Ажиотаж не укрылся от немногочисленной публики, которая взволнованно переговаривалась где-то на фоне.

– Я верила, что у тебя всё получится, – зашла за занавеску бабушка. – Только, как всегда у тебя бывает, через жопу.

– Кто же, кроме бабушки, поддержит в такие моменты? – патетическим тоном вопросил я.

– Я это говорю к тому, чтобы ты завершил дело, а не «придержал маску», – произнесла Агата Петровна. – Надевай. Маска Тесея – это то, что твоё по праву. Ты должен это сделать.

Так-то она права. Легче всего мне было бы ждать непонятно чего, собираться с духом, обдумывать и взвешивать риски, терзать себя до тех пор, пока не прижмёт по-настоящему… Она меня знает лучше, чем остальные.

Делаю глубокий вдох и надеваю маску.

Только сейчас понимаю, что маска Тесея холодная, потому что изготовлена из серого цвета металла. Это не дерево, как было в случае с маской Наполеона. Это бронза или медь.

Маска жадно впилась в мою кожу, после чего вновь начался нестерпимый зуд.

– Смотрите! – поражённо воскликнул Михаил Михайлович, невежливо тыкая в мою сторону указательным пальцем.

На этот раз, я сумел устоять на ногах, потому что в тот раз упал больше от неожиданности. Ноги, упирающиеся в пол, не подвергались конвульсиям, а руки, как оказалось, взять под контроль довольно не трудно.

Разворачиваюсь и смотрю в зеркало, находящееся здесь специально, чтобы поправлять костюмы и грим. И вижу я некоторые метаморфозы, происходящие с моим телом.

Зуд вызывало преобразование мышц: я никогда не был прямо крепкого телосложения, поэтому сейчас, с большим удивлением, видел, как надуваются объёмные бицепсы, трицепсы, грудная клетка раздаётся вширь, а где-то внутри нарастает ощущение всемогущества.

Туника, в первом приближении походившая на нечто античное, лопнула и открыла вид на бугрящиеся мышцы торса.

– Смотреть здесь не на что, почтенные мужи, – произнёс я и сам удивился.

Удивился я тому, что голос стал заметно ниже и бархатнее. А ещё я, явно, потяжелел килограмм на тридцать и прибавил в росте сантиметров на восемь-десять. Ни капли лишнего жира, роскошная мускулатура, достойная аттических героев – вот это мне нравится в себе.

– Ты в порядке, Дима? – обеспокоенно спросила Ани.

– Раскрывает рот в присутствии мужей, – огорчённо покачал я головой. – Забыла ты, чему учил тебя отец?

– Что ты такое говоришь, Дима? – спросила Ани недоуменно.

– Продолжает рот держать открытым, дерзновенная… – продолжил я. – Ещё одно лишь слово – с тобою сделаю, чего не сделал отец твой, на чьи седины позор ты навлекаешь.

– Это, как я понимаю, образ Тесея, – произнесла бабушка задумчиво.

– Лишь престарелый возраст с уваженьем, стоят между тобой и образцовой поркой, – предупредил я её.

– Дмитрий, снимите маску, – попросил Михаил Михайлович.

– Указывать не смей мне, старче, – покачал я головой.

– Пожалуйста, Дмитрий, – перешёл на более вежливые слова и интонации профессор. – Умоляю – снимите маску.

Я оценивающе рассмотрел его. Он говорит правду – умоляет.

– Тому быть так, – изрёк я и решительно снял маску.

Вопреки опасениям, мышечная масса не стала стремительно таять, но я отметил про себя, что этот процесс начинается и завершится ближе к обеду. Вещи, не успевшие преобразоваться в нечто иное, более подходящее образу, превратились в рванину, но это был временный реквизит, поэтому не жалко.

– Теперь можешь нормально говорить? – поинтересовалась бабушка.

– Могу, – ответил я. – Но чувство всемогущества подевалось куда-то…

– Туда ему и дорога – к остальным ложным ощущениям, – махнула рукой бабушка.

– Оно не ложное, – вздохнул я. – Но не суть. Теперь мы счастливы?

– Не знаю, каково нам будет уживаться с мужикастым сексистом в одной квартире, – произнесла бабушка. – Но если твои силы будут достаточны для противостояния мертвецам, то сексизм – это малая цена.

– Всё было настолько плохо? – не совсем понял я. – Мне казалось, что я говорю правильные и разумные вещи…

– То есть ты действительно считаешь, что Ани запрещено говорить без твоего разрешения? – уточнила Агата Петровна.

