Да, учащиеся гибли, но большинство смертельных исходов случилось не в безобидных школьных потасовках, а на нижних слоях, куда Воротынские посылали самых сильных ребят за чудо-камнями. И хоть такое использование воспитанников властями не приветствовалось, но формально придраться было не к чему. Ребята делали вылазки в свободное от учёбы время и получали за это деньги. Да и кому захочется враждовать со столь влиятельным родом?
В том, что учащиеся подрались в «трущобах» (так называлась часть полигона с макетами зданий), не было ничего ужасного. Каждый год третьекурсники собирались и решали, какая группировка получит контроль над тем местом и будет там тренироваться, и делалось это кулаками и магией. Настоящая традиция, мать её.
Заставило насторожиться другое. Все пострадавшие уверяли, что избил их один-единственный первокурсник, дравшийся против девятерых человек. Причём избил их так сильно, что почти половина ребят получили серьёзные травмы. Подобное случилось впервые за историю школы.
Вятский сразу догадался, что за первокурсник это сделал. Он потребовал наставника первой группы «В» привести к пострадавшим Ушакова, и те, конечно же, его опознали.
Но интереснее всего была магия Ушакова. Вятский лично поговорил с пострадавшими. Они утверждали, что парень каким-то образом не давал им применять чарами и постоянно бил сильной воздушной волной или какой-то похожей невидимой магией.
Какой техникой пользовался парень, директор тоже понял. Ушаков был одним из уникумов, умевших видеть базовое энергетическое поле архэ и управлять им. Способность эта считалась крайне редкой и очень-очень опасной, ведь она позволяла не только овладеть всеми стихийными чарами, но и нейтрализовать магию, а также менять физическую структуру объектов, в том числе живых. Такой специалист мог делать беспомощными любых заклинателей и убивать людей силой мысли. Ужасающая способность, если задуматься.
А вот каким образом обычный семнадцатилетний паренёк, который к тому же считался немощным, ни с того, ни с сего овладел самой могущественной магией, Вятский понять не мог. Родители скрыли способности Ушакова? На зачем? Смысла в этом нет.
По-хорошему, парня желательно было бы отправить в школу получше, однако директор знал, что Воротынский обязательно захочет заполучить к себе на службу такого уникума. Когда Вятский сообщил о необычных результатах обследования, покровитель сразу же заинтересовался Ушаковым.
Но прежде надо было пообщаться с парнем самому.
— Присаживайтесь, господин Ушаков, и объясните, что произошло на полигоне, — потребовал директор, едва я ступил на порог кабинета.
На отложном воротнике начальственного кителя красовались золотые петлицы с одной большой звездой на каждой. Это значило, что передо мной статский советник.
Я сел на стул, окинув взглядом просторный кабинет и предметы на столе, среди которых были беспроводной телефон с диском на трубке и деревянный ящик, напоминающий старый телевизор с выпуклым экраном и встроенной клавиатурой. Рядом с ним стояла бронзовая статуэтка медведя на задних лапах.
Технологии в этом мире лишь на первый взгляд казались отсталыми. На самом деле тут были и мобильные телефоны, и компьютеры (их называли вычислителями), и много чего ещё. Например, я сразу заметил шар, закреплённый на длинной мачте над постом охраны у ворот. Это, как я узнал, была камера наружного наблюдения. Только вот работали все высокие технологии на магических артефактах и стоили очень дорого, из-за чего пользоваться передовыми изобретениями могли лишь богачи.
— Я тренировался, — сказал я. — Несколько учащихся потребовали, чтобы я ушёл. Я отказался. Они полезли в драку.
— Месяца не прошло, господин Ушаков, а вы уже дерётесь. Нарушаете правила. Ещё и учащиеся пострадали. Переломы, ушибы, сотрясения. Я не позволю в своём учебном заведении никого калечить!
Лично я на месте директора удивился бы, как такое возможно, что один учащийся отправил в больницу четырёх. Вряд ли это было рядовым событием для школы.
— А что делать, ваше превосходительство? — ответил я. — Иначе мне самому пришлось бы отправиться на больничную койку, а я не горю желанием.
