На Руси преподобный Андрей Критский, Иерусалимлянин, был известен и почитался уже в самые ранние годы: первое упоминание о нём содержится в месяцеслове Мстиславова Евангелия (конец XI – начало XII в.). В Минее XII в. содержится служба преподобному Андрею. В нестишный Пролог, переведённый в первой половине XII в., включены под 4 июля память святого Андрея без жития, а под 4 июня – краткое житие святого (древнейший список XIII в.). В 1‑й половине XIV в. краткое житие святого Андрея Критского вновь было переведено (по-видимому, сербскими монахами на Афоне) в составе Стишного Пролога. Кроме основного праздника 4 июля в ряде календарей память святого Андрея указывается под другими датами (по более древней византийской традиции): 29 апреля (в Апостоле конца XIII в.; Хлудовское собрание, ГИМ) и 4 июня (Румянцевский Обиход; первая половина XIV в., РГБ). Гимнографические произведения и Слова преподобного Андрея Критского в русской письменности XI–XVII вв. были распространены очень широко. Имя Андрея Критского упоминается в «Повести о взятии Царьграда турками в 1453 году» (сочинении второй половины XV в., приписываемом Нестору Искандеру), вошедшей в состав Воскресенской летописи. Здесь при описании достопримечательностей Константинополя, связанных со строительной деятельностью Юстиниана и Феодосия II, делается ссылка на авторитет преподобного: «И тако наполниша град преславными и дивными вещами, имиже и блаженный Андрей Критцкий удивися, рече: Воистину град сей выше слова и разума» [ПСРЛ, т. 8]. Святого Андрея особо почитали в княжеской среде: видимо, он являлся небесным покровителем святого благоверного князя Андрея Боголюбского, а также Андрея, сына св. Александра Невского [20], [21].
Но с конца XVI в. и на протяжении XVII, XVIII и XIX вв. в России распространяется «Повесть об Андрее Критском», в которой преподобный представлен не как подвижник, а напротив, – как великий грешник. Автора этого апокрифического повествования не смутило то, что речь идёт о святом муже. Конечно, житие преподобного Андрея не имеет ничего общего с «Повестью», которая переносит действие в полусказочный и вневременной «град Крит» [12]. Единственным связующим звеном обеих «биографий» Критского архиепископа оказывается Великий канон: в «Повести» говорится, что Андрей пишет его во время покаяния в погребе. «Повести», однако, пользовалась популярностью – сохранилось более пятидесяти её списков. Примечательно, что переписчики отдавали себе отчёт в псевдоисторичности «Повести»; в одном из списков сделана приписка: «Зри! В печатном Пролозе сей святой родился от благородных родителей града Дамаска», т.е. читателю была известна вполне уважительная память об Андрее Критском – подвижнике [2].
Поэтому приведём отрывок одной из рукописей, содержащей традиционный текст Жития (Софийское собрание, РНБ, N№1323): «Умер, обрете трудом венец велий Критский пастырь, ему же труды Велико правило, восхищён на небеса, взведён бысть Андрей в 4‑й (день июля). Сей родися от благолюбивых родителей града Дамасского. Изучив меньшая письмена, ко грамотикийскому художеству вдав себя, четыренадесятым летом возрастом сый и вменён быв в священнический причет Феодором патриархом Святого града. И нотарием назнаменован, и бяше всем яко всячески. Святому же и Вселенскому VI собору бывшу в Константине граде, послан бысть сей Патриархом на собор и добрыя ради добродетели и разума, поставлен бысть диакон Великия церкви, и помале сирым питатель, таже архиепископ Критский, в некоем острове бысть, нарицаемом Ерис, близ Метилена, и тамо житие оставль, премногая писания Церкви оставль, и того самого Великого канона на пение и пользу многих и боголюбезных душ» [2].
