Ника Поливодов не желал быть ни с теми, ни с этими, ни с другими, ни с третьими, а хотел быть сам себе голова. Он пришел к главному редактору и предложил цикл бесед с истинными хозяевами новой жизни. Главный редактор тоже был человек ушлый, настырный, с большими заслугами перед демократией, но тираж его газеты упал до роковой отметки, поэтому суть дела он ухватил с лету.

– Надоело ходить с ушами? – пошутил по-домашнему. – Хочешь, чтобы тебе их отрезали?

– Нет, – сказал Поливодов, – мы сделаем все аккуратно. Ведь все зависит от исполнения. Подадим этих ребят с вопросительным знаком.

– Объясни.

– Иван Иванович, чего тут объяснять. Вот, дескать, читатель дорогой, перед тобой персоны необыкновенные, самый крупняк, тайная власть, а уж как они тебе понравятся – вопрос вкуса. Двух зайцев убьем, нам не впервой. Крестным отцам польстим и читателя развлечем. Газету будут из рук рвать. Подписная кампания, Иван Иванович.

– Как бы вместе с газетой нам головы не оторвали.

Не боишься, дружок?

– Нет, не боюсь. Паханы тоже люди, им свойственно тщеславие. Они много лет орудовали в темноте, им это надоело. Представляете, как им хочется заявить о себе громко, чтобы были аплодисменты, цветы, блиц камеры, благодарный рев толпы…

– Что ж, действуй, – задумчиво благословил редактор. – Но в случае чего прикрыть не смогу. Это ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, – кивнул Ника. – В конце концов, мы рождены, чтоб сказку сделать былью.

Жил Ника Поливодов в однокомнатной квартирке на Юго-Западе с кошкой Машкой и попугаем Гришкой.

Жены и детей у него не было, и иногда это наводило его на грустные размышления. Вечером он разложил на столе заготовки к теме "Мафия и власть" и долго изучал список фигурантов. Первоначально в нем было двенадцать человек, но теперь осталось восемь. Буквально за последние полгода двое убыли царствовать на чужбину, а двоих повалили в разборках, одного в Ростове, другого в Чернигове. Похороны павших бандитов, судя по газетным сообщениям, вылились во всенародное горе.

Это было смешно, поучительно и гнусно. Среди оставшейся восьмерки первым в списке стоял Елизар Суренович Благовестов, живая легенда подпольного бизнеса, свирепый рыцарь плаща и кинжала. Его домашнего телефона Ника не знал, зато у него была визитная карточка Иннокентия Львовича Грума, крупного бизнесмена, владельца двух банков и биржевой конторы, который в прошлом сезоне баллотировался в парламент от партии "Экономическое процветание". Этот человек по Никиному досье уже лет десять работал на Благовестова и, возможно, был его правой рукой. Поливодов познакомился с ним в кулуарах какого-то марионеточного фракционного съезда, пили кофе с коньяком в буфете, и Иннокентий Львович наговорил журналисту кучу комплиментов о его статьях. С искренней болью Иннокентий Львович сокрушался о том, сколько еще предстоит тяжелой работы по расчистке авгиевых конюшен, оставшихся в наследство от коммунячьего режима, но все равно это придется сделать, если не хотим до скончания века плестись в хвосте у цивилизованного мира.

Вся надежда здесь на талантливых, честных людей, таких, как Ника Поливодов. Он пообещал Нике, что если ему понадобится хоть какая-то помощь на его благородном журналистском поприще, он будет рад ее оказать. Изощренное фарисейство матерого хищника в тот раз очень позабавило Нику.

Он набрал номер офиса Грума, и ему ответил нежный, певучий голос секретарши, которая попросила его представиться, объяснить, по какому делу он звонит Иннокентию Львовичу.

– Я из газеты, – сказал Ника. – Дело сугубо личное.

Фамилия моя Поливодов. Иннокентий Львович меня знает.

– Минуточку, – прощебетала секретарша, и почти сразу в трубке возник благодушный, вкрадчивый баритон банкира:

– Дорогой наш писатель! А я все гадаю, куда вы пропали? Ну, уж, видно, не до нас. Большие проблемы, большие хлопоты. Читаем, гордимся знакомством. Чем могу быть полезен, уважаемый Ника?

– Как ваше здоровье, Иннокентий Львович?

