Когда песенка кончилась и раздались аплодисменты и хвалебные возгласы, человек, сидевший рядом со Стричем, ткнул его локтем в бок.

– …девчонка великолепна, вы согласны, сэр?

– Что? – Стрич оглянулся на него, прищурившись. Бородач ухмылялся. Кивнув в сторону помоста, он повторил:

– Я говорю, девочка великолепна, разве не так?

– Да-да, – промямлил Стрич. Потом с усилием преодолел оцепенение и спросил: – А не Ханной ли ее зовут?

Бородач пристально взглянул на Стрича.

– Ага, Ханной. Откуда вы знаете? – Тут он раскатисто рассмеялся. – Я говорил девочке, что ее тайна сохранится недолго.

Избежав необходимости отвечать, Стрич вновь обратил пылающий взор на свою бывшую служанку, запевшую новую песенку. Стрич не слышал ни слова. Его взгляд впился в это ненавистное лицо, обрамленное рыжими волосами. Весь мир, казалось, перестал существовать для Стрича. Никогда в жизни в его жилах не бушевала такая ненависть!

Ханна спела третью песенку, потом мило поклонилась в ответ на бурю оваций. Не обращая внимания на требования продолжить, она убежала за занавес. Стрич смутно отметил, что бородач моряк, встав со своего места, с небрежным видом пробрался вдоль правой стены к помосту. Там он задержался, огляделся, – а потом быстро скользнул за занавес и исчез из виду.

Стрич сидел, держа в руках пустую кружку, мысли его ползли и извивались, словно ядовитые гады в гнезде.

Наверху Ханна у туалетного столика расчесывала волосы и поджидала, когда раздастся знакомый стук в дверь.

И он раздался – громоподобный грохот.

Она вскочила и побежала открывать. Вошел Джошуа. Ханна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

– Здравствуй, Джош, дорогой. Рада тебя видеть.

– Я тоже рад, девочка, в самом деле рад! Теперь плавание кажется мне под конец все длинней и длинней, потому что мне не терпится повидать тебя.

– Всегда можно оставить море, – серьезно сказала она, – и найти работу на суше.

– Ага, тебе это было бы по душе, а? Взять и принайтовить человека к берегу, а человек-то ничего, кроме моря, не знал, с тех пор как был еще мальцом.

– Да нет, Джош! Что ты! Я просто пошутила!

– Знаю, девочка, знаю.

Огромные ручищи схватили Ханну под мышки; Джошуа поднял ее и закружил в воздухе, при этом он ударом ноги захлопнул дверь.

– А знаешь, твоя тайна уже раскрыта. – Джошуа поставил Ханну на ноги и направился к буфету, где стояло бренди.

– О какой из моих тайн идет речь?

Джошуа налил бренди в стакан и сделал добрый глоток.

– Твое имя. Когда я слушал твое пение там, внизу, какой-то человек спросил, не Ханной ли тебя зовут.

– Ну что же, я предполагала, что навсегда это сохранить в тайне не удастся. – Ханна пожала плечами. Сообщение Джошуа ее не очень обеспокоило. Время шло, ничего нехорошего не происходило, и ей начало казаться, что стена таинственности, которую она с таким трудом возвела вокруг себя, действительно ни к чему, как и говорил Андре.

Покончив с бренди, Джошуа подошел к ней, ласково улыбаясь.

– Сегодня у меня мало времени. Я смогу побыть у тебя недолго.

– Ты всегда торопишься, – насмешливо заметила молодая женщина. – В жизни не видела, чтобы человек так торопился.

– Ну, не всегда же, девочка. Ты ведь не можешь с этим не согласиться, а?

И словно в доказательство этих слов он ласкал ее нежно и мучительно медленно. При этом Ханну смутило, что в эту ночь в его движениях появилась новая, небывалая страстность.

Достигнув высот наслаждения, они лежали, крепко обнявшись; Ханна положила голову на плечо Джоша; все ее смущение развеялось.

– Должен сообщить тебе плохую новость, девочка. – Джошуа тихо засмеялся. – А может, она окажется для тебя и хорошей – кто знает?

Ханна подняла голову.

– Что это за новость, Джош?

– Скоро я не смогу радовать тебя своим появлением. Меня не будет месяцев шесть, может быть, и больше.

– Шесть месяцев! – огорченно воскликнула молодая женщина. – Почему, Джош? Что случилось?

