Секунда, две, три… Яркий свет фар осветил пространство двора. До боли и невозможности знакомый черный внедорожник, хищником скользнул в свои владения. Опасная аура тут же окутала собой все пространство, погребая под собой и меня. Свет потух… Улавливалось какое-то движение у «танка». Мои глаза, привыкшие к тьме, быстро распознали мощную фигуру Лероя, скрытую за черной кожей куртки. Грейсон перекинулся парой фраз с охраной и, вынув из багажника чехол, в котором вне всякого сомнения хранилась винтовка, твердым и уверенным шагом направился в особняк.

Я прикрыла глаза, тщетно пытаясь уловить ускользающий меж пальцев свет, но он исчез, безвозвратно. Дьявол вернулся, а значит, с ним вернулась и кромешная тьма, в которой я запуталась, как бабочка в паутине. Кем же я должна быть, чтобы подчинить себе Его?

Почему-то я была абсолютно уверена, что Лерой либо ворвется ко мне в комнату, либо вызовет к себе. Но ни того, ни другого не случилось, что стало для меня полной неожиданностью, учитывая, насколько горячим был наш последний раз. Я старалась себя успокоить тем, что так даже лучше. Грейсон не почует запаха сигарет, и тем самым я отстрочу себе собственную казнь. Но, несмотря на эти вполне логические доводы разума, я впервые так остро и болезненно ощутила укол собственного самолюбия. А это, оказывается, бывает чертовски неприятно. Ну, ничего, такая передышка поможет мне собраться с силами, мыслями и начать действовать. Подобный итог быстро усмирил подступающее чувство возмущения, и я наконец-то заставила себя поспать.

Утром уже по негласно сложившейся традиции я проснулась и встретила на своей кровати Калэба. Он сидел в желтой кепке с эмблемой летучей мыши Бэтмена и уплетал за обе щеки шоколадные конфеты, постоянно доставая их из небольшого полупрозрачного мешочка.

— Привет, — весело произнес Калэб. — Вставай скорей, иначе я сам съем все сладости, — он облизнул испачкавшиеся в шоколаде пальцы.

— Почему ты портишь себе аппетит перед завтраком? — я протерла глаза и села.

— Лерри разрешил, — гордо заявил друг. — Он приехал сегодня ночью и привез мне подарки. Кепка, конфеты и вот еще что, — Калэб полез в карман своих пижамных штанов и достал приличную пачку жвачек. — Жвачки, а в них еще и наклейки, представляешь?

— Да уж, настоящие сокровища, — я улыбнулась.

— На, — друг отсыпал мне небольшую горку жвачек. — Потом если что, обменяемся наклейками.

— Как скажешь, — я переместила лакомства на прикроватную тумбочку. — А Лерой где?

— Как обычно тренируется у себя в спортзале. Кстати, Хэтти такой замечательный завтрак приготовила. Блинчики, клиновый сироп и овсянка с фруктами! А ты все спишь и спишь. Одевайся скорей.

Если честно, то есть мне совсем не хотелось, но ничего поделать я не могла, поэтому поплелась за вещами. Калэб захотел, чтобы я надела желтое в мелкий красный горошек платье с юбкой-колокольчиком и гольфы с кошачьей мордашкой на коленках. Пока я смирно сидела у зеркала и ожидала, когда же друг сделает мне косички, взгляд вновь невольно бегло прошелся по отражению. Я была красивой даже очень, несмотря на недавнюю простуду. Немного странно и ново считать себя красивой, но я всегда старалась быть максимально честной с собой. Если уродка, то так и есть, если туплю, тоже правда, а если выгляжу неплохо, то от этого так же никуда не деться. Невольно я вспомнила те злосчастные галлюцинации, в которых помимо Лероя был еще кто-то. Резкая фантомная боль проносится от висков и сосредотачивается в одной маленькой точке чуть выше лба. Я зажмурила глаза и инстинктивно коснулась пальцами того места, где обосновалась эта ненастоящая боль, будто прикосновение могло усмирить ее. Выпуклый рубец, небольшой и продолговатый.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Калэб.

Я открыла глаза и поддалась вперед, чтобы получше рассмотреть находку. Рубец был практически незаметен и скрытый за волосами. Как странно… Прежде я никогда его не замечала.

