— Фига себе! — удивился прапорщик, увидев внутри крепостного двора кибитку. — Это кто так шикарно устроился?

— Командир роты самурцев штабс-капитан Юнковский и его субалтерн прапорщик Снаткин, — охотно пояснил ему Берг.

— А вы, значит, с Сашкой для себя ямку выкопали? — хмыкнул Будищев.

— Зато к пушкам ближе, — парировал артиллерист, широко известный спартанским образом жизни.

Солдаты в отличие господ-офицеров располагались внутри крепости с куда меньшим комфортом. Большинство из них ютились под дощатыми навесами, устроенными вдоль стен, в качестве подмостков для стрелков. Рядом с лестницей, ведущей на угловую башню, сидело несколько человек без рубах и с ожесточением давивших насекомых, в изобилии водившихся у давно не видевших бани доблестных воинов.

— И откуда они только берутся? — с досадой бросил один из них. — Ей богу, посинел уже без одежи, а они все не кончаются!

— Известное дело, от грязи, — с ленцой в голосе пояснил ему сосед, бывший, судя по брюкам флотского образца, матросом.

— Интересно, а у господ офицеров эта нечисть имеется?

— А ты у них сам спроси, — с невинным видом посоветовал моряк и тут же отвернулся, как будто ничего не говорил.

— У кого? — удивился простодушный самурец и тут же наткнулся взглядом сразу на трех офицеров, идущих к башне, стараясь при этом не отдавить никому ногу или руку.

К счастью для заболтавшегося нижнего чина, Майер и Берг, то ли не расслышали его вопроса, то ли не сочли нужным как-то отреагировать, и просто прошли дальше. Но вот Будищев, как оказалось, не упустил ничего.

— Иди-ка сюда, братец? — поманил он обмершего солдата, а когда тот, дрожа уже не только от холода приблизился, наклонился и что-то шепнул ему на ухо.

— Что-что он тебе сказал? — спросил снедаемый любопытством матрос у все еще стоящего с округлившимися глазами товарища.

— Их благородие, — выдавил из себя тот, — говорят, что как только их в чин произвели, так все воши сами собой и пропали!

— Брехня! — авторитетно заявил один из слушателей, до сих пор чинивший сапог и не встревавший в разговор. — Я давеча в лагере был, так слыхал, как господин капитан Греков велел своему денщику его господское белье сжечь, потому как насквозь ими покрыта.

— Так ен пехоцкий, — с насмешливым видом возразил солдату моряк. — А наш Будищев-то флотский. Понимать надоть!

— Погоди-ка, — даже привстал сапожник, — так это что и есть Будищев?

— Ну дык!

— Тогда все может быть. Уж если от него текинцы разбегаются что твои тараканы, то вша и подавно манатки соберет и деру!

Последние слова были встречены всеобщим смехом, после чего служилые вернулись к своим занятиям, впрочем, продолжая вполголоса травить солдатские байки.

Возвышавшаяся над Калой башня использовалась русскими, во-первых, как наблюдательный пункт, откуда было прекрасно видно все внутреннее расположение в Геок-тепе, а во-вторых, как станция гелиографа, сигнал с которой в свою очередь был хорошо заметен во всем русском лагере. Впрочем, наши «охотники» не стали подниматься на самый верх, а заняли место на прилегающей к башне стене.

— Давай, Сан Саныч, — поощрил гардемарина Будищев. — У тебя право первого выстрела.

— Рискуете, мон шер! — как будто с легким осуждением покачал головой Майер, а сам немедля занял позицию.

— Кого вам будет угодно избрать своей целью? — поинтересовался Берг, беря в руки бинокль.

— Пожалуй, вот того, у дерева, в красном халате.

— Это рядом с завалом?

— Да. Как полагаете, какое расстояние?

— Думаю, сажен двести с хвостиком.

— А в хвостике сколько?

— Еще полстолько, — ухмыльнулся Будищев, с интересом наблюдавший за их приготовлениями.

Гардемарин тем временем плавно нажал на спуск и берданка, гулко ахнув, послала вперед пулю.

— Направление чудесное, — счел необходимым отметить артиллерист, — но недолет!

— Ничего, — раздосадовано буркнул Майер и, перезарядив, выстрелили еще раз.

— Уже лучше, но все равно мимо!