– Ничего особенного. Я мечтал об этом довольно давно. – Он привлек ее к себе. – Я нанялся в капитаны корабля, идущего в Ливерпуль. Вот почему я уйду пораньше – мне нужно встретиться с владельцем корабля и подписать необходимые документы еще сегодня. Мы отчаливаем, как только загрузимся провизией.

– Но почему, Джош? Ливерпуль! Мне кажется, это где-то на краю света!

– Ага, далековато. Но вовсе не так далеко. – Он задумался, потом продолжил: – Мне надоело ходить взад-вперед вдоль берега. Что я, рыбак, что ли? Меня тянет в настоящее море. Там можно опять помериться силами со стариком Нептуном.

– Но ты сказал однажды, что тебе надоело плавать по океану. Что ты занимался этим большую часть жизни.

– Да, помню, что я так сказал. Я врал – и себе, и тебе, девочка. Если человек один раз пересек океан, ему всегда будет хотеться сделать это снова. Понимаешь, мой дом – там.

– Шесть месяцев! – Ханна вздохнула. – Как долго.

Она обхватила руками его косматую голову. Что она будет делать без Джоша? Он стал неотъемлемой частью ее жизни, такой же, как Бесс, Андре и Дикки, хотя и совсем по другой причине. Она улыбнулась.

– Ну что же, мы ведь ничего друг другу не обещали, правда?

– Верно, девочка, никаких обещаний. – Он тихонько засмеялся. – Мы поклялись в самом начале – никаких обещаний. Иди сюда, девочка. Я могу побыть с тобой еще немного.

Он опять сгреб ее в охапку и пылко поцеловал. Они катались по кровати и смеялись, как играющие дети.

Эймос Стрич знал, что вполне может полагаться на свое чутье, когда сталкивается с чем-то подозрительным. У него было сильное подозрение, что тот чернобородый моряк юркнул наверх, чтобы переспать с медноволосой сучкой. Поэтому Стрич не решился подняться наверх, пока этот человек не уйдет.

Стрич остался сидеть на скамейке, держа в руках кружку; ярость тлела в нем, во рту был вкус горечи, как при разливе желчи. Толпа постепенно редела, и час спустя в зале осталось всего несколько человек. Однако Стрич по-прежнему сидел на своем месте, не сводя глаз с занавеси на помосте. К нему подошла служанка и спросила, не налить ли еще пива. Стрич шуганул девушку, рявкнув что-то нечленораздельное.

Наконец его ожидание увенчалось успехом. Он увидел, что человек с черной бородой выскользнул из-за занавеси, быстро прошел к входной двери и вышел, важный, как петух.

Хорошо потискал свою сучку? Вот и ладно! Значит, она скорее всего будет еще в постели. А это облегчит дело.

Стрич встал и поплелся вдоль правой стены, припадая на палку, всячески преувеличивая свою хромоту. Добравшись до помоста, он мельком огляделся, убедился, что никто его не заметил, и быстро зашел за занавесь. Там, как он и ожидал, оказалась узкая лестница, ведущая наверх.

Но на первой ступеньке стоял, сложив руки, огромный чернокожий человек.

– Сюда нельзя никому входить.

– Я должен повидаться с твоей миссис Ханной. Это крайне важно.

Джон покачал головой. В этом толстяке было что-то страшно знакомое.

– Никому не позволяется подниматься наверх, пока миссис Ханна не разрешит.

– Она захочет повидаться со мной. Дело идет о доставке ликера. Скажи своей хозяйке… – Стрич отчаянно подыскивал имя, хоть какое-нибудь имя, – скажи, что Бен Фрай хочет переговорить с ней. Она меня примет. Даю слово, примет.

– Я пойду спрошу, – нехотя проговорил Джон. – Вы ждите здесь, пока я не вернусь.

Джон уже было занес ногу на ступеньку и тут вспомнил:

– Вы лжете! Ваше имя…

Не успел он повернуться, как в тот же миг Эймос Стрич нанес ему по голове удар своей дубинкой.

Джон рухнул, не издав ни звука, и лежал неподвижно. Стрич быстро огляделся. Все было спокойно. Он плюнул на бездыханное тело и, перешагнув через него, принялся с трудом карабкаться наверх, тяжело сопя.

Оказавшись наверху, Стрич увидел только закрытые двери. Осторожно приоткрыл одну из них и заглянул в щелку. Он ничего не увидел, кроме неяркого света свечи и ребенка, спящего в колыбели. Закрыл дверь и прошел по коридору дальше, к следующей комнате.