Он снова обежал вокруг дома. Всего лишь одно окно на втором этаже было открыто больше чем на пару дюймов. Тут, однако, он заметил кое-что, прежде ускользнувшее от его внимания. Там было дерево, вяз, одна из веток которого заканчивалась возле приоткрытого окна, чуть выше его. По всей видимости, под весом кота ветка согнется до окна, с которого он уже сможет прыгнуть на карниз.

Серый кот быстро вскарабкался на дерево и осторожно полез по ветвям. Действительно, по мере приближения к окну ветка наклонялась, прыгнуть с нее будет нетрудно.

Но прежде он заглянул внутрь — это была спальня — и убедился, что дверь из нее открыта. Иначе прыжок мог оказаться бессмысленным.

Кот прыгнул. Оказавшись на карнизе, он оглянулся и увидел, что для бегства этот путь уже использовать нельзя. Ветка распрямилась и оказалась слишком высоко, чтобы пытаться прыгнуть на нее с окна. Ничего — наверняка найдутся и другие пути; не будет же Стаунтон постоянно держать закрытыми все окна первого этажа.

Кот выбежал в коридор, затем спустился вниз по лестнице, потом тихонько пошел по другому коридору, который вел от парадной двери к кухне. У самого поворота он остановился. Это место казалось идеальным для подслушивания.

До мозговика донесся звук открываемой двери холодильника, а потом он четко различил слова.

— Значит, вы отказываетесь выпить со мной пива, мисс Телли? — спросил Док. — Диктовать — это довольно скучная работа, а писать под диктовку еще скучнее.

Мисс Телли слегка улыбнулась впервые за время их общения.

— Если вы настаиваете, доктор. Но обещайте мне, что это будет сохранено в тайне. В таких маленьких городках, как наш, учительница не имеет права ни пить, ни курить.

— Клянусь, я вас не выдам, — уверил ее Док, вынимая из холодильника вторую банку пива. — Я очень желал бы соблазнить вас и на курение, но, к сожалению, кроме трубки ничего предложить не могу. Кстати, вы не возражаете, если я буду курить по ходу диктовки?

— О нет, нисколько. Мне даже нравится запах трубочного дыма, особенно в таком просторном помещении, как эта кухня.

— Да, она меня устраивает; здесь удобно расхаживать. Я в основном и живу на кухне. За исключением тех дней, когда рыбачу или выезжаю в город.

Вернувшись с двумя бокалами пива, он поставил один из них на стол перед мисс Телли, а другой — напротив. Потом и сам сел за стол.

— Положите карандаш, мисс Телли. Я пока что не хочу начинать диктовки. Ну, разумеется, если вы не будете на этом настаивать. Мне хочется пока просто поговорить. Я порой думаю, что мои студенты предпочитают, чтобы я был более последователен.

— Студенты? Вы что, тоже преподаватель?

— Да, мисс Телли. Я физик из Массачусетского технологического института. Специалист по электронике и, хотя и в меньшей степени, по ядерной физике.

Мисс Телли положила карандаш и уставилась на Дока.

— Стаунтон?! Доктор Ральф С. Стаунтон! Ну, конечно же, вы участвовали во всех больших спутниковых программах!

Док улыбнулся.

— Не во всех. Но я польщен, мисс Телли, что вам известно мое имя. Вы интересуетесь научными исследованиями?

— Разумеется! А кто не интересуется? Особенно, когда это касается межпланетных путешествий. Долгие годы я была страстной почитательницей научной фантастики.

— Вы, мисс Телли?!

— Ну, конечно. А почему бы нет?

«И в самом деле, почему нет?» — подумал Док. Не мог же он сказать, что она меньше всего напоминает ему страстную любительницу фантастики. Вместо этого Док произнес:

— Боюсь, что здесь наши вкусы расходятся. Лично я для развлечения предпочитаю детективы. Мне известно, что некоторые ученые любят научную фантастику. Что же касается меня, то на отдыхе я стараюсь держаться как можно дальше от всего, связанного с наукой.

— Вас можно понять, — сказала мисс Телли. — Кстати, то, что вы собираетесь мне диктовать, — научный материал или просто ваша корреспонденция?