— Мотылек, ты меня пугаешь.

— Все хорошо, — я вернулась в исходное положение, фантомная боль исчезла, словно ее и не было.

— Точно?

— Совершенно точно, — конечно же, это была ложь.

Мы спустились на кухню, где никого, кроме Хэтти больше не было. Меня всю передернуло от чувства полного разочарования, даже почудилось, что приезд Лероя вымышленная дрянь, плод моей больной фантазии. Я чувствовала его присутствие, энергетику, но не видела. Если бы Калэб мне не рассказал о приезде его брата, то я бы подумала, что свихнулась, а «танк» в ночи всего лишь привиделся. Меня уязвляло то, что Лерой по возвращению не ворвался ко мне в комнату, уязвляло это абсолютное равнодушие, которое я смогла четко почувствовать только сейчас, хотя, по сути, оно было всегда, лишь скрытое под саваном обычной животной похоти. Да, я никто это неоспоримый факт, но тупому сердцу это не объяснишь, как ни старайся.

Уже под конец завтрака, когда я только-только проглотила противозачаточное средство, на кухне появился Грейсон. Он был одет в один черные тренировочные штаны, по голому торсу скользили капельки пота. Я с маниакальной жадностью рассматривала его быка, который показался мне тихим и расслабленным, впитывала в себя каждый рельеф мышц, который после тренировки виднелся по-особенному четко. В душе зашевелилось чувство неумолимой тоски. Мое тело тосковало по Лерою, ровно, как и сердце. Тупое ощущение полнейшего мазохизма сворачивало в жгут все внутренние органы.

Грейсон прошел к холодильнику, не удостоив меня даже кратким взглядом, словно бы я и не существовала здесь. Достав бутылку минералки, он вышел из комнаты, а мне только и оставалось, что провести глазами его крепкую спину с татуировкой до дверей. Лерой игнорировал меня, но это не отзывалось такой сильной болью, как осознание, что этот игнор не был подстроен специально. Ему было плевать потому что, иначе Грейсону и не нужно себя вести. Я знаю, что ровным счетом ничего не значу в его жизни и наказывать меня своей отрешенностью он не собирался. Можно было только догадываться, чем именно Лерой занимался на протяжении всего прошлого месяца. Может быть, он трахал очередную красивую девушку, которая так не осторожно попала под чары его дьявольского обаяния и красоты. От подобной мысли меня стало не слабо мутить.

После завтрака я с Калэбом снова стала заниматься изучением шахмат и даже пытаться играть. Я загружала свою больную голову всякими мыслями, только бы вытеснить из них проклятого Лероя. Так продолжалось всю последующую неделю. Мозги начинали кипеть, а остатки нервов лопаться. Желание, чтобы Грейсон обратил на меня свое блядское внимание, превратилось в идею фикс. Я абсолютно не знала, что буду делать, когда достигну желаемого, просто мне это было необходимо. Соблазнять я не умела, и едва ли этот дешевый фокус мог пробить такого человека, как Лерой. Вещи, многозначительные взгляды и подобная дребедень тоже были бессильны. Это злило меня и побуждало нездоровый азарт набирать все больше и больше сил.

Грейсон редко мелькал у меня перед глазами, он чаще появлялся во снах, чем в реальности. Но и в те краткие моменты, когда я видела его наяву ненависть, зависимость и злость смешивались и взлетали до критической отметки. Весь такой красивый и физически идеальный, он проходил мимо меня, то разговаривая с кем-то по телефону, то поправляя манжеты своей белоснежной рубашки. Меня буквально всю выкручивало оттого, что мои чувства, эмоции перестали быть подконтрольны мозгу. Надо было его убить, когда Лерой давал такой шанс. Теперь же сама и страдаю от своего малодушия.

Вся эта негативная энергия слишком стремительно стала заполнять мой рассудок. Я не могла спать, кушать и дурачиться с Калэбом как раньше. Все мое внимание сжалось лишь до образа Грейсона, который болезненной красной точкой пульсировал перед глазами, даже когда я их закрывала. Мне нужно было срочно выпустить пар, иначе я просто взорвусь и разлечусь ошметками, а затем медленно опаду у ног этого ублюдка.