Если честно, я до сих пор не понимаю, как оказалась в этом темном баре глубокой ночью четырнадцатого июня. Ведь еще с утра собиралась пройтись по магазинам. После — помочь сестре и прийти домой пораньше, ибо не выспавшейся амфибией перемещаться на работе надоело. Но отчего-то уже время близится к полуночи, а я по-прежнему не дома, не в постели. Сижу в не самом лучшем заведении сомнительной репутации, еще и в окружении не самых приятных людей. Вокруг звучит с завидным постоянством отборный мат, вьются клубы табачного дыма, ну, а о громкости смеха мужской половины постояльцев я лучше промолчу.

Большая часть девушек, присутствующих здесь, откровенные и безумно вульгарные. Каждая без исключения с ярким макияжем, огромным количеством побрякушек и минимумом одежды. Изрядно выпившие или принявшие что позабористее. Готовые оттрахать каждого сидящего за столом. И я теряюсь в догадках: это их постоянная, принятая в этом обществе манера поведения, или же они просто перебрали.

Я, правда, не ханжа. Выпиваю довольно редко. Еще реже курю. И не потому, что выросла идеалисткой и была воспитана в слишком правильной семье. Моя семья — разговор отдельный. Там все печально и даже плачевно. Пьющая мать и работяга отец, четыре сестры, из которых лишь одна родная, остальные — сводные по отцу. Обстановка в доме настолько тошнотворная и сводящая с ума, что появляюсь я там крайне редко и чаще всего по настоянию или требованию явиться.

Однако даже меня, не привыкшую к идеалам нашего общества, порядком удручает происходящее вокруг.

Бывало ли с вами, что, сидя в компании людей, вы ощущали себя откровенно лишней? Причем фактором была скорее даже не внешняя составляющая, а внутренняя? Но уходить не хотелось. Парадокс. Необъяснимый причем. Совсем.

— Лина! — это карканье в последнее время было настолько навязчиво-противным, что я рисковала либо придушить ту, с которой общаюсь с пеленок, либо банально впихнуть ей в рот помойную тряпку. Ибо ее привычка вечно, настолько назойливо, словно навозная муха, жужжать в ухо, не то что раздражала, а вводила в граничащую с безумием ярость.

— М-м? — нехотя отвечаю подруге, задавив в себе волну недовольства. Быть выдернутой из собственных раздумий — не самое приятное дело. Тем более сейчас. Когда я уже на грани, чтобы просто встать и молча уйти отсюда домой в теплую постель. Тем более ей, потому как именно она — причина моего присутствия здесь.

— Ты где летаешь снова? Ты слышала вообще, о чем я тебе тут шепчу долбанных десять минут подряд? — очень «тихий» шепот рвал бедную перепонку по правую сторону моей головы. И естественно, никто «не слышал», что она тут мне впаривает. Стоило ли вообще в таком случае так надрывно шуршать в ухо якобы нечто «не для всех» с такой громкостью?

— Не заводись, — соскребаю руки со столика, попутно отметив обращенные в нашу сторону взгляды.

— Как обычно. Все повторяется, несмотря на твое обещание быть ко мне внимательнее. Отлично. Сиди и дальше, молча, как отрешенная овечка, думай о какой-то херне и перебирай в руке кривую крышечку от пивной бутылки. — Ядовитую змею видели в тот момент, когда у нее яд откачивают? Очень похоже.

Заведенная уже не на шутку Вера — всегда заноза. Но я как-то совершенно извращенно люблю ее и терплю с мазохистским удовольствием уже очень долгие годы, на протяжении которых она с завидным постоянством делает мне мозг. Неисправимая, слишком подвижная и не в меру эмоциональная. Такая вроде и похожая на меня, и так диссонирующая на моем фоне одновременно.

— Перестань. Я отвлеклась, повтори. Пожалуйста, — пользуясь своей самой милой из улыбок, до тошноты вежливо прошу. Фирменные глаза котика из «Шрека».

— Ладно, но это точно в последний раз, — говорит она уже не впервой. А если придраться, то это ее любимая фраза. — Так вот. Как тебе Алекс?

— Какой Алекс? — не сразу до меня доходит. Что объяснимо, ведь он представился ранее нам Алексеем или же просто Лёшей. Больше на моей памяти тут никому не подходит это «имя». Однако эта заковыристая рыжая бестия уже придумала ему рядовую кличку. А это означает лишь то, что он привлек ее внимание. Что чревато.

