Чаарлах замолк и выжидающе посмотрел на Моэртала. Тот привычно помолчал, и затем произнес:

— Значит, по-твоему, не я, а меня схватили.

— Что вы, блистающий одонт! — запротестовал старик. — Я в этой истории тукка. Мое дело — быть съеденным, коли не сумел унести ноги. А кто тут гвааранз — это вам судить.

— Разберемся, — пообещал наместник. — Но и ты думай. Даже если ты не тот, за кого тебя принимают, все равно ты знаешь больше, чем говоришь.

Моэртал повернулся к Шоорану и резко спросил:

— Кто такой рсаар? Я где-то слышал это имя.

— Это мой напарник, — ответил Шооран, тоже удивленный, откуда сказитель знает имя тюремщика. — Он стоит за дверью.

— Сменить, — приказал одонт, — и доставить ко мне. С ним тоже не все ясно.

— Трудно разбирать след жирха, — посочувствовал пленник.

Моэртал, не ответив, вышел. Шооран вышел следом и наложил на дверь засов. Перепуганный рсаар, оставив пику, засеменил следом за наместником. Шооран остался на посту. Два часа он отстоял неподвижно, навытяжку, словно перед взором сияющего вана. Ни разу даже не отодвинул пластину, прикрывающую окошечко — боялся встретить понимающий взгляд Чаарлаха. Через два часа пришел смертельно недовольный назначением Турчин и сменил Шоорана. Теперь впереди было два часа, которые надо использовать с наибольшей пользой.

Шооран поспешил к дому.

Яавдай, как всегда возилась по хозяйству, в комнате пряно пахло вымоченным в вине мясом.

— Обед еще не готов, — виновато произнесла Яавдай.

Шооран подошел ближе. Он как-то вдруг ясно увидел то, что старался рассмотреть все эти недели — у Яавдай будет ребенок. Но именно в эту минуту долгожданное открытие не радовало.

— Нам надо уходить, — произнес Шооран.

Яавдай ничего не ответила, лишь кивнула послушно.

— Ты, наверное, не поняла, — сказал Шооран. — Я совершил… точнее совершу, но можно считать, уже совершил такое… короче, меня объявят преступником. Нам надо бежать отсюда. За своих — не бойся, Яавдал уже большой. Мне сейчас надо идти, а ты собери самое нужное и жди меня через час на мокром оройхоне у второго суурь-тэсэга.

— Я поняла, — тихо сказала Яавдай.

Шооран подошел ближе, коснулся ладонями волос.

— Прости меня, — попросил он. — Я понимаю, что это не вовремя, но беда никогда не приходит вовремя.

— Ничего, — сказала Яавдай. — Это даже к лучшему.

Шооран вернулся в темницу, сменил злого на весь свет Турчина. С трудом дождавшись, когда тот уйдет, открыл дверь камеры. Казалось, Чаарлах спал, но едва дверь скрипнула, он сел, без малейшего удивления глядя на Шоорана.

— Вот, — Шооран протянул старый плащ рсаара и его пику. — Я выведу тебя отсюда.

Чаарлах накинул на плечи плащ, ловко, словно ничего другого и не носил, надвинул на брови глубокий шлем, принял пику. Уходя, Шооран аккуратно притворил дверь. Возле выхода из алдан-шавара тоже стоял цэрэг. Он лениво скользнул взглядом по знакомым фигурам.

— Что, тюремщики, взгрел вас одонт?

— Как на аваре, — проскрипел Чаарлах.

Беглецы неспешно прошли мимо охраны и, все ускоряя шаг, направились к недалекому мокрому оройхону. Возле второго суурь-тэсэга никого не было. Может быть они пришли слишком рано? Шооран глянул на начинающие розоветь облака. — Нет, прошло уже больше часа.

— Отец, — сказал Шооран, — обожди меня немного, мне надо встретить еще одного человека.

Чаарлах, подстелив полу плаща, уселся на ноздреватый валун.

— Стоит ли тревожиться из-за меня? — спросил он. — Беги по своим делам, а я пойду потихоньку. Спасибо тебе, но ты зря так много беспокоишься из-за полоумного сказочника. Признаюсь — я не илбэч. И я ничего не знаю об илбэче. Тогда вечером, поняв, что происходит, я нарочно закрыл глаза, чтобы ничего не видеть. Ведь я болтун, и мне лучше не знать чужих тайн. Так что ты зря вытаскивал меня из этого пересохшего шавара.

— Мне нет дела до илбэча, — сказал Шооран. — Я выручал сказителя.

