Карьере Бонд — конец. Никто не станет работать с моделью, которую на обрыганной вечеринке дерут вдвоем, а то и втроем. Во все дырки имеют по кругу…

Сука допрыгалась, пусть прыгает в пропасть.

— Будет сделано.

Надо же, а…. Всего лишь случайность! Глупость…

Дерзко и глупо Таша схватилась за бокал. Случайность!

Это для меня случайность едва не стала самым большим искушением жизни.

Со стороны кровати доносятся звуки. Стоны и плач. Таша плачет. Ей так плохо, что она плачет, скрутившись.

Подойдя к кровати, я поднимаю голову вверх, пока большие темные глаза не встречаются с моими.

Бездонные омуты. Ни грамма понимания, что происходит. Только слезы.

— Плохо, малышка? Скоро станет легче.

Таша

Перевернувшись на бок, чувствую странную болезненность в руке. Словно задела что-то.…

Подношу руку к лицу, моргаю. Перед глазами все плывет, с трудом удается сосредоточить взгляд, сделав его более ясным.

Катетер. У меня в руке — катетер. От того мне стало больно, когда я проехалась рукой под одеялом.

Боже….

Ничего не помню.

Как? Почему?

Пытаюсь встать, слабость страшная и в голову приливает: бум!

Резкая боль, от которой голова становится тяжелой, шея будто надламывается.

Падаю обратно на подушки, опускаю веки, не в силах выдержать плясок дизайнерской люстры над моей головой.

Как плохо, она будто спятивший солнечный зайчик. Свет режет глаза….

Приходится выждать немного, потом осторожно приоткрываю веки, но резких движений больше совершать не смею.

Едва дышу: внутри тошнотворная пустота, меня будто выскребли, выпили.… А то, что не удалось выпить, просто выжали.

Горло скребет сухостью, но внутри так пусто, что страшно. Мне кажется, я и от одного глотка стану переполненной, не смогу в себе удержать.

Паршивое состояние. Почему мне так плохо?!

Я вспоминаю. Всё вспоминаю, начиная с приятного, легкого.

По шагу приближаюсь к черте, за которой все становится резким и неправильным.

Это начинается с визита Зорина в наш дом. В мой дом….

Или уже не мой?

Все с той самой встречи, с фатальной встречи началось и покатилось по наклонной.

Его слова, фразы, взгляды.

Меня жжет изнутри, сердце с разбегу бросается на грудную клетку.

Тише, тише.…

Так странно.

Я удерживаю ладонь на груди, а ребра вверх и в стороны расходятся, будто я сейчас взлечу от волнения.

Ненавижу его! Однозначно, но.…

Есть несколько капель.

Как капли чернил, которые попали в воду: красиво расходятся дымными виражами.

Так и во мне по капле растворяется его яд, становится частью меня самой.

Обмен репликами, прикосновения.

Танец.…

Как стыдно мне за этот танец, боже.

Зачем я попой перед ним так крутила, терлась, зачем позволила его жару меня оплести, как ядовитый плющ.

А потом.…

Нет-нет, я помнить это не хочу. Лучше бы забыла.

Но промежность сладко пульсирует, возражая, что его порочные касания заводят.

Что ещё?

События наслаиваются, дальше будто серия негативных снимков — дрянь Зорина решила испортить мне платье!

Я выпила, ему не понравилось. Мы уехали, и все стало зыбким, туманным, вязким.

Ещё припоминаю безумие в ванной и то, как он меня поцеловал, как ласкал пальцами.

Сквозь сладкий, но липкий туман пробивается память тела, яркими всполохами возникая тут и там. Эти очаги продолжают гореть во мне и сейчас, уже после.… всего!

На меня резко накатывает понимание, что там, в ванной все не закончилось.

Темно-темно, вспышка воспоминания…

Ужас!

И я горю от стыда. Замираю, едва дыша.

Заново пылаю.…

Непонятно, чего во мне больше — ужаса и возмущения, стыда и раскаяния или не к месту появившемуся желанию.

И сквозь весь этот плотный кокон эмоций, которых слишком много, тесных и жарких, ненадежных и пламенеющих, на меня обрушиваются видения кусочками.

