– С чего это вдруг? – поинтересовался Купер.
Уэлли ухмыльнулся.
– В честь праздника.
– И что же вы празднуете?
Уэлли показал в мою сторону.
– Нельсон и мисс Мейсон поженились вчера вечером. – И добавил многозначительно: – В Тихуане.
Купер попросил налить ему пива. Я налил себе в рюмку еще рому. Шериф поднял свой стакан.
– Желаю счастья, Нельсон. Надеюсь, вы оба будете счастливы.
Я был тронут. "Надеюсь, что вы оба будете счастливы!" Сперва от Мика, теперь от Купера. Это было похоже на попугайничанье. Ведь женятся не для того, чтобы быть несчастливыми.
Я сжал рюмку так крепко, что она треснула и порезала мне руку. Я кинул разбитую рюмку под стойку и завязал руку салфеткой.
– Дайте мне, пожалуйста, новую рюмку.
Уэлли подал.
– На вашем месте я бы не стал больше пить. Вы сейчас и так уже в форме.
Меня это взбесило.
– Вы что, собираетесь меня учить?
– Никоим образом... – Уэлли направился к другому концу стойки, чтобы обслужить клиента.
Я снова наполнил рюмку. При этом я хорошо знал, что будет, если я ее выпью. Ведь у меня в желудке были лишь какие-то жалкие кусочки бифштекса. Тем не менее я залпом выпил ее. Купер сдвинул назад свой белый стетсон.
– Видимо, вы умеете пить, сынок?
– На суше – да.
– И долго продолжится ваш отпуск?
– До конца жизни. – Это должно было прозвучать как шутка. – К чему мне работать – я же теперь хозяин роскошного мотеля для туристов.
Шутка не удалась.
– О, понимаю, – ответил Купер.
А ром уже полностью оказывал свое действие. Шум посуды нарастал с неимоверной быстротой. Табурет подо мной начал качаться. Я хотел его остановить, но прежде чем я успел это сделать, из кухни появилась Корлисс. В своей белой униформе она казалась свежей и аппетитной. И у нее, как и у Коры, на левом плече был выткан большой пурпурный попугай.
Она остановилась у моего табурета и взяла меня за руку.
– Хэлло, дорогой! Ну как, бифштекс был вкусный?
Я похвалил его.
– А что ты делаешь на кухне?
– Одна из девушек неожиданно уволилась, – ответила она. – Нужно было немного помочь повару.
Купер снял шляпу.
– Как я услышал, вы вчера вечером с Нельсоном поженились. Желаю вам счастья.
– Большое спасибо, шериф, – ответила Корлисс. В ее голосе немного чувствовалось волнение. В своей прилегающей к телу форме она казалась невинной, нетронутой девочкой.
Купер еще раз пожелал нам счастья и попрощался. Корлисс села на табурет рядом со мной.
– Прошу прощения за вчерашнюю ночь, – извинился я.
Корлисс теребила мой палец.
– Не будем об этом, Швед. Ты просто был слишком возбужден. – Она с беспокойством посмотрела на меня. – Но тебе больше пить не нужно. Ведь на карту поставлено слишком много. Что хотел от тебя шериф?
Я пытался ей сказать об этом, но мой язык словно прилип к гортани.
– Он хотел... только хотел... – Я замычал и начал снова, очень медленно: – Он сказал...
А потом ром ударил по мне с полной силой. Язык, казалось, распух, бар накренился. Я испугался, что упадет бутылка с ромом и испачкает платье Корлисс. Чтобы предотвратить это, я быстро нагнулся за ней, и в этот момент табурет закачался, так что я оказался на полу. Любопытные туристы повысовывали свои носы из ниш.
– О, Швед! Дорогой! – Корлисс склонилась надо мною.
А я валялся в луже рома и среди осколков разбитой бутылки, пытался подняться и не мог. Из-за стойки выскочил Уэлли.
– Мне не нужно было давать ему так много...
Он взял меня за руку и привел в сидячее положение.
– О, боже ты мой! Он выпил всю бутылку за десять минут! И это – на пустой желудок.
Корлисс продолжала всхлипывать. А потом откуда-то появился Мик, и они вдвоем поволокли меня из бара.
Шериф Купер задумчиво ударил ногой по покрышке своей машины. Когда мы проходили мимо него, он бросил:
– Я так и думал, что кончится этим.
– Куда нам его отвести, миссис Нельсон? – спросил Уэлли.
– В мое бунгало, – сквозь слезы ответила она.