— Ни то, ни другое. Боюсь, мне трудно будет объяснить, чем я занимаюсь сейчас. Но здесь происходит что-то странное. Я, ну скажем, веду некое расследование происходящего и хочу теперь записать все, что мне удалось собрать к данному моменту. Боюсь упустить или забыть что-то…

Мисс Телли широко раскрыла глаза.

— Вы имеете в виду самоубийства?

— Да, но не уверяйте, что они возбудили ваше любопытство. Я думаю, что все здесь, начиная с шерифа, рассматривают их как совершенно естественные события.

— Нет, не все, доктор. Вот теперь я вспомнила, где видела вас: на дознании о смерти Томми Хоффмана. Вы стояли сзади. Я прошла мимо вас, направляясь к выходу.

Док начал набивать трубку.

— Да, я был там. Я, правда, вас не запомнил, но просто потому, что очень внимательно смотрел на мистера Гарнера и хотел перехватить его до того, как он уйдет. Этого мне сделать не удалось, но зато я поговорил с шерифом.

— Вы хотите сказать, что располагаете информацией, каким-то образом связанной с… О, не обязательно отвечать, доктор! Если все, что касается самоубийства Томми, я и так узнаю во время диктовки, то вам нет смысла повторяться.

Доктор подождал, пока табак разгорелся, и лишь потом ответил:

— В этом есть смысл, мисс Телли. Но коль скоро вы сказали, что тоже интересуетесь этим делом, то я хочу попросить вас рассказать, что вы знаете. Если в вашем распоряжении имеются факты, мне незнакомые, то я смогу присоединить их к моим. Итак, что вам известно о деле Томми Хоффмана сверх информации, обнародованной во время дознания?

— Таких фактов у меня нет, зато я знала Томми. Ну, и Шарлотту тоже. Обоим я преподавала английский язык и литературу. Томми был самым здоровым и уравновешенным мальчиком из всех, кого я знала. Не слишком умным и успевающим в учебе, но вполне нормальным, обычным и бесхитростным. Физически же он был очень крепким парнем. Я говорила с доктором Грюном — он принимал Томми при рождении и был его врачом всю жизнь. Так вот, он сказал, что Томми обладал прекрасным здоровьем. Корь и коклюш — единственные его болезни, причем он перенес их много лет назад.

— Но ведь это значит, что доктор не видел его несколько лет!

— Понимаю вашу мысль, но это не так. Томми получил травму во время бейсбольного матча прошлой весной. Нет, это была не черепно-мозговая травма, а перелом бедра. В нашей школе же есть строгие правила: если учащийся получает повреждение в спортивных соревнованиях, он непременно подвергается самому тщательному медосмотру. В противном случае он не будет допущен к участию в соревнованиях. Доктор Грюн обследовал Томми два месяца назад и утверждает, что тогда юноша находился в прекрасной физической форме и психически был совершенно нормальным. «В здоровом теле — здоровый дух». Что касается духа, я могу гарантировать — и в буквальном, и в переносном смысле он не знал, что такое невроз.

— Похоже, — заметил Док, — он не страдал и от подавленных сексуальных импульсов. А что вы можете сказать о Шарлотте Гарнер?

— Хорошая девушка — именно так. Я не ханжа, несмотря на мой возраст и профессию. Она умная девушка, поумнее Томми, что там говорить. Настолько умная, что не давала ему почувствовать ее собственное интеллектуальное превосходство.

— Выдумщица?

— Нет, наоборот, она очень близка к реальности. Если она что-то рассказала, хотя бы ту историю с мышкой, то можете быть уверены, что все было именно так — ни малейшего преувеличения. И я восхищена ее смелостью и твердостью в стремлении рассказать об этом, хотя и шериф, и коронер считали этот эпизод не имеющим отношения к делу. Не знаю почему, но этот случай слишком необычен, чтобы не иметь отношения к такому странному событию, как самоубийство Томми.

— Согласен с вами, мисс Телли. Может быть, вы еще хотите что-нибудь сообщить? Разумеется, кроме того, о чем говорилось во время дознания.

— Боюсь, что нет. А о самоубийстве мистера Гросса я вообще знаю очень мало. Я сказала о «двух самоубийствах» просто потому, что эти два события так близки по времени и месту, притом, что ближе Уилкокса много лет ни одного самоубийства не было. Конечно, Томми знал в лицо Зигфрида Гросса и наоборот, но по-настоящему они не были знакомы.