— Вижу, вы неплохо владеете как магией, так и словесами. Тем не менее нарушение имело место, — вид у Вятского был весьма строгий, чему способствовало его угловатое, сухое лицо с высоким лбом, кажущимся ещё выше из-за разраставшейся лысины.
— Разумеется. Учащиеся нарушили правила и полезли в драку, — я стоял напротив директора, заложив руки за спину и сохраняя полную невозмутимость.
— Не стройте из себя невинную овечку, господин Ушаков. Вы тоже участвовали. А ещё меня интересует, почему вы скрыли свои способности.
— Какие именно, ваше превосходительство?
— Не держите меня за дурака. Сами прекрасно знаете. Вы умеете управлять основополагающей энергетикой. Откуда у вас это?
— Не могу знать. В гимназии такого не было.
— А сейчас появилось? Ни с того, ни с сего?
Кажется, Вятский начал что-то подозревать. В том мире тоже знали, что такое праэнергия, и меня раскусили быстро. Собственно, я и не скрывал свои способности. Зачем? Не убьют же меня из-за них.
— Я всё рассказал вашему заместителю, — напомнил я. — Можете отправить запрос в мою гимназию…
— Да-да, направляли уже. Только вот складывается впечатление, что вы нас, господин Ушаков, за нос водите. Ваши родители знают про способности?
— Нет.
— То есть, вы и от них скрывали?
Я промолчал.
— Значит, будем молчать? Ладно, я не жандарм, и допрос с пристрастием устраивать не собираюсь, — проговорил директор уже не так строго. — Сейчас важнее то, что четверо учащихся оказались на больничной койке, и виноваты в этом вы. Во-первых, имеет место грубое нарушение дисциплины, во-вторых, лечение обойдётся школе в серьёзную сумму.
— И вы собираетесь меня наказать, — догадался я. — Думаю, это несправедливо. Наказаны должны быть те, кто…
— Господин Ушаков, здесь я — директор, и вашего мнения я не спрашиваю, — Вятский свёл брови к переносице, недовольный столь дерзкими словами.
— Допустим. Но я тоже могу так сказать: месяца не прошло, а меня всякие ублюдки избить пытаются. Я должен это терпеть? Видите ли, с моими способностями в любую школу примут.
— Да неужели? Но оказались-то вы здесь, и ваш перевод в другое учебное заведение зависит, в том числе и от моих рекомендаций. А ещё должен вам напомнить, что особо злостные нарушители могут и в солдаты отправиться.
В прошлой жизни со мной мало кто рискнул бы разговаривать таким тоном, но здесь оказалось всё иначе. Теперь я был семнадцатилетним школяром на почти самой низкой ступени иерархии, несмотря на всю мою силу. Похоже, придётся как-то изворачиваться. Наверное, лучше всего было молча выслушать нотации, получить наказание и продолжить заниматься своим делом. Однако я не собирался позволят давить на себя.
— Ваше превосходительство, меня это не пугает, — заявил я прежним невозмутимым тоном.
— Ну так поедете. Доведёте меня однажды своей дерзостью. Но а пока… раз уж вы ко мне попали, будем сами с вами заниматься. Вас бы следовало наказать весьма строго только за пререкания со старшими, но так и быть, на первый раз прощу. А вот оплатить лечение пострадавших вам придётся. Вам или вашим родителям. Но вы уже дееспособный, взрослый человек, господин Ушаков, и, полагаю, вовсе не хотите, чтобы ваши матушка и батюшка отвечали за ваши поступки, так?
Вопрос перешёл в финансовую плоскость. Неужели директор с моих родителей деньги решил стрясти? Отчиму не понравится. И хрен бы с ним, но мне его вмешательство терпеть вовсе не хотелось бы. Пусть у себя в Твери сидит, а я уж сам как-нибудь разберусь, без него.
— Сколько я должен?
Директор пару секунду подумал:
— Двести рублей за лечение четырёх пострадавших.
— Ваше превосходительство, я, увы, не столь богат, как мой отчим, и не имею доступа к его состоянию.