– Нет, я так не считаю, но… – заговорил я.

– Ты вёл себя как какой-то чрезмерно уверенный в себе самец… – перебила меня Ани.

В её голосе было невнятное осуждение и… нечто непонятное. Ей что, понравилось такое обращение?

– Ладно, спектакль окончен тотальным успехом! – хлопнула в ладони бабушка. – Расходимся по своим местам – у нас уйма работы!

– Да, пойду-ка я наконечники вытачивать… – пробормотал Антон Борисович и направился к выходу.

Насколько я знаю, община моей бабушки не стала старательно искать огнестрел, которого в городе хоть и полно, но патронов к нему кот наплакал, а совершила незначительный дауншифтинг, то есть возврат к истокам – в ходу теперь копья, топоры, а у кого-то даже мечи.

Копья они делают из прутьев арматуры, обтачивая их до четырёхгранной формы с игольчатым наконечником. Логика здесь в том, чтобы создать как можно меньшую площадь соприкосновения наконечника с плотью – расширение раны для большего поражающего эффекта не нужно, ведь зомби не чувствуют боли и не истекают кровью. Но кое у кого я видел копья из черенка от лопаты и кухонного ножа. В самом начале, пока я задыхался в пороховом дыму, они извращались и экспериментировали с холодным оружием.

Топоры у них тоже мало напоминают плотницкие. То есть это и есть некогда плотницкие топоры, но их обрезают от лишней массы болгаркой или на станке, оставляя лишь узкое лезвие, превращающее инструмент в специализированное оружие. Когда головка топора малоразмерна и легка, махать таким топором гораздо легче.

Мечи тут тоже есть, но у единиц – во-первых, подходящего материала мало, а во-вторых, никто не умеет делать нормальные мечи. Гораздо перспективнее выглядит поиск чего-нибудь уже существующего, например, наградных сабель и шашек. Маловероятно, конечно, найти такое, но всё же, это лучше, чем пытаться фрезеровать болванки и выпускать жалкие подобия настоящего оружия. А ещё у нас куча музеев. Даже я, мельком оглядевший Эрмитаж, был впечатлён количеством сабель, мечей и доспехов. И это, я считаю, веский повод сходить туда ещё разок, но уже с группой носильщиков.

– Бабуль, нам надо поговорить, – сказал я.

– Идём на улицу, перекурим и переговорим, – предложила Агата Петровна.

– Ани, ты не обижаешься на меня? – повернулся я к своей фанатке.

– Нет, что ты, – заулыбалась она. – Я ведь знаю, что это был совсем не ты.

– Я бы не была в этом настолько уверена, – сказала своё слово бабушка.

Вот всегда она так. Но что поделать? Такой она человек…

– Идём, – позвал я Ани.

Выходим на улицу и наблюдаем, как члены свежеобразованной общины расходятся по своим рабочим местам. Кто-то двор мести, кто-то на склады, кантовать провизию и материальные ресурсы, а кто-то на крышу, охранять.

– Кто же у вас такой предприимчивый, что аж бетонные трубы так ловко расставил? – поинтересовался я, приняв из рук бабушки пачку сигарет.

У меня даже руки стали больше – тонкие кисти бабушки выглядели крошечными, если сравнивать. И это только «необычный» потенциал… А что будет при «редком» или «эпическом»?

Невольно веришь в то, что можно будет метать молнии из рук и лазеры из глаз… А из задницы раскаты грома, ха-ха!

– Это у нас Павлик постарался, – ответила Агата Петровна. – Помнишь того милого мальчугана из первого подъезда?

Это для неё он мальчуган, а для меня это сверстник, правда, он умственно отсталый. Приобрёл он эту отсталость в результате травмы головного мозга, полученной на стройке стадиона в четырнадцатом году.

Его мама, Марина Игоревна, регулярно выводила его гулять, мне его было безумно жалко, поэтому, как только у меня стало очень хорошо с деньгами, я начал им помогать, где-то продукты прикуплю и занесу, где-то медицинские расходы покрою…

– Помню, – ответил я.

– Возможно, один из немногих людей, кому ты реально помог, – произнесла бабушка. – Павлик сумел забить напавшего на его мать мертвеца табуреткой, за что был вознаграждён сверхспособностью «Физическое усиление» с «редким» потенциалом. Маришка похвасталась накануне, что Павлик начал лучше разговаривать, но это, я думаю, следствие того, что он не устаёт биться с мертвецами.