Слишком…

У меня даже горло перехватывает. Туго сжимаю задницу, едва не подавившись вздохом: он меня и там лапал?! Прямо туда! Бесстыжий извращенец!

По лицу — слезы бессильной злости и ярости!

Как он это со мной провернул?! Как?!

Дверь открывается.

Я не успеваю вытереть слезы и шмыгаю носом, когда на пороге спальни появляется мой мучитель.

Стыд. Снова стыд.

И ужасное понимание, что в его глазах — ни капли сожаления.

Вот ни капельки!

Высокий, подтянутый, в свободной рубашке.

Я только сейчас замечаю, какой он темный, про таких говорят — чернявый!

И глаза у него такие же… Слишком черные и пошлые, в них невозможно смотреть.

Я даже на расстоянии чувствую, что теперь ему хочется большего.

И моя роль от простого инкубатора изменилась на…

— Не смей больше меня касаться! — шепчу. — Не смей! — выкрикиваю сухим голос.

Зорин закрывает дверь, делает несколько шагов в сторону кровати, и я слишком слаба, чтобы бежать, но отползаю к самой спинке кровати.

Словно загнана в угол.

— Как самочувствие, Таша?

Мне кажется, или он произносит мое имя иначе — мягче, слаще, заигрывающе.… А глаза игриво блеснули под темными ресницы!

Жар мгновенно отпечатывается на моем лице.

— Паршиво!

Назар кивает:

— Больше не будешь пить каку.

Бесстыжий. Наглец. Подлец!

Закрываю глаза, журчит вода.

Моих пальцев касается прохладное стекло.

— Держи стакан, выпей немного.

Я не хочу его касаний, но он помогает. Самое паршивое, что если бы не его пальцы, я бы и этот стакан ко рту поднести не смогла. Я словно хлебный мякиш в теплом молоке… Тюря.

— Тебе кое-что подмешали.

— И ты.… ты этим воспользовался.

— Всего лишь помог тебе немного сбросить напряжение.

— Ты… Ты.…

— Не трахнул, — обрывает, расставив все точки над i.

Но моя задница другого мнения! И промежность тоже пульсирует, как будто знает, что это такое — быть растянутой.

— Немного надкусил, — облизывается медленно-медленно. — Только разжег аппетит.

— Довольно!

— Конечно. Отдыхай, восстанавливай силы.

Зорин поднимается, словно собирается уходить, но потом резко наклоняется и целует меня в лоб.

Так нежно и заботливо, будто он мне родитель! Вот только словечки…

— Теперь я хочу, чтобы ты так же текла и была готова дать мне все, даже попку. Но в трезвом виде. В трезвом, но пьяном от реального возбуждения, а не вызванного наркотиками…

— Этому…. Не…. бывать! — выдавливаю.

В ответ он улыбается.

Просто, сукин сын, улыбается с превосходством, словно знает что-то ещё, какой-то мой секрет выведал…

Теперь я точно уверена: надо бежать. Надо срочно…. бежать!

Таша

Первые сутки после памятного вечера мое самочувствие оставляло желать лучшего! Через день мне стало немного получше, но я предпочла оставаться в своей комнате. На третий день дурноты уже почти не стало, но я упорно продолжала изображать недомогание, отказывалась покидать кровать и почти ничего не ела.

Вечером третьего дня раздается стук в дверь комнаты, и я, уже научившаяся отличать, как стучат горничные из числа прислуги, мгновенно понимаю, что стучат не они.

Стук уверенный, требовательный и нетерпеливый.

Застываю на месте, поняв, что это никто иной, как Зорин собственной персоной!

Зачем тебя ко мне принесло?

Видеть его до сих пор сложно.

Он навещает меня каждый день, справляется о самочувствии и смотрит с видом, полным сожаления и жажды.

Ему-то понравилось.… Очень понравилось все то, что он со мной вытворял.

И мне тоже нравилось, судя по отрывкам, которые то и дело всплывают в моей памяти! Нравилось, но это была не я, это было всё самое дурное и пошлое во мне.