– Ханна, дорогая моя Ханна, – простонал Майкл, – сколько раз ты являлась мне во сне! Я был как в лихорадке, любовь моя.

А Ханна, помня наслаждение, которое он подарил ей этой ночью, впервые в жизни смело исследовала мужское тело. Она ощупала его твердую мускулистую грудь. Его соски под ее ласкающими ладонями превратились в твердые камешки. Потом ее рука переместилась дальше – вниз, на его твердый плоский живот и еще ниже.

Майкл резко втянул в себя воздух и обнял ее. Его губы нашли ее губы, и они слились в томительном поцелуе.

Ханна растворилась в новом ощущении. Ей казалось странным то, что она думала раньше, будто она возненавидела этого человека при первой же встрече. Неужели еще вчера вечером она, как ей казалось, презирала его?

Ей хотелось думать только об одном – что она ему желанна. Он все сделал так, что было удивительно, – не стыдно и болезненно, как с Эймосом Стричем и пьяным пиратом, она не испытывала жалости и смущения, как это было под конец с Малкольмом. Ласки Майкла были волнующими, чудесными, они вознесли ее к вершинам наслаждения. Все, чем они занимались, казалось естественным и правильным.

Он, должно быть, любит ее, любит! Иначе разве стал бы вот так обнимать ее, стал бы называть любимой?

Его губы проложили пылающую дорожку к ее грудям. Нежно поддразнивая, он поцеловал ее соски, и Ханна почувствовала гордость, что у нее такая красивая грудь.

Его губы и руки танцевали по ее телу, а ее руки скользили вверх-вниз по его спине. Она поражалась тому, как напрягаются и ослабевают его мышцы. Потом она запустила пальцы в его длинные волосы и притянула его лицо к себе. Ее вдруг охватило страстное желание, и ей хотелось ощущать сладкую боль оттого, что он хочет ее.

И не успела она опомниться, как он уже взял ее. На этот раз – возможно, потому, что оба еще не совсем проснулись, – их ласки были неторопливыми, нежными и томными. Ханне казалось, что она словно движется под водой; такими замедленными движения бывают во сне.

Но вот движения его ускорились, и инстинктом, унаследованным от бесконечного числа своих предков-женщин, Ханна поняла, как следует попасть в ритм с ним.

И опять она ощутила, как уже знакомый восторг растет в ней. Она изгибалась и извивалась, погрузившись в наслаждение.

– Да, – пробормотал Майкл, – вот теперь, любимая!

Ее кулачки колотили его по спине, ее голова откинулась на подушку, и с ее губ сорвался резкий крик, когда ее охватило сладкое, жаркое наслаждение, почти дикое в своем неистовстве…

Несколько мгновений Ханна лежала бездумно, погруженная в наслаждение; тело купалось в чудесных ощущениях.

Придя в себя, она обнаружила, что Майкл лежит рядом, что она больше не чувствует на себе его тяжести. Он осторожно отвел с ее глаз влажную прядку волос и поцеловал в лоб. Потом повернулся к ней спиной и, вздохнув, улегся.

Сначала Ханну охватило разочарование. Ей хотелось, чтобы он опять обнял ее. В его объятиях она чувствовала себя в безопасности, недосягаемой ни для какого зла.

Но ведь он устал, поняла она. Ее собственные руки и ноги налились тяжестью; требовалось усилие, чтобы пошевелить ими. Она задремала, почти уснула.

И вновь зашевелилась, повернулась к нему.

– Майкл! – тихо позвала она. – Я люблю тебя. Наверное, я полюбила тебя с того раза, когда увидела тебя, – тогда я думала, что ты пират по имени Танцор… Майкл!

Он не отвечал, дыхание его стало глубоким и ровным. Он спал.

«Ничего страшного», – подумала Ханна. У них хватит времени для разговоров. Впереди у них вся жизнь!

Она пристроилась у его теплой спины и уснула – глубоким сном полного удовлетворения.

Когда Ханна проснулась, в окно било солнце. Она села в постели и позвала:

– Майкл!

Его не было! От нахлынувшего панического страха сердце ее бешено забилось. Куда он исчез?

Потом она вспомнила прошедшую ночь и, улыбаясь, откинулась на спину. Майкл заботлив, он выбрался из спальни потихоньку, не стал ее будить. Наверное, он уже сошел вниз, к завтраку.

