Вышли на Дворцовую набережную и направились в сторону Эрмитажа.

На набережной было пусто, что очень подозрительно. Пусть основная масса мертвецов склонна сколачиваться в орды, но есть индивидуалисты, отстоящие от всех остальных, не такие как все, уникальные личности, непонятые гении… Шучу. На самом деле, есть достаточно тупые зомби, которые не могут или не хотят вливаться в трендовое движение, поэтому ходят сами по себе. Их мало, но они есть. И именно они создают ощущение, что мертвецы буквально повсюду в больших количествах.

Но правда такова, что да, зомби действительно огромное количество, но они ходят ордами, поэтому они отнюдь не повсюду. Есть места, которые абсолютно свободны от мертвецов, но не всегда. Орды ходят везде, но без какой-либо видимой системы. А индивидуалисты шарят по городу вообще случайно, просто реагируют на звуки, движение и так далее.

И их здесь нет.

– Не нравится всё это мне, – произнёс я, надевая маску. – Уж больно тихо тут, пустынно…

Маска, будто бы в благодарность, насытила мои мышцы невероятной силой. Появилось ощущение, что я могу порвать зомби на два куска голыми руками. Возможно, так оно и есть.

– Может, тут просто не рыбное место? – предположила Ани.

Я посмотрел на неё осуждающим взглядом. Она сделала виноватое лицо и отвела взор.

– К оружию, – произнёс я и извлёк копис.

По пути я подхватил меловую доску у ближайшего кафе. А, нет, это винный бар.

Вытаскиваю из подсумка красный маркер и пишу:

«Радиоактивная зона. Смертельно опасно. Настолько, что зомби гибнут. Не входи, коли жизнь дорога».

– Что ты тут накарябал? – недоуменно спросила бабушка.

– О радиации сии слова, о смертной опасности, о губительности для некросов, – ответил я.

– Это точно не на русском, – покачала головой Ани. – Давай я.

Недовольно поджав губы, я передал ей доску и маркер.

Ани перевернула доску и написала слова о радиоактивной опасности, а также навела читателя на мысль, что зомби там лежат не просто так, после чего передала доску мне.

Я сличил две стороны и только тогда увидел разницу. Текст, написанный мною, был не на русском. А сразу и не заметно.

Архаичные буквы занимали куда больше места на доске, потому что Ани потребовалось лишь четыре строки, а я занял целых шесть.

Возможно, я первый в истории человек, который написал какое-либо осмысленное сообщение на этом языке маркером на меловой доске.

Смотрю на Троицкий мост, точнее, на ту его часть, где мы вчера накуролесили. Мертвецы упорно прут туда, ими заполнен мост на всём протяжении, но мы их не волнуем, потому что впереди отличненькая горка из трупов. Зомби упорно лезут на горку, грызут всё, что можно грызть, но затем умирают от радиации.

– Пара десятков таких ловушек, Агата Петровна, – произнесла Ани. – И можно очистить город за неделю-две.

– Я не получаю за это ничего, – покачала головой бабушка. – Поэтому этого не будет.

– Твои слова духом коммунизма исполнены и сквозят им изо всех отверстий, старуха, – усмехнулся я.

Но бабушка ничего не ответила, лишь направилась в сторону Эрмитажа.

К мосту идти опасно, поэтому я поставил табличку на видном месте. В принципе, теперь я понимаю, что в этой табличке нет никакого смысла, потому что пока там столько зомби, ни один здравомыслящий человек туда не пойдёт.

Внутрь мы проникли через парадный со стороны набережной. Двустворчатая дверь была стянута цепями, но могут ли остановить меня какие-то там цепи? Я порвал их руками, что вызвало удивление и Ани, и бабушки. Полагаю, ожидали от меня человеческих сил, а не мощи истинного полубога.

– Направо надобно идти, – произнёс я и устремился в указанном направлении.

