жителей Мерва от помощи текинцам, ослабив, таким образом, последних. И будьте покойны, если все получится, один беспокойный моряк, проявивший столько человеколюбия, не останется без награды.

— Медаль на шею дадут? За спасение утопающих…

— Ха-ха-ха, — жизнерадостно рассмеялся Щербина. — Вы неподражаемы! Впрочем, если говорить по совести, то от начальства поощрения можно дождаться довольно долго, однако совсем без вознаграждения ваш милосердный поступок не останется в любом случае. Дело в том, что как только Ибрагим-бек узнал, кому юный Али обязан жизнью, он немедля пожелал вознаградить спасителя. Собственно, мы здесь как раз по этому поводу.

Окончив свою речь, подполковник что-то сказал по-туркменски своему спутнику и тот разразился длинной речью, которую Щербина в общих чертах перевел. Дмитрий внимательно выслушал все что ему сказали, после чего с интересом взглянув на сверток в руках слуги, сказал:

— Передайте своему другу, что я проникся.

Суд по всему посланник и без перевода понял, что именно сказал моряк, потому что немедля хлопнул в ладоши, после чего слуга с поклоном передал ему свою ношу. Будищев принял дар со всей возможной учтивостью, тут же развернул, едва при этом удержавшись от того чтобы присвистнуть. Внутри свертка находились явно изготовленные одним мастером сабля и кинжал, но… бог мой, что это было за оружие! И рукояти и ножны были целиком украшены причудливыми золотыми узорами, кое-где перемежавшимися довольно крупными драгоценными камнями. Дмитрий не слишком разбирался в холодном оружии вообще и в ювелирном искусстве в частности, но даже ему было очевидно, что подарок поистине царский!

— Скажите Ибрагим-беку, что я в восторге! — изобразил улыбку на лице кондуктор, одновременно прикидывая, сколько может стоить этот набор у столичного антиквара.

Улыбающийся подполковник охотно перевел его слава туркмену, после чего они дружно поднялись и стали прощаться.

— Сейчас нам пора, уважаемый Дмитрий Николаевич, однако, уверен, что мы еще не раз встретимся.

— Непременно, Николай Аристархович, непременно, — отозвался Будищев, провожая гостей.

— Ишь, какая красота! — благоговейно прошептал Шматов, разглядывая подаренное «барину» оружие. — Генералу не зазорно носить …

— Вот-вот, — усмехнулся Будищев, — а поскольку нам с тобой генеральство не светит, прибери эту красоту подальше. Потом подумаем, как ее в Россию отправить.

— Это верно, — охотно согласился Федька сворачивая сверток. — Неровен час украдут, или еще какая беда приключится.

— Покаркай мне тут, — отмахнулся Дмитрий, одергивая мундир.

Сегодня он собирался зайти в офицерский клуб, а потому следовало хотя бы минимально привести себя в порядок. Где-нибудь в центральной России, флотскому кондуктору или армейскому подпрапорщику путь в подобные заведения был заказан, но в Закаспийском крае нравы были куда свободнее. К тому же, Будищев слыл человеком храбрым, небедным и при том хорошим товарищем. И судя по всему, куда более известным, чем он сам до сих пор о себе думал. Обычно подполковники в гости к унтерам не ходят…

[1] Клюква — жаргонное название ордена святой Анны, носившегося на темляке сабли.

[2] Авторство фразы «артиллерия — бог войны» приписывается И.В. Сталину.

[3] Флотский кондуктор примерно соответствовал армейскому подпрапорщику.

Р.S. Щербина — оказался Александр Григорьевич

Вы никогда не обращали внимания, что выражения лиц погонщиков неуловимо напоминают выражение морд их верблюдов? Они так же величаво безмятежны, так же полны презрительного равнодушия к окружающим видам и людям. Отличие, по сути, только одно. Животное может безнаказанно плюнуть в проходящего мимо солдата, а вот его вожатый на это вряд ли решится. Потому как, верблюд — скотина хоть и неразумная, но все одно божья, а вот погонщику за такое дело тут же по мордасам прилетит от всей широты рязанской или псковской души.