— Не вредно! Ну ладно — меня! Так ведь и вы влетели сюда учить «Навигацию»! А Уточка выслуживается, — сказал Барьерчик. — И перед кем? — Он насмешливо вскинул голову, выпучил глаза и повёл руками по воздуху, будто поливал из шланга мачты. — Великий мореплаватель! А мы с вами — мы ему помогали.
— В чём? — спросил начальник.
— Ловить тузиков, — сказал Барьерчик с презрением.
Начальник промолчал. Тузиков он не ловил.
Но как композитор — что и говорить! — мог подсказать курсантам кое-что толковое. Своей музыкой!
— Стыд! — произнёс Барьерчик. — Шуточки!
В это время открылась дверь и в кубрик вкатился с фотоаппаратом в руках Репортажик. Над ним сверкнула вспышка и щёлкнул объектив.
— Отлично! — крикнул корреспондент, сразу взявшись за дело. — Прижмите учебник к груди. Вот так.
— Учебник? — с усмешкой спросил курсант. — И покрепче?
— Покрепче, покрепче! — появляясь в кубрике, благодушно пророкотал Плавали-Знаем. — Поучите и когда-нибудь ещё напишете воспоминания…
— О том, как мы торчали во льду, когда была возможность вырваться из ледового плена? — спросил Барьерчик.
— А что, разве такая возможность есть? — Репортажику сразу представился заголовок в полгазеты — «Из ледового плена».
— Ещё какая возможность! — сказал Барьерчик и выложил корреспонденту свою идею.
— Чепуха! Непробиваемый лёд! — сказал капитан.
Но Репортажик ухватился за необычность идеи. Линза в кастрюле! И какая возможность прекрасного окончания эпопеи!
— Чудесно! — крикнул он. — Если получится, это может быть даже очень здорово!
— Здорово? Чудесно? — спросил Плавали-Знаем.
— Конечно, — сказал Репортажик. — Я видел тонкий лёд своими глазами.
— Так-так, — сказал капитан. — Так-так. Тогда загляните в учебник, пожалуйста, и вы. Поучите для сведения! — И вышел, захлопнув перед изумлённым Репортажиком дверь так, что зацепил его по носу.
МЫ ЕЩЁ ПОСМОТРИМ!
Но и на самого Плавали-Знаем неожиданно обрушился удар.
Споткнувшись на трапе, в него буквально врезался вылетевший из рубки курсант Упорный. Но это был первый удар, за которым обрушился второй:
— Радиограмма! — крикнул радист.
И, схватив крупно исписанный бланк, Плавали-Знаем стал читать: «КАПИТАНУ ПАРОХОДА «ДАЕШЬ!». КАПИТАНУ ПАРОХОДА «СВЕТЛЯЧОК». ПРИКАЗЫВАЮ КОМАНДЕ ПАРОХОДА «ДАЕШЬ!» СЛЕДОВАТЬ НА ВЫРУЧКУ «СВЕТЛЯЧКА» ИЗ ЛЕДОВОГО ПЛЕНА. РУКОВОДИТЕЛЕМ ЭКСПЕДИЦИИ НАЗНАЧАЮ КАПИТАНА МОРЯКОВА».
Плавали-Знаем вспыхнул, как ракета.
— Хотят отнять славу! Такую славу! И кто? Солнышкин, Перчиков, Челкашкин! — Лицо капитана перекосилось от презрения, и он усмехнулся: — Ну ничего! Мы ещё посмотрим.
В мерцающем от мороза пространстве раздалась команда:
— Васька! Уточка! Ко мне!
И скоро Васька и Уточка, перед которыми лежало расчерченное на шахматные квадраты поле, получили приказ: «Возводить укрепления!» — и, взяв ломики, принялись за срочную работу.
ТАКОЙ ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС
Пароход «Даёшь!» выжимал последнюю скорость, по бортам вспыхивали разряды и дымилась вода.
Дымилась вода, дымился утюг, которым дневальная Марина гладила простыни для пострадавших. Борщик колдовал над дымящимися котлами, и во все стороны, даже против ветра, разлетались такие ароматы, что, казалось, встречные льды поворачивали обратно, принюхиваясь, как собаки. Все торопились на помощь «Светлячку». Челкашкин раскладывал бинты, а боцман Бурун, сунув второпях под койку к горячим трубам свой дубовый бочонок, выбирал теперь на корме самый крепкий буксирный трос.
Солнышкин стоял у штурвала, вглядывался вперёд, и перед его глазами вспыхивали искорки.
