Ткацкий станок — детище средних широт, однако он проник в Индонезию, а оттуда, по северному пути, — на Каролинские острова, в окраинные общины северо-восточной Меланезии и на соседние острова Санта-Крус. Но на остальных островах Меланезии с ткачеством не были знакомы и, следовательно, по южному пути оно не могло проникнуть в Полинезию. Возникает вопрос, почему же полинезийцы, если они прошли по северному пути и останавливались на Каролинских островах, все же не принесли с собой ткачества в Полинезию? Возможно, что ткачество развилось на Каролинских островах после того, как полинезийцы прошли через эту страну. Однако наиболее правильное объяснение заключается в том, что на Гильбертовых островах, этом мостике между Каролинскими островами и Полинезией, население не знает ткачества. На Каролинских островах для ткани использовалось волокно дикого хибискуса. На Гильбертовых островах этого растения не было, и поэтому предки полинезийцев могли позабыть о ткачестве в течение долгой эпохи, пока они там обитали. Когда, наконец, мореплаватели попали на гористые вулканические острова Полинезии, где рос хибискус, искусство ткачества было уже давным-давно забыто ими. Народ, владеющий письменностью, может по записям восстановить забытое ремесло. Человеческая же память никогда не станет обременять себя теми техническими подробностями, которые не имеют применения. Отсутствие сырья на островах Гильберта оказалось непреодолимым препятствием для распространения ткачества в Полинезии.

Изучение истории метательного оружия дает нам дальнейшие сведения о переселении полинезийцев на восток. Военным оружием в Меланезии были лук и стрелы, а в Микронезии — праща. В Полинезии лук со стрелами был известен, но его не использовали во время войн нигде, кроме Мангаревы. Как на Тонга, так и на Самоа лук использовали для спортивной стрельбы по голубям и рыбе. На островах Общества стрельба из лука затупленными стрелами в отдаленную цель была развлечением вождей. Они занимались этим, стоя на треугольных каменных площадках. На Гавайях для спорта практиковалась также стрельба из лука по крысам. Не раз ученые, придерживавшиеся как неоспоримой истины теории переселения через Меланезию, выражали недоумение по поводу того, что лук и стрелы не использовались в Полинезии как военное оружие. Трудно было понять, почему полинезийцы не научились от меланезийцев пользоваться луком для убийства людей, даже если они не были раньше знакомы с этим оружием. Однако самый факт, что лук использовался в Полинезии лишь для спортивных игр, служит лишним опровержением теории длительного пребывания полинезийцев в Меланезии. Луки на Тонга повторяют фиджийские образцы; вероятно, с Фиджи лук проник на Самоа и Тонга, а оттуда в качестве спортивного оружия распространился в Центральной Полинезии[28].

Самым распространенным метательным оружием в Полинезии была праща. Она встречается во всей Полинезии, за исключением Новой Зеландии. Маорийцы сражались врукопашную; распространение, которое получила среди них палица, свидетельствует о том, что предварительная перестрелка на большом расстоянии при помощи метательного оружия давно ими не применялась. Тем не менее знаменательно, что на Кермадекских островах, к северу от Новой Зеландии, были также найдены камни для метания из пращи. По-видимому, первые поселенцы, появившиеся на этих островах, пользовались пращой. Часто полинезийские метательные камни заострены с обоих концов и тем самым напоминают найденные в Микронезии. Употребление пращи как в Микронезии, так и в Полинезии служит еще одним доказательством в пользу северного пути миграции полинезийцев.

О прошлой связи между жителями островов Гильберта и Центральной Полинезии свидетельствует распространение среди них одинаковых боевых шлемов. По форме они напоминают турецкую феску и изготовлялись из уложенных кольцами шнуров кокосовых волокон. Подобные шлемы найдены и на островах Кука и на Южных островах в Центральной Полинезии. На островах Кука они служили для защиты от метательных камней. На Гильбертовых островах шлем применялся наряду с особыми боевыми доспехами — штанами и курткой из кокосового волокна. На затылке к шлему пришивался продолговатый щиток. Эта одинаковая специфическая форма заставляет нас предполагать, что шлемы Микронезии и Полинезии не могут иметь различного происхождения[29].

При взгляде на карту вы убедитесь, что Полинезийский треугольник напоминает наконечник копья с острием, направленным к солнечному восходу. Наконечник копья насажен на древко, которое составляют южная цепь вулканических островов, именуемых Меланезией, и северная цепь атолловых островов, получивших название Микронезии. Как мы покажем в дальнейшем, культурные растения и домашние животные завезены в Полинезию южным путем, но предки полинезийцев прошли сюда северным путем, ведя свои ладьи от одного атолла к другому, навстречу восточному горизонту, за который до них никто еще не проникал.

Смельчаки, направившие свои ладьи по неизведанному Тихому океану, умели не только водить суда, но и ловить рыбу в открытом море. Они выходили на лов рыбы и при этом вылавливали новые острова. Мифы придают рыболовному снаряжению древних рыбаков магическую силу, которая якобы давала возможность поднимать острова из морских глубин. Величайшим рыболовом всей Полинезии, был легендарный герой Мауи, древний открыватель новых земель. О ряде его героических подвигов спустя столетия любящие деды рассказывали своим благоговейно внимающим внукам. На каждом архипелаге существует свой особый вариант этого предания, с местными особенностями; к древнему мифологическому «улову» Мауи стали относить даже и те острова, которые он никогда не видел.

Привожу маорийский вариант легенды. Таранга родила четырех сыновей, а когда зачала в пятый раз, то разрешилась от бремени до срока и, завернув зародыш в пелену, опустила его в море. Тангароа, бог моря, сжалился над семенем жизни, которое, не достигнув зрелости, было обречено на гибель, и лелеял его, лаская водорослями и убаюкивая на тихих океанских волнах. Наперекор всем законам природы, зародыш ожил и превратился в крепкого мальчишку. По совету заботливого бога, мальчик ночью незаметно прокрался в материнский дом и улегся среди спящих братьев. Когда утром Таранга окинула материнским взглядом спящую детвору, она была изумлена, увидев незнакомого ребенка. В детстве я особенно любил, когда моя бабушка, рассказывая это предание и изображая Тарангу, загибала четыре пальца, от большого до безымянного, говоря:

«Мауи — впереди, Мауи — внутри, Мауи — с одной стороны, Мауи — с другой стороны». Потом она обычно смотрела с притворным изумлением на мизинец, который не имел имени и восклицала: «А это кто? Это не мой ребенок». Тогда раздавался писк не по годам развитого пятого младенца: «Но я же твой сын! Ты бросила меня, недоношенного, в огромный океан, но мой предок Тангароа сжалился надо мной и вырастил меня». Тогда мать прижалась носом к носу ребенка и сказала: «На самом деле, ты мой младший сын, и поэтому я назову тебя в честь пучка волос на моей макушке — Мауи-тикитики-а-Таранга».

Когда Мауи возмужал, он совершил много удивительных подвигов, но в течение всей своей жизни оставался злым проказником и обманщиком. В припадке зависти из-за того, что его шурин наловил больше рыбы, Мауи придавил его носом рыболовной лодки, когда они приставали к берегу. Вытянув затем нос, уши и позвоночник, он создал, таким образом, первую собаку, которую маорийцы называют Иравару, а жители Туа-моту — Ри. Мауи достал огонь в Махуики (преисподней) и научил людей добывать его при помощи трения кусков дерева, в котором был запрятан огонь. Овладев огнем, человек получил возможность варить пищу, которую он прежде ел сырой.