В баре все еще горел свет, но неоновый попугай уже не светился. Я промчался мимо мотеля, не заметив его, а потом мне пришлось возвращаться с целых полмили. Корлисс меня даже высмеяла по этому поводу.

На стоянке для машин она приложила палец к губам.

– А теперь тихо, Швед, прошу тебя. Я не хочу, чтобы Уэлли или Мэмми что-либо заметили до того, как мы поженимся.

Я поцеловал ее пальцы.

– Ясно.

Когда я помогал ей выйти из машины, она всем телом прижалась ко мне, и мы слились в долгом поцелуе, не говоря ни слова.

– Может, мне лучше сперва пройти в свое бунгало? – прошептал я.

– Нет, – шепнула она, коснувшись языком моих губ, а потом снова прижалась ко мне, так что я мог чувствовать каждую линию ее тела. – Нет!

– Ты дьявол, а не женщина! – прошептал я.

Она еще теснее прижалась ко мне.

– Почему?

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже, Швед.

Сопровождаемые стрекотом цикад и удушливым ароматом накотианы, мы дошли до ее двери. Под ногами у нас шуршал гравий.

Я осторожно, чтобы не заскрипели петли, открыл наружную решетчатую дверь. Корлисс сунула руку в сумочку, ища ключ. В этот момент на веранде кто-то тихо, словно извиняюще, кашлянул, так близко от нас, что я мог дотронуться до него рукой. Потом вспыхнул верхний свет.

В качалке сидел Уэлли, обрюзгший бармен. На нем все еще была его белая форма, а на коленях у него лежала большая конторская книга. На ней – маленькая счетная машина и огромная пачка засаленных счетов.

Корлисс провела рукой по лбу.

– О, боже ты мой! Совершенно забыла! Ведь сегодня среда!

Уэлли хмуро посмотрел на меня.

– Я жду уже час. – Потом его физиономия просветлела. – А дела на этой неделе действительно шли хорошо. По моим расчетам, наш доход увеличился на триста долларов.

Корлисс объяснила мне ситуацию:

– По средам вечером я всегда просматриваю с Уэлли конторские книги. – Она в нерешительности осталась стоять, пытаясь хоть каким-то образом взять под контроль свой дрожащий голос.

Уэлли с важным видом поднялся, держа в руках книгу и машинку.

Корлисс протянула мне свою маленькую ручку.

– Ну... спасибо, что проводили меня, мистер Нельсон. Я благодарю за милую прогулку.

С этими словами меня отпустили. Во всяком случае, на какое-то время.

– А вам большое спасибо за то, что вы вызволили меня из тюрьмы, мисс Мейсон, – ответил я.

Она рискнула положить свою ладонь на мою руку. И даже сквозь материал я почувствовал ее горячие пальцы.

– Вы, конечно, останетесь здесь до следствия?

– Да.

– Очень приятно, – сказала она.

– А когда мы увидимся?

Корлисс едва заметно покачала головой.

– Завтра утром.

Уэлли продолжал стоять.

– На триста долларов больше, чем в предшествующие недели. И, возможно, на следующей неделе доход еще больше возрастет.

Как мне хотелось сбить этому улыбку с его лица! Но вместо этого я осведомился, открыт ли бар.

– До двух часов, мистер Нельсон, – ответил он. – По средам меня в полночь сменяет Мэмми, а мы с мисс Мейсон просматриваем конторские бумаги.

Я глубоко вздохнул.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мистер Нельсон, – прощебетала Корлисс.

Перед баром стояло три машины, одна из них с номерным знаком штата Иллинойс. За стойкой хозяйничала миленькая брюнетка, которая днем заходила ко мне в бунгало. Я заказал рому и попросил ее оставить бутылку возле меня.

На другом конце стойки четверо мужчин пригнули головы друг к другу и о чем-то переговаривались. Один из них был похож на Джерри, бармена из того притона, где я избил мексиканского сутенера. Я подумал, не спросить его, действительно ли он Джерри, и если – да, то не хочет ли он связаться с шерифом Купером. Но потом решил – к черту все! Я был слишком взбудоражен, чтобы думать о чем-то другом, кроме Корлисс. Страстное желание обладать телом этой женщины причиняло мне почти физические страдания.

