Близнецы стали брызгаться друг в друга мыльной водой, а Трентон выругался, поскользнувшись в луже и разбив тарелку. Томас отчитал братьев, достал щетку, совок и смел стекло. Джим похлопал сыновей по плечу и обнял меня перед тем, как удалиться к себе в комнату.

Трэвис положил мои ноги себе на колени, снял туфли и стал массировать ступни большими пальцами. Я откинулась на спинку и вздохнула.

— Это лучший День благодарения после смерти мамы.

Я подняла голову, чтобы увидеть выражение его лица. Трэвис улыбался, но с ноткой грусти.

— Я рада, что приехала.

Лицо Трэвиса переменилось, и я приготовилась к тому, что он скажет. Сердце мое забилось чаще. Я надеялась, он попросит меня вернуться, и я отвечу «да». Казалось, Лас-Вегас остался далеко позади, а теперь я сижу в доме своей новой семьи.

— Я изменился. Не знаю, что случилось со мной в Вегасе. То был не я. Я мог думать лишь о том, на что мы потратим эти гигантские деньги. Не понимал, как тебе больно оттого, что я пытаюсь вернуть тебя к прежней жизни, хотя в глубине души, наверное, знал. Я заслужил твой уход, все бессонные ночи и непроходящую боль. Мне все это было нужно, чтобы понять, насколько ты дорога мне, что я готов сделать, чтобы удержать тебя.

Я закусила губу, с нетерпением ожидая той части, где смогу сказать «да». Хотела, чтобы он отвез меня к себе в квартиру и мы всю ночь напролет будем отмечать воссоединение. Я сгорала от желания расслабляться на новом диване с Тотошкой, смотреть фильмы и смеяться, как раньше.

— Ты сказала, что все кончено, и я принимаю это. С нашей встречи я стал другим человеком. Я изменился… к лучшему. Но как бы сильно я ни старался, все равно не смогу стать тем, кто тебе нужен. Сначала мы были друзьями, Голубка. Я всегда буду тебя любить, но если не могу сделать счастливой, то мои попытки вернуть прошлое бессмысленны. Я не способен представить себя с другой, но буду счастлив сохранить с тобой хотя бы дружбу.

— Дружбу? — переспросила я.

Это слово обжигало мне горло.

— Я желаю тебе счастья, что бы ни потребовалось для этого.

Внутри меня все перевернулось, и я поразилась тому, какую боль причинили мне его слова. Он отпускал меня, когда я сама не хотела этого. Я могла сказать ему, что передумала, и он забрал бы свои слова обратно, но удерживать его, когда он решился отпустить меня, было несправедливо по отношению к нам обоим.

Я улыбнулась, перебарывая слезы.

— Спорю на пятьдесят баксов, ты еще поблагодаришь меня, когда встретишь свою будущую жену.

Трэвис свел брови вместе и поник.

— Легкий спор. Единственная женщина, на которой я мог бы жениться, только что разбила мне сердце.

После этих слов я больше не могла изображать улыбку. Смахнув слезы, я встала.

— Думаю, пора везти меня.

— Извини, Голубка. Это совсем не смешно.

— Трэв, ты не так понял, я имела в виду отвезти домой. Я действительно устала.

Трэвис втянул воздух и кивнул, вставая с дивана. Я обняла его братьев и попросила Трентона попрощаться за меня с отцом. Трэвис стоял на пороге с нашими сумками, и все парни договорились собраться дома на Рождество. Я изображала улыбку, пока мы не вышли за дверь. Когда Трэвис проводил меня до «Морган-холла», его лицо по-прежнему выражало печаль, однако мука исчезла. Все же эти выходные не были уловкой, чтобы вернуть меня. Они стали финалом.

Трэвис наклонился, поцеловал меня в щеку и придержал дверь, глядя, как я захожу внутрь.

— Спасибо за сегодняшний день. Ты даже не представляешь, как осчастливила мою семью.

Я остановилась на нижней ступеньке.

— Ты ведь завтра им все расскажешь?

Он взглянул на стоянку, потом на меня.

— Почти уверен, что они все поняли. Не ты одна ходила с каменным лицом, Гулька.

Я растерянно посмотрела на него, и впервые он ушел от меня, даже не оглянувшись.