Где-то там, в жестоких льдах, замерзал «Светлячок». Солнышкину даже виделось, какой он крохотный и добрый: его хотелось взять в руки и прикрыть ладонями, как маленького пингвина в Антарктиде. На борту «Светлячка» люди ждали помощи. Что такое оказанная вовремя помощь, Солнышкин хорошо знал. И глаза его так и летели вперёд, как два спасательных круга.
Дверь рубки была приоткрыта, и за ней стремительно пролетали созвездия. Рядом с Солнышкиным стоял Морячок, а сбоку с лапы на лапу переступал подросший пингвин. Он тоже готовился к встрече со льдами.
Вдруг в рубку, странно моргая, порвался Перчиков.
— Ты ничего не видел? — спросил он у Солнышкина.
— Что было на пути, всё видел, — сказал Солнышкин.
— А вертолёт с козой видел?
— Мне не до шуток, — нахмурился Солнышкин, — постарался бы придумать что-нибудь поумней.
— Так я видел! — вспыхнул Перчиков. — Как на экране. Впереди вертолёт, под ним коза и кто-то на бобиках!
— Ну и ну!
Солнышкин дёрнулся. В открытую дверь влетело облачко каких-то чёрных частиц и ужалило его.
Солнышкин хотел отмахнуться, но, вытянув шею, вместе с Перчиковым уставился на дверь: за бортом гигантскими скачками неслось стадо испуганных океанских крабов. Перчиков схватил кинокамеру, но стадо пронеслось с невероятной скоростью и скрылось за горизонтом…
Встревоженный Моряков выбежал из рубки с биноклем, посмотрел вперёд и сказал:
— Да, там явно неблагополучно. Прибавить ход!
— Быть может, цунами? — сказал Перчиков.
А Верный отчаянно залаял.
— Чует, — сказал Солнышкин.
И только Морячок был в каком-то странном спокойствии. Солнышкин оглянулся и едва не выпустил штурвал — Морячок вдруг чётко сказал:
— Утечка полезного времени.
— Рехнулся ящик! — возмутился Перчиков и хотел похлопать его по бокам, но услышал:
— У ящика есть имя. Ящик в полном рассудке.
И Морячок ещё громче повторил:
— Утечка полезного времени.
— А вообще, — рассудительно сказал Солнышкин, — если изобретателю снятся козы, то почему изобретению не чокнуться?
— Не обижай Морячка, Солнышкин…
И Перчиков, который хотел сказать роботу что-то обидное, смолчал, припомнив, что Морячок вёл себя всё время разумно. Прекрасно играл в шахматы. В радиорубку приносил от Борщика сухари, а боцман в нового матроса просто влюбился и приговаривал: «Ну и молоток! Не хуже медведиков!», потому что не умевший спать Морячок в свободное от вахты время брал швабру и начинал драить палубу.
Морячок то молчал, то к чему-то прислушивался, поворачиваясь грудью к ветру. И вдруг, притопывая на месте, запел каким-то чужим голосом:
Ровно в двадцать четыре часа
Совершим кругосветку, ребята…
Потом сказал: «Ах, я дурак!» — и попытался хлопнуть себя по лбу.
— Совсем рехнулся! — удивился Перчиков и хотел выпроводить его из рубки, но тут вдали что-то засветилось, засверкало.
Наблюдавший в бинокль Моряков скомандовал:
— Малый ход! — И сказал: — Странно, очень странно…
— Смотри, смотри! — крикнул Солнышкин.
Но Перчиков и вся команда «Даёшь!» уже всматривались в ночную даль с тревожным недоумением: среди открывшегося ледяного поля возникала ледяная гора…
— Включить прожекторы! — приказал Моряков, и под вспыхнувшими лучами перед участниками экспедиции за ледяной стеной засверкало обросшее сосульками фантастическое судно, на борту которого горбился какой-то мамонт.
Но еще удивительней было то, что стена — громадная ледовая стена — на глазах у всех продолжала расти, и не какие-нибудь кристаллы, а целые куски льда всё поднимались и поднимались вверх, будто кто-то возводил укрепления.
Моряков нахмурил брови. Ничего подобного полярный капитан не видел даже в Антарктиде. Последняя стадия обмерзания!
«Есть ли там кто-нибудь живой?» — подумал он. А стоявший на баке боцман Бурун, не дожидаясь команды и опередив всех, крикнул:
— Эй, на «Светлячке», принимай буксир!
И в ответ донёсся давно забытый, но такой знакомый голос:
— Плавали! Знаем!
ЛИЧНОЕ КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ
Пока Моряков, Солнышкин и вся команда «Даёшь!» спешили на помощь погибающим, жизнь на «Светлячке» тоже не стояла на месте.