— Ну, Лёша, господи, один хрен, что так что сяк, — мимика как у актрисы театра сатиры, не меньше. — Он офигительный! — выдыхает томно. — Ты посмотри на линию его шеи, а на выступающую ключицу. А? Боги, да я бы разложила его сию же секунду на этом чертовом уродливом столе, и плевать на занозы, что остались бы в моем теле. — К слову, говорит она о мужиках подобное, пожалуй, даже слишком часто. Потому вообще не шокирует в данный момент подобное слышать.

— О, — многозначительно складываю губы, якобы удивившись. — Но остановись, прошу, — перевожу взгляд на ее горящие глаза, направленные ровно в то самое молчаливое существо напротив. Который якобы совсем не замечает, что его совершенно «негромко» сейчас обсуждают две сидящие напротив девушки.

— Нет. Определенно точно — нет. Я не могу молчать, только не сейчас. Он же… Он… — рисует в воздухе непонятные фигуры и практически закатывает глаза. — Он даже лучше Сашки, а уж по нему я сохла с пару месяцев. Ты же помнишь Сашку? — спускается, видимо, на землю с небес, где она уже кончила с пару раз под мужиком, о котором вздыхает. И смотрит требовательно мне в глаза.

— Ага, забудешь такого, — нехотя отвечаю, демонстрируя всем своим видом неудовольствие от воспоминания о данном индивидууме.

— Ой, я снова забыла, — подчеркнуто виноватый вид и архимилая мордашка. Два огромных, хлопающих наращенными ресницами, глаза. Делаю вид, что сработало. — Я правда забыла, что он тебя бросил до этого… Ну, до того, как мы… Неважно. Это уже в прошлом, — отмахивается картинно, отпивает аккуратно, едва ли не вылизывая горлышко бутылки из-под колы. — Вернемся к красавчику. Он, наверное, жесткий. Ты видишь его взгляд? Настоящий самец, — поигрывает яркими бровями. — Доминант во всей красе. Да я бы с ним, под ним или на нем… черт, да плевать как. Хочу. Я решила. Безотлагательно и надолго в свое пользование. Да я бы даже замуж за такого! — последнее мне ровно в ухо шипящим шепотом. Ненавижу, когда она так делает. И как я не оглохла за эти годы? Магия и волшебство, не иначе.

Остановить такой поток не под силу даже урагану, просто поверьте. Но, вероятно, именно ее восторг заставляет меня рассмотреть его придирчиво сантиметр за сантиметром.

И то, что я рассмотрела, оказалось на удивление не отторгающим, хоть и не вышибло мозги, как у подруги.

Он довольно статный. Высокий до безумия. Очень коротко стрижен, а виски и вовсе сбриты почти под ноль. Ни единого пирсинга на лице. Не вровень с теми мохнатыми обезьянами с татуированными руками и избитыми у большей части пирсингом лицами, а может, и не только. Подавляющее большинство с бородками, бородами или же огромной щетиной. У него же она едва заметна. На чистом лице без зазоринок, родинок и даже мелких прыщиков. Идеально чистом лице.

Шея не сказать, что мощная, скорее типично мужская. Симпатичная, но обыденная. Аккуратные уши, обычный нос. И уравновешенно широкие брови. Глаза карие, невыдающиеся. Просто карие, не черные, как ночь, не насыщенные, как шоколад. Тупо карие, каких множество. Это цвет… А вот то, как эти глаза прожигают — разговор отдельный.

Стеснения в нем нет и миллиграмма. В ответ на мой придирчивый взгляд я получаю ровно такой же, но куда более жесткий и откровенно злой. Мне кажется в этот момент, что он даже не моргает. Что нереально, однако же…

На лице ни тени эмоций, только глаза дикие и убийственные. Это почти жутко. Это почти пугает. Почти. Не будь я такая наглая, я бы не приняла подобное как вызов. Медленно приподняв бровь в немом вопросе. Только мой жест не расценен вообще никак. Ноль эмоций.

Гляделки продолжаются очень долго по моим меркам, на деле же не более пары минут, и неудивительно вовсе, что взгляд я отвожу первой. Просто не выдерживаю напора. Не справляюсь с силой, исходящей от человека. Но твердо решаю разбить мрамор лица без тени эмоций. Правда, не знаю как. Но цель поставлена.