Итоговые экзамены стали проклятием для всех, кроме меня. Я усердно готовилась — в комнате с Карой и Америкой или в библиотеке. Трэвиса видела лишь мельком, когда изменилось расписание зачетов. На зимние каникулы я отправилась домой к Америке, конечно же, благодаря Шепли, который остался с Трэвисом. Поэтому мне не пришлось лицезреть постоянные проявления любви.

Последние четыре дня каникул я провалялась, подхватив простуду. Трэвис говорил, что хотел сохранить нашу дружбу, однако даже не позвонил. Я с радостью погрязла в жалости к себе; хотелось раз и навсегда покончить с этой историей до возвращения на учебу.

Обратная дорога в «Истерн» заняла целую вечность. Я с нетерпением ждала весеннего семестра, как и встречи с Трэвисом.

Первый день занятий ознаменовался новым потоком энергии, прокатившимся по общаге, и снежной погодой. Новые курсы означали появление иных друзей и знакомств. У меня не было ни единого совместного занятия с Трэвисом, Паркером, Шепли или Америкой, зато Финч не попал лишь на одно.

За обедом я с волнением ждала Трэвиса, но он, войдя, лишь подмигнул мне и занял место в конце стола со своими «братьями». Я пыталась сосредоточиться на разговоре Америки и Финча о последней футбольной игре сезона, однако все время отвлекалась на голос Трэвиса. Он потчевал всех рассказами о своих приключениях и стычках с законом, а также о новой девушке Трентона. Я внутренне сжалась, ожидая услышать о какой-нибудь особе, которую он склеил в «Ред дор» и повез домой, но этим парень с друзьями не поделился.

С потолка столовой все еще свисали красные и золотые новогодние шары, покачиваясь в воздушном потоке от обогревателей. Я закуталась в кардиган. Финч заметил мою нервозность, обнял и погладил по руке. Я знала, что слишком много внимания обращаю на Трэвиса, ожидая его взгляда, но он будто забыл, что я сижу за этим же столом.

Трэвис оставался невосприимчив к ордам девушек, подходившим к нему после вестей о нашем разрыве. Однако он вернул наши отношения на платонический уровень, хотя и довольно напряженный. Мы прожили порознь без малого месяц, в итоге я не знала, как вести себя рядом с ним.

Трэвис покончил с едой, подошел к нам и положил руки мне на плечи. Мое сердце затрепетало.

— Шеп, как занятия? — спросил он.

Шепли наморщился.

— Первый день — отстой. Бесконечное изложение учебной программы и правил поведения. Я вообще не понимаю, зачем так рано приехал.

— Э… без этого никак. А у тебя, Гулька? — спросил Трэвис.

— То же самое, — сказала я ровным голосом, пытаясь не выдать волнения.

— Хорошо отдохнула? — поинтересовался Трэвис, покачивая меня из стороны в сторону.

— Неплохо, — ответила я как можно убедительнее.

— Отлично. У меня еще одно занятие. Пока.

Я проследила, как он быстрым шагом вышел за двери и закурил на улице.

— Ого, — пискляво произнесла Америка, взглянула на Трэвиса, рассекавшего ногами снег на пустыре, и покачала головой.

— Что такое? — спросил Шепли.

Америка раздосадованно положила подбородок на кулак.

— Странно как-то…

— Ты о чем? — спросил Шепли, отбрасывая светлые пряди Америки назад, чтобы провести губами по ее шее.

Она улыбнулась и прильнула к нему.

— Он совершенно нормальный… каким может быть Трэвис, конечно. Что это с ним?

Шепли пожал плечами.

— Не знаю. Он уже некоторое время такой.

— Эбби, как могло все стать наоборот? Он в отличном настроении, а ты несчастна, — сказала Америка, не обращая внимания на тех, кто развесил уши.

— Несчастна? — удивленно переспросил Шепли.

Я растерянно открыла рот и залилась краской.

— Неправда!

Америка поковырялась в салате.

— Он почти что в нирване, а ты…

— Мерик, прекрати, — предупредила я.

Подруга пожала плечами и принялась за еду.

— Должно быть, притворяется.

Шепли толкнул ее в бок.

— Америка, так ты идешь со мной на вечеринку святого Валентина для пар?

— Разве нельзя спросить ласково? Как положено нормальному бойфренду?