Тут-то черепаха поднимать голову и говорить: «Великий Джон, разве я не сказать тебе, что ты слишком много болтать?»

Бесс рассмеялась рокочущим смехом, дети тоже рассмеялись, хлопая в ладоши. Бесс встала.

– Пора, детки, вам спать. Кыш отсюда!

Подождав, пока детвора нехотя разбрелась, Бесс подошла к Ханне, все еще сидевшей, обхватив колени. Когда рассказ Бесс закончился, молодая женщина только слабо улыбнулась – и все.

Миссис Ханна ждала ребенка.

Она сказала об этом Бесс перед самым Рождеством. Обняла стряпуху, поцеловала в щеку и сказала, сияя:

– Это ребенок Майкла! Это будет Вернер, дитя любви!

Бесс сочла необходимым сказать что-то предостерегающее:

– А ты уверена, что маста Майкл возвращаться к тебе, золотко? Если он не возвращаться и не жениться на тебе, дитя быть незаконное. Белые люди этого не одобрить.

Ханна ответила с уверенностью:

– Майкл вернется. Я знаю, что вернется! Он любит меня, я уверена, что любит! Доказательство этого я ношу мод сердцем!

Бесс хотела было заметить, что носить под сердцем дитя какого-то мужчины еще не означает быть любимой этим мужчиной, но промолчала.

Ханна опять обняла ее.

– На этот раз мы великолепно отпразднуем Рождество в «Малверне», у нас будет весело! Не так, как в прошлый раз, сразу после смерти Малкольма.

И действительно, Рождество они провели весело. Сияющая Ханна щедро одарила каждого, кто жил на плантации, – мужчин, женщин и детей, а устроенное для них рождественское пиршество было просто великолепно. Ханна даже подумала дать рождественский бал, но Бесс и Андре в конце концов отговорили ее от этой затеи.

Но время шло, вестей от Майкла Вернера не было, никто даже не знал, где он находится, и мало-помалу Ханной овладело угрюмое настроение, и она впала в уныние.

Однажды Бесс видела, как она тихо плакала.

– Я ошиблась, Бесс! Он не любит меня. Я просто была для него развлечением на одну ночь! Господи прости, но я жалею, что понесла от него!

Она принялась колотить себя кулаками по животу, а Бесс обняла ее и начала ласково приговаривать:

– Тише, детка, тише. Ты повредить себе или младенцу. И сама же о том пожалеть, поверь старой Бесс. Все быть хорошо, не надо убиваться.

Но хорошего было мало. Ханна все больше уходила в себя, и ничто из того, что делала или говорила Бесс, не могло приободрить ее.

И теперь Бесс ласково проговорила:

– Золотко, тебе пора спать. Леди в твоем положении должна быть дома в такую холодную ночь.

Ханна испуганно взглянула на нее.

– Что? Ах да… забавная история, Бесс. – И молодая женщина как-то неуверенно улыбнулась.

Стряпуха помогла ей подняться, и всю дорогу, пока они шли по крытому переходу из кухни в господский дом и вверх по лестнице, Ханна опиралась на ее руку. В спальне Бесс помогла ей улечься.

«Она совсем как старуха, – мрачно думала негритянка, – ей еще и двадцати нет, а она вести себя как женщина, которая постареть раньше времени». Вся живость Ханны исчезла. Даже в те ужасные дни в «Чаше и роге» она была оживленнее.

Бесс надеялась, что вот-вот произойдет нечто такое, от чего хозяйка снова станет той Ханной, которую она знала прежде.

Когда Бесс подтянула одеяло, укрыв Ханну до подбородка, та уже спала. Старая негритянка пошуровала в камине, подложила дров. Потом наклонилась, вздохнув, и коснулась лба молодой женщины.

– Спать как следует, золотко, и пусть утром быть что-то хорошее.

Бесс вышла из комнаты; когда она была на середине лестницы, в парадную дверь сильно постучали и громко прокричали что-то неразборчивое. Из столовой выглянула Дженни, глаза у нее были широко раскрыты.

Бесс жестом велела ей вернуться.

– Не беспокоиться, девушка. Я сама открыть дверь. Понятия не иметь, кто бы это быть так поздно.

Продолжая ворчать, стряпуха вразвалку подошла к дверям и широко их распахнула.

Перед ней стоял Сайлас Квинт – покачиваясь, с багровым от холода лицом. Нос у него был розово-красный, изо рта разило ромом.