По положению солнца Ханна поняла, что уже поздно, и, подумав об этом, почувствовала, что голодна. Но все-таки она еще немного полежала, вспоминая вчерашнюю ночь, оживляя в памяти и смакуя радость каждого мгновения. Ее сердце ныло от любви. Как прекрасно будущее! Жить здесь с Майклом, по-прежнему быть хозяйкой «Малверна», но теперь вместе с ним!

Наконец Ханна встала. Никогда она еще не чувствовала себя такой счастливой, такой исполненной жизни. Она принялась одеваться, напевая себе под нос; надела платье, скромность которого граничила с чопорностью, надеясь этим смягчить потрясение, пережитое накануне гостями и слугами. Вдруг она остановилась и громко рассмеялась. Конечно, все эти люди были потрясены, в этом она не сомневалась. И волны их потрясения очень скоро распространятся по окрестностям Уильямсберга. Ну и пусть сплетничают! Этой ночью она нашла то, что искала, сама того не зная. Обретенное счастье делало ее неуязвимой.

Она положила руки на живот. Не забеременела ли она этой ночью? О, как это было бы великолепно!

Мысли ее обратились к покойному мужу. Одобрил бы он это? Такой славный человек, как Малкольм, конечно, не только отнесся бы к этому одобрительно – он бы пришел в восторг.

– Ты хотел сына, дорогой Малкольм, – сказала она. – Сын у тебя есть. Майкл жив и вернулся! У тебя есть сын, который носит имя Вернеров. Но что, если у тебя будет внук? Может быть, это даже лучше?

Молодая женщина не сразу осознала, что разговаривает вслух, и испугалась при звуке собственного голоса. Она огляделась украдкой: не слышал ли ее кто?

Через несколько минут Ханна вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Шла, чинно сложив руки, со строгим лицом – как и пристало настоящей леди. Но внутри у нее все пело.

В доме стояла странная тишина. Хорошо, что никто из гостей не остался. Наверное, все спешно уехали, потрясенные тем, как Майкл унес ее наверх.

«Да черт их всех побери, – беззаботно подумала она, – все это время я прекрасно обходилась без их одобрения. А теперь, когда рядом Майкл, мне вообще нет до них дела!»

В столовой никого не было. Ханна прошла в буфетную и остановилась там, окинув взглядом помещение. Единственным человеком, кого она там увидела, была Дженни, которая тут же с плохо скрытым интересом взглянула на нее.

– Ты не видела мистера Майкла, Дженни?

– Он уехать больше часа назад, миссис Ханна.

– Куда он уехал?

– Он идти в конюшню, миссис, – сказала Дженни, опустив глаза.

Ханна выбежала из дома и поспешила в конюшню. Там она нашла Джона, чинившего конскую сбрую.

– Джон… а что, мистер Майкл уехал?

– Да, миссис.

– Он поехал осмотреть плантацию? Наверное, ему не терпится снова все увидеть, его ведь так долго не было дома…

– Нет, миссис Ханна. – Взгляд конюха был спокоен. – Он уехал в сторону Уильямсберга.

У Ханны упало сердце. Почему он уехал? Уехал, не сказав ей ни слова! Она отвернулась, чтобы скрыть, как огорчена; задержалась в дверях, глядя на дорогу, ведущую и Уильямсберг. Возможно, он уехал в город по каким-то делам. Но ведь в таком случае он скорее всего велел бы Джону заложить экипаж.

Изо всех сил стараясь сдержать слезы, Ханна повернулась к Джону. Необходимо как-то отвлечься. И она сказала:

– Джон, оседлай мою лошадь, пожалуйста. А я пока пойду переоденусь. Потом немного проедусь.

С тех пор как Майкл забрал Черную Звезду, Ханна ездила на лошади Малкольма; то была крупная гнедая, обладавшая многими достоинствами, но она не шла ни в какое сравнение с Черной Звездой.

– Сию минуту, миссис Ханна, – ответил Джон.

Ханна направилась к дому; ее радостное настроение сменилось дурными предчувствиями. Она не понимала, почему Майкл уехал, не сказав ей ни слова. Но он обязательно вернется. После вчерашней ночи – она была уверена – он обязательно вернется.

Снова оказавшись в стесненных обстоятельствах, Эймос Стрич похудел на несколько фунтов. Подагра по-прежнему терзала его, и ему приходилось ходить, опираясь на палку.