Она открыла решетчатую дверь. Уэлли и Мик внесли меня в бунгало Корлисс и положили на кровать. Снимая с меня сапоги, Мик высказал Корлисс свое мнение:
– Знаете что, миссис Нельсон? По моим понятиям, мистер Нельсон ведет себя как человек, у которого тяжело на совести...
Корлисс сразу обозлилась.
– Убирайтесь вы оба!
– Как вам будет угодно, миссис Нельсон, – буркнул Уэлли.
Дверь со скрипом закрылась. Потом я услышал, как в ванной зашумела вода. В следующую минуту Корлисс села на край кровати и вытерла мне лицо холодным полотенцем. Дрожащими пальцами я развязал галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
– Я люблю тебя, Корлисс, – пролепетал я.
– Зачем же ты это сделал?
Я хотел объяснить ей все и не смог. Из моего рта вырывались только отдельные слова, а боль осталась у меня внутри. Как можно объяснить человеку чувства, которые ему не подвластны?
Человек родился в маленьком городке. Его родители умерли, когда он был еще маленьким ребенком. Человек этот попадает на море, становится взрослым не по возрасту, в двадцать лет чувствует себя тридцатилетним, вымахал как косая сажень, огромная масса плоти и костей, светловолосый, его любят женщины. И все женщины, которых он встречал, одинаковы. Во всем мире.
"Что, матросик, одинок?" Всего три слова, словно пароль. Матросы всегда желанны, если у них есть деньги. Все равно какие – шиллинги, песо, франки...
А иногда и бесплатно. Достаточно всего нескольких шутливых слов. Пару глотков рома. Несколько нежных слов. Но такое можно позволить себе только с замужними дамочками, которые обманывают своего бедного любящего дурачка-супруга.
И все это время человек считает, что любовь должна иметь и обратную сторону. С этими думами человек ночами стоит на вахте и думает, думает, думает... Годами думает. Бороздя все моря света...
Ведь должна же быть где-то женщина – чистая, непорочная женщина, мать твоих детей. И ее любовь погасит грехи этого человека, сделает его чистым, как и она сама. Неважно, где она живет, – на ферме или в городе. Она может быть и хозяйкой мотеля на автостраде. Все это неважно. Важно лишь одно: что вы будете вместе.
И вот ты встретишь ее, женщину твоих грез. Встретишь, правда, при неблагоприятных условиях, но ты все равно сразу же ее узнаешь, с первого взгляда. Наконец-то ты прибываешь в родную гавань. Ты женишься на той женщине, о которой мечтал всю жизнь. Теперь она принадлежит тебе, принадлежит на всю жизнь.
А потом в ее глазах появляется этот странный блеск. А когда она лежит в твоих объятиях, то пытается симулировать страсть. Разумеется, ты начинаешь задавать себе вопросы.
Кто в этом виноват? Твоя собственная грязная фантазия? Или она?
Корлисс продолжала всхлипывать.
– Я что-нибудь сказала или сделала не так, дорогой? И ты обиделся?
Я с трудом дышал. Действие рома, казалось, перешло и на кровать, ибо она тоже начала клониться вперед.
– Нет, – солгал я. – Что ты, конечно, нет!
Она тесно прижалась ко мне.
– Значит, это из-за Джерри? Из-за того, как он поступил со мной?
– Нет.
Моя правая рука лежала на ее бедре. Какое-то время она продолжала теребить мои пальцы.
– Ты уже больше не считаешь меня хорошенькой?
Я оперся на локти.
– О, боже ты мой, Корлисс, прошу тебя, не надо! Ты же знаешь, что я от тебя...
– Тогда докажи это! – сразу потребовала она, и ее губы потянулись к моим. – Докажи, что ты меня любишь, Швед! Или ты слишком пьян для этого?
– Для такого дела я никогда не бываю пьян, – похвастался я.
Стены бунгало, казалось, ушли куда-то назад. Мы снова лежали на утесе и к нам снова вернулось очарование той ночи. Она уже не упрекала меня в чем-либо, она лежала подо мной и упивалась любовью, дрожа всем своим телом и издавая тихие стоны – точно так же, как и в первый раз.
И неудивительно. Я только что снова убил человека ради нее, человека, которым я надеялся стать, когда сказал Гаити "прощай" и купил билет на автобус. Я любил ее. Я никогда уже больше не полюблю никакую другую женщину – во всяком случае так, как люблю сейчас Корлисс. С этого момента на свете существовали только двое – Корлисс и Швед.