— Я тоже. Если бы вместо тебя пришел кто-то другой, я бы остался в подземелье. Одонт скоро понял бы, что изловил не того, и выгнал бы меня в шею. Но с тобой я ушел, потому что тебе не надо быть цэрэгом. У тебя не те поступки, не те слова, не те глаза. Ты умеешь думать, а это вредно для цэрэга. Я видел — ты храбр, а такие долго не живут. И даже выжив, кем бы ты стал? Посмотри на Киирмона: его единственная радость — чаша с вином, в которой он старается утопить себя самого…

— Отец, — взмолился Шооран. — Я вернусь через пару минут. Только встречу Яавдай…

— Конечно, беги, — воскликнул Чаарлах. — Я старик, я могу и подождать…

— Я бегом! — крикнул Шооран, исчезая за тэсэгами.

С минуту Чаарлах послушно сидел на камне, потом сказал самому себе:

— Пожалуй, пойду. Они молодые, а я буду помехой и обузой. Ничего, Яавдай утешит мальчика.

Старик поднялся, осторожно прислонил к скале ненужную пику и, не торопясь, зашагал, без особой цели, привычно веря, что ноги сами выведут его туда, где ему в обмен на истории дадут чавги и старую кожу, чтобы устроить постель.

Шооран выбежал к сухой земле и здесь остановился. Дальше идти было опасно, если побег уже обнаружен, то его непременно схватят или, во всяком случае, укажут погоне, куда он ушел. Шооран беспомощно оглядел покрытые недельными всходами поля. Смешно надеяться встретить здесь идущую навстречу Яавдай. Что могло ее задержать? Неужели ее схватили?.. Или она перепутала что-нибудь и пошла на другой оройхон? Шооран вспомнил ночной рассказ старого илбэча, и в груди стало тяжело и холодно, словно скверная тварь вынырнула из далайна и легла на сердце.

Людей на полях было не так много, до нового урожая еще четыре недели, и земледельцы сидят в палатках, теребят солому, правят инструмент. И все же, пройти незамеченным не удастся. Разве что послать кого-нибудь из местной детворы, узнать, что там приключилось… Шооран напрягся: он увидел идущего по тропе Киирмона. Тот был еще далеко, но направлялся прямиком к месту, где прятался Шооран. Шооран приготовился на случай, если рассказчик свернет на боковую тропу, позвать его, но Киирмон миновал развилку и шел теперь вдоль мокрого оройхона. Шооран слышал, как он напевает под нос:

Для того и есть на свете дура,

Чтобы кашу есть из хохиура…

— Эгей! — тихонько позвал Шооран.

— Вот ты где! — обрадовался Киирмон, — а Яавдай сказала, что ты у второго тэсэга.

— Где она? — задыхаясь, спросил Шооран.

— Там… — Киирмон неопределенно махнул рукой. — Я ее на соседнем оройхоне встретил. Она с узелочком шла, должно быть, к кому-то из подруг, рукодельничать. Тебе просила передать, что пойдет в другую сторону, в страну добрых братьев. Я не знаю, что за игру вы затеяли, но передаю все дословно. И знаешь, эта игра пошла твоей жене на пользу. Не в обиду будь сказано, но она у тебя какая-то неживая, а сейчас разрумянилась и даже улыбнулась мне на прощание. Прощай, говорит, ухожу в страну добрых братьев.

— Вот как… — произнес Шооран. — Значит так… Ясно…

Где-то у алдан-шавара взвизгнула сигнальная раковина, и часто заколотили по костяной доске.

— Тревога! — воскликнул Киирмон. — Общий сбор. Пошли.

— Это меня ищут, — сказал Шооран. — Я теперь преступник. А Яавдай действительно ушла к добрым братьям. Не захотела бежать вместе со мной.

— Бла-агостный Ёроол-Гуй! — потрясенно протянул Киирмон. — Ты уходишь? А я-то здесь на кого остаюсь? Ведь ни одного лица во всей провинции — только хари да морды. Вот что — я пойду вместе с тобой.

— Ну куда ты пойдешь? — сказал Шооран. — Жить на мокром, скрываться, есть чавгу.

— Да, пожалуй, я отвык от всего этого, — согласился Киирмон. — Пойду, лучше напьюсь. А тебе — удачи.

Распрощавшись с Киирмоном, Шооран бегом кинулся к суурь-тэсэгу. Он думал об одном: Чаарлах поможет, даст совет, подскажет, что надо делать. Но на стоянке никого не было, лишь белела оставленная пика. Шооран долго и бессмысленно смотрел на нее, потом пошел, глядя прямо перед собой, шатаясь и скользя на покрытых нойтом камнях.