Миновав гардероб и кассы, мы прошли через зал с камешками родом из палеолита, зал с керамикой из неолита, а затем оказались в зале, где представлялись экспонаты из века бронзового. Меня заинтересовала экспозиция изделий андроновской культуры, что было мне близко, так как я со школьной скамьи помню, что андроновцы – это мои земели, жившие на территории Казахстана за четыре тысячи лет до меня. Жили они оседло, что не очень характерно для тех времён, особенно зная, что андроновцы были индоиранцами. А индоиранцы, в те времена, предпочитали не задерживаться где-то слишком надолго, потому что дух экспансии был им близок и понятен.

Но это лишь любопытные древние артефакты, а нас интересовало что-то более практичное и не столь отдалённое по эпохе.

– Здесь тупик, надо идти к Салтыковской лестнице и сразу дуть в рыцарский зал, – озвучила план дальнейших действий бабушка. – За мной!

Мы поднялись на второй этаж – иконы, гобелены, картины, фрески, вазы, ничего ценного.

А вот на переходе между Малым и Большим Эрмитажем стало интересно…

– Хыс-с-с… – прошипела ушастая тварь гуманоидного вида, принявшая защитную позу.

Кожа у этого гуманоида была серой, глаза подслеповато щурились, а общая субтильность сложения не создавала видимость особо большой угрозы. Правда, имелись у этой твари длинные трубчатые когти на пальцах и шипы на локтевых сгибах. И зубки у неё были хищные, с развитыми клыками.

Тварь, даже несмотря на наше численное превосходство, кинулась прямо на нас, конкретно на меня, как на самого опасного.

Делаю молниеносный взмах кописом и отсекаю этому агрессивному самоубийце его буйную головушку.

Прозрачная жидкость, заменяющая кровь, расплескалась по красивой напольной мозаике, а тело, исторгающее эту самую жидкость, боролось за жизнь и прерывисто конвульсировало. Сложнее всего организму принять собственную гибель.

Прирост могущества был незначительным, потому что тварь оказалась недостаточно сильной, чтобы на что-то повлиять.

– Что это такое? – спросила Ани озадаченно.

За спиной её уже стояло двое косторезов, вооружённых костяными топорами из заточенных человеческих лопаток.

– То мне неведомо, – пожал я плечами. – Но это ведь не всё.

Из следующего зала доносились скрипы, обычно возникающие тогда, когда многочисленные ноги, снабжённые когтями, стремительно несут своих хозяев к нарушителям периметра.

Смахиваю с меча прозрачную жидкость, назовём её ихором, после чего готовлюсь встречать новых противников.

И противники, собратья первой жертвы, врезались в дубовую дверь, открыв мне Эпоху Возрождения, с христианской тематикой в произведениях искусства, а также на украшенный беломраморными панелями зал.

Косторезы попытались атаковать противников первыми, но куда им до меня?

Ударом кулака, обмотанного лентой из бычьей кожи, проламываю череп самому шустрому, кописом вскрываю второго ушастого от паха до шеи, после чего наношу быстрые рубящие удары по остальным, оказавшимся слишком медленными для меня.

– Ваша смерть будет напрасной! – пообещал я странным тварям, продолжая натиск.

Меня одного хватило, чтобы сбить запал ушастых и начать теснить их в Эпоху Возрождения.

Вокруг разлетались отрубленные конечности, головы, брызги ихора, а также оружие, которым эти твари вооружились.

Это доказывает, что они не подобны зомби, раз у них хватает мозгов использовать мечи и топоры. Но им недостаёт мозгов, чтобы понять тщетность битвы со мной и бежать.

Чтобы истреблять этих тварей, мне не нужен даже щит, потому что они просто не успевают за мной. Реакция их лишь гораздо лучше, чем у мертвецов, даже чем у обычных людей, но этого всё равно недостаточно, чтобы превзойти мою. Не помню, чтобы я был когда-то настолько быстр…

Вокруг разливается скользкий ихор, а также расползаются выпущенные кишки, но я постоянно на сухом, потому что стремительно продвигаюсь вперёд.

Прошло, по ощущениям, несколько минут, а в зале Эпохи Возрождения на ногах стою только я. И ведь даже не вспотел!

Живых ушастых не осталось, все лежат неподвижно, как им и положено. На некоторых, как вижу, есть одежда, а один ухарь даже кольчугу надел. Видимо, решили вооружиться в Эрмитаже, бесплатно и эффективно.