— Ваша очередь, — обратился к Дмитрию подпоручик.

— Вы бы слезли с парапета, — спокойно заметил тот, прицеливаясь.

— Пустое, — отмахнулся бравировавший своей храбростью офицер. — Халатникам уже удалось подстрелить меня в прошлый поход, так что, готов биться об заклад больше у них не получится.

В этот момент, текинцы ответили, и над башней прожужжала пуля из крепостного ружья, в изобилии имевшихся у защитников Геок-тепе.

— Да это хамство! — делано возмутился подпоручик, как бы обращаясь к неведомому стрелку, — беспокоит тебя Майер, а ты в меня целишь, дурашка!

— Иди сюда, — выдохнул Будищев, спуская курок.

— Попали! — радостно воскликнул Берг, заметивший, как кувыркнулся текинец в красном халате. — Впрочем, кажется, вы угодили бедняге в ногу. Да-да, он еще жив. Вон к нему бегут его товарищи.

— Тогда у меня есть возможность реабилитироваться, — оживился гардемарин и выстрелил еще раз.

— Один есть! — подтвердил его удачу подпоручик и обернулся к Дмитрию, — ваше слово?

Берданка бухнула еще раз, и очередной защитник Геок-тепе упал, как будто подломился.

— Опять попадание и опять в ногу, — констатировал артиллерист. — Но поскольку цель господина Майера, скорее всего, убита, полагаю, можно засчитать ничью.

— Нет возражений, — усмехнулся прапорщик, не отрываясь от прицела, и выстрелил еще раз.

— Еще одно попадание и опять в ногу, — наморщил лоб подпоручик, как будто решая про себя непонятную задачу.

— Стабильность — признак мастерства! — непонятно к кому обращаясь, заметил Будищев.

Невидимый текинец снова выстрелил из крепостного ружья, осыпав русских офицеров глиняной крошкой.

— Интересно, какой калибр у этого зверя? — со смехом поинтересовался гардемарин, выцеливая новую жертву.

— Надо бы откопать пулю и измерить, — пожал плечами Берг. — У наших конструкции барона Гана восемь линий [1], а тут, полагаю, не меньше.

— Так вот отчего их называют фальконетами.

— И как видите, текинцы недурно владеют этим оружием. Кстати, откуда он стреляет? Будищев, вы его заметили?

— Видите кривое дерево у стены?

— Вы уверены?

— По нам палят все кому не лень, но только у этого обормота облако дыма как от самовара.

— Пожалуй, вы правы.

Не успел Берг договорить последние слова, как снова ухнула берданка и неведомый стрелок, которого он только что с таким трудом заметил, вывалился из своего укрытия.

— Наповал! — констатировал подпоручик и с видимым облегчением посмотрел на Дмитрия. — Полагаю, можно подвести итоги. Наш друг Майер подстрелил троих, а вы, господин прапорщик, четверых ранили и почти наверняка убили последнего. Я бы предложил считать поединок ничьей, если бы вы не потратили пять патронов на пять целей. Что же касается Александра Александровича, то он их расстрелял почти полтора десятка.

— Винтовка кривая! — с явной досадой заявил гардемарин. — В другой раз, мон шер, я тебя непременно обставлю.

— Судя по всему оружие господина Будищева тоже не без греха, — возразил Берг. — Не просто же так, он всякий раз поражал ногу, а не грудь.

— Не наговаривайте на берданку, Владимир Александрович, — усмехнулся Дмитрий. — Бой у нее весьма не плох, и попадал я как раз туда, куда целился. Ну, кроме первого раза. Тогда, действительно, метил в грудь, чтобы пристреляться.

— Погодите, вы что же действительно желали покалечить врага, вместо того чтобы убить? — изумился подпоручик. — Но это же… я, право, не знаю даже как назвать!

— Зачем? — спросил Майер, удивленный не менее своего приятеля.

— Как бы вам это объяснить, господа, — наморщил лоб прапорщик. — Видите ли, покойник он просто лежит и пока не начнет вонять, никому особо не мешает. А раненный вопит, наводя тоску на своих товарищей, его надобно утащить в укрытие, для чего нужно два, а лучше четыре бойца. Кроме того, его надо лечить, перевязывать, ухаживать за ним. Сплошной убыток, при том, что война, как ни крути, предприятие коммерческое.