– Это вы! – Бесс скорчила гримасу. – Что вы здесь делать? Миссис Ханна приказать, гнать вас, если вы появляться в «Малверне».

– Ханна – сучка, – пробормотал он. – Мне нужно ее видеть.

– Не сметь обзывать эту детку! – прогремела Бесс. – Ступать отсюда, или я позвать Джон, и он вас прогнать!

И она захлопнула дверь у него перед носом.

Сайлас Квинт выругался. Он постоял, покачиваясь, немного поразмышлял, не постучать ли еще разок.

Потом побрел прочь. Да, повернуть прочь – в то время как эта проклятая шлюха спит в прекрасной постели, ест вкусную пищу, а он, Квинт, вынужден выклянчивать еду и выпивку… а если не удастся ничего выклянчить, то и красть.

Вновь и вновь он возвращался в «Малверн» скрытно от всех, поджидая, когда подвернется удобный случай встретиться с Ханной, потребовать с нее то, что ему причитается. Но теперь она больше не ездит верхом. Сидит дома, и он не может до нее добраться.

Квинт брел, спотыкаясь, по подъездной дорожке к дубу, возле которого оставил лошадь. Приезжать в «Малверн» снова и снова стало его навязчивой идеей. Он даже приобрел лошадь, пообещав заплатить за нее, когда ему отдадут долг. То была жалкая животина, и Квинт подозревал, что хозяин конюшни был только рад избавиться от нее, лишь бы не кормить. Однако кляча давала возможность ездить в «Малверн» и обратно.

Он попытался сесть в седло, но промахнулся и растянулся на земле. Сидел и чертыхался, грозя кулаком господскому дому, и чуть не плакал.

– Чтоб твоей душонке угодить в преисподнюю, Ханна Маккембридж!

– Маккембридж? Ханна Маккембридж? – раздался низкий хриплый голос у него за спиной. Чья-то рука схватила его, сильные пальцы впились в плечо.

– Что?.. – Квинт оглянулся. Было так темно, что он различил только очертания человека, стоящего сзади. – Вы кто такой будете?

– Хозяйка «Малверна» – она быть раньше Ханна Маккембридж? – Пальцы еще сильнее сжали его плечо.

– Да, черт бы ее побрал! Маккембридж – это была фамилия ее матери, когда эта чертова баба вышла за меня! – И Квинт попытался сбросить с плеча чужую руку. – А кто вы будете-то и на что вам знать про Ханну?

Человек вздрогнул и убрал руку.

– Простите, масса. Я не иметь плохой мысли. Просто услышать фамилию Маккембридж и совсем ума решиться.

Человек протянул Квинту руку, помогая встать. Тот вгляделся.

– Это что же? Да ведь это ниггер! Как ты посмел хватать меня?

Негр чуть не упал на колени.

– Простить меня, масса. Вы не говорить миссис?

В голове Квинта, затуманенной ромом, кое-что прояснилось. Он все еще возмущался, что чернокожий посмел к нему прикоснуться; однако в этом было что-то странное. И быстро, чтобы не упустить подвернувшуюся возможность, Квинт проговорил как можно более внушительно:

– Как тебя зовут, парень?

– Леон. Я Леон, масса. Я раб с этой плантации.

– Леон, вот как? А я Сайлас Квинт. Давай-ка расскажи мне кое-что… – И Квинт по-приятельски обнял раба за плечи. Вовсе не в его правилах было запанибрата держаться с чернокожим, но хитрый Квинт почуял, что здесь есть чем поживиться, и твердо решил не упускать случая. К тому же вокруг не было никого, и его никто не видел. А в молодости он частенько спал с девушкой-рабыней и получал от этого немалое удовольствие. Он почувствовал, как Леон отпрянул от его прикосновения.

Негр действительно был напуган до потери всякого разумения – но не оттого, что прикоснулся к белому, в этом Квинт был уверен. Он почти чувствовал исходящий от раба запах страха.

Квинт покрепче обхватил Леона за плечи.

– Ты сказал, что решился ума, услыхав фамилию Маккембридж, – с чего бы это?

– Наверное, я ошибаться. Я знать когда-то человека с такой фамилией. У него быть дочка с рыжими волосами. Но она не может быть здесь хозяйкой.

– Маккембридж – необычная фамилия. Как его звали, этого Маккембриджа, которого ты знал?

– Роберт. Роберт Маккембридж.

Смутное воспоминание мелькнуло в голове Квинта. Он пытался удержать его, но воспоминание ускользало.