И он решительно зашагал к жеребцу, пасшемуся на склоне холма.

– Бартоломью Файн! – повелительно крикнула Эсмеральда, очнувшись от потрясения.

Барт на секунду замедлил шаги, но не остановился.

– Не смей держаться ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю! Я не потерплю такой дерзости! – Голос Эсмеральды сорвался.

Рыдая, Эсмеральда умоляюще схватила Билли за руку.

– Господи, я ведь только что нашла его! Я не могу потерять его снова! Пожалуйста, Билли, ты должен его остановить!

Он обнял ее за плечи.

– Я мог бы ранить его в ногу, если бы знал, что ты не возненавидишь меня за это.

– Я не хочу, чтобы ты его ранил! Я только хочу, чтобы ты вложил хоть немного здравого смысла в моего несчастного мальчика!

– Он уже не мальчик, Эсмеральда, – мягко возразил Билли. – Он мужчина!

Рыдая, она вырвалась у него из рук и стала всматриваться в даль, надеясь еще раз увидеть брата. Но Барт послал лошадь галопом, и на горизонте осталось только легкое облачко пыли. Эсмеральда только теперь поняла, что брат не вернется. В отчаянии она опустилась на траву.

Билли нестерпимо хотелось подойти к ней, но он заставил себя выдержать паузу. Прислонившись к борту повозки, он молча наблюдал, как облачко пыли на горизонте постепенно растаяло. Только тогда он направился к Эсмеральде.

Она сидела, подобрав колени и опершись на них подбородком. На щеках виднелись следы пролитых слез. Билли не решился обнять ее. Он уселся рядом, облокотился на согнутую руку и начал жевать травинку, приготовившись к долгому ожиданию. К его удивлению, Эсмеральда нарушила тишину довольно скоро:

– Маленький Бартоломью очень переживал смерть родителей. Я пыталась заменить их, но, видно, не смогла.

Билли не понравился ее тон.

– Черт побери, Эсмеральда, ты же не виновата, что они умерли!

Она взглянула ему прямо в глаза.

– О, еще как виновата!

Она снова медленно отвернулась от него, и Билли мог видеть только ее тонкий профиль.

– В детстве у меня была подруга Ребекка. Я всегда была очень застенчива и с трудом сходилась с ровесницами, поэтому Бекки была мне особенно дорога. Однажды вечером я случайно услышала, как мама сообщила папе о ее внезапной тяжелой болезни. Я вбежала к ним в комнату и стала просить, чтобы они разрешили мне навестить Бекки. Мама очень испугалась и побледнела, а папа, который никогда не повышал голоса, закричал, чтобы я не смела и думать об этом, а немедленно отправлялась к себе. Я заплакала и убежала в свою комнату. Я была очень послушной девочкой, но на этот раз решила, что мои родители просто эгоистичны. Я знала, что Бекки сразу станет лучше, если мы с ней увидимся. Даже приготовила для нее небольшой букетик чайных роз из папиросной бумаги.

– Я дождалась, пока все уснули. Затем потихоньку спустилась по задней лестнице и выбежала из дому, прижимая к груди свой жалкий бумажный букетик. Как только я оказалась рядом с домом Бекки, мне сразу стало ясно, что произошло нечто страшное. В их гостиной расхаживали незнакомые люди. Мать Бекки сильно плакала, а ее отец сидел, закрыв лицо руками. Вдруг он поднял голову и посмотрел в окно. Но он смотрел не на меня, а сквозь меня! Я никогда не забуду его взгляд! Тогда я побежала к задней стенке дома, куда выходила спальня Бекки. Через окно я увидела, что она лежит на кровати в очень красивой ночной рубашке, а в углу спальни на стуле дремлет какая-то старушка.

Я влезла в окно и на цыпочках подошла к кровати. Бекки была всегда такая веселая и цветущая девочка. Я очень испугалась, когда увидела ее совершенно белую и неподвижную. Я подняла руку и дотронулась до ее щеки. Она была холодной как лед. Вероятно, я вскрикнула, потому что старушка вдруг проснулась и закричала: «Как ты здесь очутилась? Уходи отсюда, глупая девчонка».

Я так испугалась, что выронила цветы, выскочила в окно и помчалась домой. Я бросилась в постель и с головой накрылась одеялом. От ужаса у меня стучали зубы. Потом я узнала, что Бекки умерла в то утро… От холеры.