– Какое уж там здоровье, милый вы мой! Трудимся не щадя живота, а кто оценит? Вы же видите, какая кругом неразбериха. Кстати, кто у вас рекламой заведует?..

Минут через пять хорошего, доверительного разговора Ника обратился со своей просьбишкой:

– Хотелось бы встретиться с одним человеком, я и подумал: вдруг вы поспособствуете?

– Кто такой? Что за человек?

– Некто Благовестов Елизар Суренович.

В трубке наступило молчание, и после паузы Грум заговорил совершенно иным голосом, в котором и намека не осталось на родственные чувства:

– Кто же вам сказал, что я знаком с Благовестовым?

– Никто не сказал. Да я наугад позвонил. Помнится, в последнюю встречу вы это имя упоминали. Но, возможно, я что-то перепутал.

Еще одна пауза, и в трубке возник посторонний фон. Ника улыбнулся своему отражению в настольном зеркале.

– Если не секрет, чем вас заинтересовал этот.., хм… господин?

Поливодов охотно рассказал, что газета собирается опубликовать цикл бесед с видными политиками, учеными, бизнесменами. Цель такая: дать спектр компетентных мнений по самым острым, актуальным вопросам общественной жизни.

– У нас ведь как заведено, – сказал Ника. – По любой проблеме высказываются одни и те же лица. Что на телевидении, что в прессе. Налогоплательщику они все надоели. Просто физиономически неприятны. К тому же заранее ясно, что каждый из дежурных комментаторов скажет. Хотелось бы закинуть невод пошире, поглубже. Кстати, раз уж зашла речь, я бы и вас, дорогой Иннокентий Львович, хотел привлечь.

– Что ж, пожалуй, попробую связаться с Благовестовым, – голос Грума опять потеплел. – Действительно, есть кое-какой канал, общие, как говорится, знакомые.

Давайте я вам перезвоню через некоторое время?

Повесив трубку, Ника пошел на кухню и поставил на огонь кастрюлю с водой. Достал пачку пельменей.

Он не первый раз совал голову в логово льва, и всегда при этом у него появлялся зверский аппетит.

Иннокентий Львович перезвонил через час.

– Все в порядке, – сообщил бодро. – С вас причитается. Еле-еле разыскал вашего Благо… Благовестова. Вы правы, похоже, важная персона. Но я за вас поручился, вы уж не подведите.

Грум назвал ему адрес и сообщил, что Елизар Суренович примет его завтра в двенадцать ноль-ноль.

* * *

Обыкновенная контора из двух совмещенных квартир на первом этаже жилого дома. Таких контор по Москве расплодилось тысячи, эта была примечательна тем, что у входа не было никакой таблички. Зато у двери, обитой зеленым кожзаменителем, сидел на табуретке усатый омоновец. Да и на улице Ника приметил две машины, набитые праздными молодыми людьми вполне узнаваемого типа. Выяснив, кто он такой, омоновец нажал на дверной звонок и что-то тихо произнес, склонившись над узкой, как для газет, щелью. Поливодова впустили.

Девушка в короткой черной юбке проводила его в приемную и, мило улыбнувшись, попросила открыть кейс.

– Террористов боитесь?

– Нет, журналистов, – отшутилась девушка. Нажала кнопку клавиши селектора:

– Из газеты, Елизар Суренович.

В ответ послышалось кряхтение.

– Входите, можно, – пригласила девушка.

Кабинет – бывшая жилая комната – был меблирован двухтумбовым канцелярским столом, книжными стеллажами и несколькими стульями с темно-красной обивкой. Небогато, подумал Поливодов, принимают по десятому разряду. Хозяин кабинета – осанистый старик с лысым, породистым черепом, обрамленным темным пушком, с приятно пронизывающим прокурорским взглядом – сидел не за столом, а у окна, под открытой форточкой, в черном дерматиновом, тоже сугубо канцелярском креслице. Навстречу гостю не поднялся, но руку сидя протянул. Поливодов поспешно приблизился и уважительно ее пожал, ощутив сухой жар старческой ладони.

– Располагайся вон там, – Благовестов указал пальцем на стул. – А хочешь – там. Садись где удобнее, а я уж тут на холодке побуду. Водку будешь пить?

– Спасибо, рановато вроде.