Теперь, когда все туристы спали, мотель не казался таким уж благопристойным местом. Взгляды четырех мужчин в другом конце бара мне не понравились. С такими типами мне доводилось нередко встречаться в барах различных стран и континентов. А они продолжали шептаться.

Мэмми вернулась, неся тарелку сандвичей, и поставила ее передо мной на стойку.

– Вам не мешает подкрепиться, мистер Нельсон.

Я смазал сандвич с колбасой горчицей. Сандвич был очень вкусный. Я быстро проглотил четыре штуки, временами посматривая на Мэмми. Она была такой же обаятельной, как Корлисс, и приблизительно того же возраста. Но жизнь обошлась с ней посуровее. От кончиков ее красивых губ тянулись вниз морщинки, движения были угловатыми и нервными. Казалось даже, что она чего-то боится. Но чего?

– Почему у вас предубеждение к мужчинам, малышка? – спросил я ее.

Она таинственно улыбнулась.

– Предубеждение?

Я запил последний сандвич глотком рома.

– И почему вы сказали мне, чтобы я не приходил вечером в бар?

– Не знаю, о чем вы говорите, – солгала она и поспешно пошла к тем четырем типам, чтобы наполнить их рюмки.

Я взял почти полную бутылку и направился через шоссе к побережью.

На море был маленький шторм, и на берег накатывались волны. Море – самая большая соблазнительница, которая вообще существует на свете. Оно обещало все и не давало ничего. Оно имело миллионы любовников. Включая и меня. Я был бы рад, если бы мог избавиться от его притягательной силы.

Я присел на песок и потянул из бутылки.

Корлисс пообещала, что будет моей завтра утром. Видимо, после того как мы получим в Даго нашу брачную лицензию. В отеле. В мотеле. Все равно – где. В самых роскошных апартаментах самого роскошного отеля в Сан-Диего. Швед и будущая миссис Нельсон. А может быть, мы проедемся и до самого Лос-Анджелеса. А потом будем лежать на солнце и целоваться, радуясь тому, что нашли друг друга.

Я потягивал ром из бутылки и думал о том, что, собственно, принесет с собой брак, думал об ответственности, которую беру на себя, делая этот шаг. Ведь это была не любовь на час в каком-нибудь дешевом номере. Брак налагал известные обязательства, и как-то странно было видеть в нем свое будущее.

Перед баром остались две машины. Я долго находился на берегу, до тех пор пока бутылка не опустела. Тогда я швырнул ее в море и направился обратно через автостраду.

Жалюзи и дверь бунгало Корлисс были закрыты. И мне показалось, что внутри кто-то плачет. А может, это яростно завывает ветер?! Я остановился в нерешительности, раздумывая, как поступить. Но она несколько раз просила меня быть осторожным. Она не хотела, чтобы Уэлли и Мэмми что-нибудь узнали до того, как мы поженимся.

Кто-то уже подготовил мне постель. Я снял куртку, сапоги и откинулся на кровать. Чувство было такое, словно я мирно качался на волнах в тихую погоду. Вот если бы рядом была бутылочка!

Я лежал, прислушиваясь к шуму моря, и вдыхал ароматы никотианы. А потом я вспомнил о людях в баре. Интересно, действительно ли одним из них был Джерри, подумал я, пытаясь одновременно определить, что за жужжание проникает мне в голову. А потом я вспомнил о мухе. Мне было бы приятнее, если бы Корлисс ее не убивала. Во всяком случае, не таким способом, как она это сделала. Неторопливо, без всяких эмоций и даже радуясь, что делает это.

6

Мне снилось, что где-то плачет женщина. Но потом внезапно я уже не был уверен, что это происходит во сне. Я сел на кровати и зажег свет. В кресле рядом с кроватью сидела Корлисс и тихо плакала, словно боясь, что очередное всхлипывание у нее будет очень сильным.

Один глаз у нее распух. На ней был все тот же желтый костюм, но юбка и верхняя часть костюма были разорваны в клочья.

– О, боже ты мой! Что случилось? – воскликнул я.

Она продолжала всхлипывать.

Я взглянул на свои часы. Я спал один час. Я поднялся окончательно и сразу почувствовал, что ром в моем желудке еще ощутимо дает о себе знать.