Я не сказала родителям о своем поступке. Даже тогда, когда они оба лежали в лихорадке и мокром поту. Даже тогда, когда у них потрескались губы и по углам стекала кровь. Я старательно ухаживала за ними, пока болезнь не сделала свое дело и они не умерли, оба… а я никогда не болела. Ничем, даже насморком!

Теперь Билли понял, почему она считала себя виноватой. Этот единственный случай неповиновения и его последствия сокрушили детскую душу. Всю дальнейшую жизнь она безмолвно искупала свою вину, пожертвовав своими мечтами и желаниями, чтобы заменить маленькому Бартоломью умерших родителей. Теперь, когда он уехал, в душе ее осталась тоскливая пустота.

Осторожно выбирая слова, Билли заговорил:

– Когда я еще был в шайке Куантрилла и Андерсона, мы теряли больше людей от разных болезней, чем от пуль янки, – дизентерия, тиф, инфлюэнца… холера. Почти все эти болезни распространялись через пищу или питьевую воду. Не думаю, что ты заразила родителей холерой только потому, что дотронулась до щеки умершей девочки. Скорее всего они пили воду из того же источника, что и она.

Эсмеральда с надеждой смотрела на него.

– Ты думаешь, что не я принесла в дом моих родителей эту страшную заразу?

Билли знал, что она не поверит ему на слово. Он погладил ее по спутанным волосам.

– Ты ведь была ребенком, милая. У тебя было доброе детское сердце. Даже если бы родители узнали о твоем поступке, неужели ты думаешь, что они стали бы ругать тебя или захотели бы, чтобы ты всю жизнь винила себя?

Эсмеральда вскочила на ноги.

– Я не могу оправдать себя, даже если сам бог меня простит!

Билли с тревогой взглянул на нее. Сейчас Эсмеральда напоминала ту девушку, которая решительно ворвалась в салун и направила на него пистолет.

– Вы сделали все, что могли, – продолжала Эсмеральда. – Даже отправили моего брата подальше от опасности. Больше мне не нужны ни ваша жалость, ни ваши услуги. Вы уволены, мистер Дарлинг!

Билли показалось, что его снова ранили – такая резкая боль пронзила сердце. Величественным жестом подхватив подол ночной рубашки, Эсмеральда направилась к дому.

Когда Билли вернулся, он застал Эсмеральду сидящей на своем сундучке с чинно сложенными на коленях руками. На ней был слегка помятый дорожный костюм, в котором она была в день их первой встречи. Волосы были тщательно причесаны. На голове красовался злополучный капор. Вид у нее был неприступный.

– Если вы ждете почтовой кареты, – небрежно сказал он, прислонившись к косяку двери, – приготовьтесь к долгому ожиданию.

Она подняла голову. Тщательно умытое лицо было бледным и холодным.

– Я надеялась, что вы проводите меня до Каламити, где я пересяду в дилижанс. – В голосе девушки прозвучали язвительные нотки. – Мне казалось, что уж это вы в состоянии сделать!

– Я способен на гораздо большее! – так же язвительно усмехнулся Билли. – Но не стану этого делать.

За этой сценой с интересом наблюдала вся семья. Джаспер с независимым видом допивал кофе, Вирджил и мать курили, сидя рядом у очага. Сэм подбирал крошки яблочного пирога со стола, а Энос робко таращился на брата, обхватив тощие колени.

– Я намерен отвезти золото в Джулали и сдать в банк, – веско заявил Билли. – Более того, я дам знать об этом законному владельцу. И имейте в виду, что не потерплю никаких возражений!

– А мы и не собираемся возражать, – искренне сказал Вирджил. Он бросил на мать заискивающий взгляд. – Мама нас такому не учила. «Не укради»! Правда, мам?

Зоя величественно кивнула, самодовольно попыхивая трубкой. Сэди не сводила с нее обожающего взгляда.

Билли прошел в спальню и через несколько минут появился в сапогах и в рубашке, старательно выстиранной и заштопанной Эсмеральдой.

Девушка ожидала его на веранде, уже попрощавшись с остальными. Он Прошел к двери и обернулся.

– Идем, Сэди! – скомандовал он. Собака вопросительно посмотрела на Зою большими печальными глазами.

Билли присел на корточки и протянул руки.