Иконография преподобного Андрея Критского имеет два типа изображений: в монашеском и в святительском облачении. Видимо, изображение его как преподобного (в хитоне, куколе, мантии) более древнее; именно так он изображён на фреске IX в. капеллы в Гёреме (Каппадокия), это самое раннее из сохранившихся изображений святого Андрея. На Руси было распространено изображение святого Андрея как святителя – в фелони, омофоре, с Евангелием в руках, с недлинной седой бородой. Из русских памятников, изображающих святого Андрея, известны икона Божией Матери «Благодатное Небо» (40‑е годы XVII в.) церкви Троицы в Никитниках (Москва), а также шитьё середины XIV в. на малом саккосе Фотия, митрополита Московского. В Большаковском иконописном подлиннике (XVIII в.) указано: «Сед, аки Власий, риза кресты, во омофоре, испод вохра с белилом» [21]. В его честь был в 1883 г. устроен придел в колокольне церкви Харитона Исповедника в Огородниках в Москве. Частицы мощей святого Андрея были вложены в воздвизальный Крест (1494–1495 гг., Музеи Московского Кремля), в панагию-мощевик Иоанна Грозного, в крест-мощевик начала XVII в. из Благовещенского собора Московского Кремля [21].
Некоторые сочинения преподобного Андрея Критского в древнерусских сборниках XVII в. сопровождаются миниатюрами. Таков, например, список его «Канона на исход души» (РНБ, собр. ОЛДП); но особенно примечателен сборник РНБ, в состав которого вошло «Слово Андрея Критского о чести и поклонении святых икон»: перед текстом изображён его автор в святительских одеждах, в рост, с книгой в поднятой левой руке. Это рисунок пером, чернилами с лёгкой раскраской [2].
Конечно, было бы наивно предполагать, что может существовать иллюстрированная рукопись Великого канона преподобного Андрея: невозможно выстроить изобразительный ряд из 250 сюжетов, непосредственно иллюстрирующих тропари Великого канона. Однако можно провести некоторые параллели между излюбленными сюжетами византийской и древнерусской книжной миниатюры и теми яркими покаянными образами из Священного Писания, – от Адама до Благоразумного разбойника, – которыми наполнил свой Великий канон Критский пастырь.
Предварим наше более подробное рассмотрение содержания Великого канона замечанием протоиерея Георгия Флоровского: «Догматические мотивы у преподобного Андрея выражены мало. Преобладает покаянная лирика…» [27], позволим себе не вполне согласиться с маститым богословом и попробуем разыскать в «Великой стихире» Критского пастыря догматические истины. Не будем касаться тропарей троичных и богородичных: догматы истины в них сконцентрированы, как говориться, «по определению» (а безоговорочных сведений об авторстве Иерусалимлянина нет).
Если задачей преподобного Андрея было в ответ на запросы времени (как видим, не только своего, но и нашего) изложить те истины веры, которые касаются домостроительства нашего спасения, то буквально все тропари Великого канона об этом говорят: первородный грех и милость Божия к падшему человеку; обетования Божии и пророчества о спасении; Боговоплощение и Приснодевство Богородицы; Искупление и плоды покаяния в Церкви Христовой, – всё, о чём говорит преподобный Андрей, имеет одну главную мысль – содействовать нашему спасению.
Но вспомним мнение о том, что Великий канон был «покаянной автобиографией» Критского пастыря: где-то святой Андрей должен был исповедать то, от чего под давлением Филиппика на время отступил. Такой ответ преподобного Андрея на соблазны монофелитов есть в шестом тропаре 9‑й песни Канона: он говорит о вочеловечении Христа, приобщении Его человеческой плоти и добровольном переиспытании Им всего, – за исключением греха, – свойственного естеству, т. е. у Воплотившегося Христа присутствуют две естественные воли.
Кто из современников или ближайших предшественников преподобного Андрея столь же внимательно взирал на спасение через призму покаяния? Первое приходящее на ум имя – преподобный Исаак Сирин. Был ли Иерусалимлянин знаком с трудами преподобного Исаака (все его сочинения написаны по-сирийски и первые переводы на греческий язык «Монашеских правил» появились лишь в IX в.), можно лишь гадать, но интересные параллели прослеживаются.
Первый из трёх этапов духовного восхождения, которые видит преподобный Исаак Сирин, – покаяние; это есть высший дар для человека, вторая благодать (после крещения), второе возрождение от Бога. Ради покаяния инок уходит в уединение, отрекается от мира. Мир – некая внутренняя реальность: «Мир есть имя собирательное, охватывающее всё то, что называется страстью». У Критского пастыря: «Я подвергся мучению страстей и вещественному тлению – и оттого гнетёт меня враг» (ВК Вторник:2:16. Здесь и далее при цитировании Великого канона первая цифра означает песнь, вторая – её тропари).
