Андре слегка улыбнулся:

– Я переболел оспой, доктор Бойлстон.

– Ах, вы один из тех, кому повезло!

– Доктор Бойлстон, – сказала Ханна, – у меня есть дочь, ей два года…

Доктор Бойлстон нахмурился.

– Не приближайтесь к ней, пока не встанете с постели и не поправитесь. У вас есть кому за ней присмотреть?

– О да. Бесс все сделает.

– В таком случае у вас не должно быть контакта и с этой Бесс.

Когда врач провожал их до двери, Андре спросил:

– Вы не могли бы сказать, сколько времени продлится эта чертова эпидемия?

– Еще какое-то время, полагаю, – может быть, до конца года. – Лицо доктора Бойлстона затуманилось грустью. – И многие – боюсь, очень многие – погибнут.

Предсказания доктора Бойлстона сбылись с провидческой точностью. Эпидемия оспы продолжалась до конца года, и только в феврале – марте 1722 года люди перестали умирать. В общем же более шести тысяч человек заразились оспой, и умер каждый шестой.

Выходя из дома врача. Ханна с помощью Андре уселась в экипаж и сказала:

– Теперь везите меня туда, где лежит Джошуа.

– Но, дорогая леди, – неодобрительно возразил Андре, – врач же сказал, что вы должны немедленно вернуться домой и лечь в постель!

– Только после того, как я повидаюсь с Джошуа. Если я не сделаю этого сейчас, то, возможно, я уже никогда его не увижу.

– Но ведь у него оспа. Ханна! Только что сделанная прививка вас не спасет… – Андре вздохнул, вглядываясь в ее осунувшееся лицо. – Вы, Ханна Вернер, самая упрямая, самая несносная особа из всех, кого я, к своему несчастью, встречал в жизни!

– Если вы не отвезете меня, я сама буду править лошадьми.

– О, ад и преисподняя!

Бормоча что-то себе под нос, Андре уселся на кучерское место и тронул лошадей.

На доме, стоявшем у самой гавани, в котором находился больной Джошуа Хоукес, тоже висел красный флаг.

Мрачный Андре отказался сопровождать Ханну в дом.

– Если вы намерены валять дурака, я вам не помощник.

На ее стук дверь приоткрылась, и Ханна увидела чье-то бледное лицо и седую бороду.

– В этом доме оспа, мадам, – сказал человек, преграждая ей дорогу, – сюда никому нельзя входить.

– Здесь ли Джошуа Хоукес?

– Да, здесь, он очень болен.

– Я должна его видеть, сэр!

– Мадам…

Ханна, охваченная гневом, стукнула в дверь ногой. Створки распахнулись, человек отпрянул, и Ханна бросилась в дом.

– Где он? – требовательно спросила она. – Где Джош?

Седобородый указал на закрытую дверь в конце коридора. Ханна направилась туда и открыла ее. Перед молодой женщиной была полутемная комната, освещенная одной-единственной свечой. В ноздри ей ударил тяжелый запах – запах разложения и смерти.

Она неуверенно шагнула вперед. У противоположной стены она разглядела кровать.

– Джош! Это я, Ханна!

На кровати кто-то пошевелился, оттуда раздался стон. Ханна осмелилась подойти поближе.

Потом человек на постели обернулся, и Ханна в ужасе ахнула. Глаза Джошуа от лихорадки горели как огонь. Но его лицо! Боже правый, его лицо! Бороду сбрили, и все лицо было покрыто чем-то, что Ханна поначалу приняла за веснушки. Но когда глаза ее привыкли к темноте, она увидела, что это были маленькие волдыри, наполненные гноем.

Лихорадочный взгляд больного стал немного яснее, и он с мукой простонал:

– Ханна! Боже правый, что ты тут делаешь? Не смотри, не смотри на меня! – Он отвернулся. – Уходи отсюда, девочка. Ступай скорее, пока не поздно.

Ханна стояла, похолодев, ее рассудок словно отказывался принять то, что она увидела.

Джошуа повысил голос и проговорил резко и гневно:

– Уходи, черт бы тебя побрал! Я заразился оспой, я умираю! Не подходи ко мне. Не хочу, чтобы ты на меня смотрела, и не хочу, чтобы ты была здесь, ясно?

Тогда силы, сковавшие ее, ослабли, и она выбежала, охваченная ужасным страхом. Глаза ее были полны слез; спотыкаясь, она вышла из дома и подошла к Леклэру.

Андре, стоявший, прислонясь к экипажу, выпрямился и обнял ее.

– Что такое, Ханна?

– Ах, Андре! Его лицо, дорогое лицо Джоша! Оно ужасно.

– Не буду напоминать, что я вас предупреждал.

Андре помог ей усесться в экипаж и повернул лошадей на тракт, ведущий из Бостона.

Почти всю дорогу Ханна плакала. Но когда они добрались до дома, слезы высохли, и ее охватило сознание собственной вины. Нужно было остаться с Джошем, ухаживать за ним, заботиться. Она должна была сделать это для него.

Дома Андре немедленно отвел ее наверх и дал стакан бренди. Ханна отпила немного, а потом сказала Андре, что виновата перед Джошуа.

– Нет-нет! – Андре покачал головой. – Это было бы глупо с вашей стороны и опасно. И ничего бы от этого не изменилось. Я уверен, за ним ухаживают наилучшим образом. Он среди друзей. И ему не хотелось бы, чтобы вы там присутствовали. Он ведь сам сказал вам об этом!

Ханна молчала. Она была измучена, душа у нее болела.

Андре беспокойно ходил по комнате, заложив руки за спину.

Наконец он остановился перед Ханной и твердо проговорил:

– Я считаю, что вам нужно взять Мишель и Бесс, конечно, уехать из этого проклятого места и переждать, пока эпидемия не кончится. Я знаю, что из Бостона уезжают очень многие. И вы тоже должны уехать.

– Но мне некуда ехать. – Ханна беспомощно развела руками.

Андре внимательно посмотрел на нее:

– Можно вернуться в «Малверн».

– Нет! – Ханна выпрямилась и яростно замотала головой. – Там я не могу появиться. Вряд ли меня встретят там с радостью!

– Почему же? – с вызовом спросил Андре. – Ханна, вам давно уже пора рассказать мне, что вынудило вас покинуть «Малверн».

Ханна на минуту задумалась, потом кивнула:

– Ладно. Вы имеете право знать.

И она рассказала Андре все.

Он слушал очень внимательно, прервал ее только один раз, когда она рассказывала о том, как нашла убитого Исайю.

– Mon Dieu, Ханна! Вы что же, уехали из-за этого? Глупая девочка!

– Нет, не только из-за этого. Но это усилило мой… страх. Подождите, пока я закончу.

Когда она завершила рассказ, Андре задумчиво и долго смотрел на нее, обошел всю комнату, потом опять подошел к молодой женщине.

– Эта негритянская кровь в вас и в Мишель, кровь, которой вы так боитесь… После того, что вы рассказали мне о вашем отце, я подумал – вам это никогда не приходило в голову? – что он, возможно, потомок какого-нибудь африканского короля. Многие рабы, которых привезли сюда, являются потомками туземных властителей. У вас, дорогая леди, быть может, течет в жилах королевская кровь!

– Какое это имеет значение? – сказала Ханна. – Во всяком случае, не для меня, но для… для других.

– Вы имеете в виду молодого Вернера, я полагаю?

– Да, Майкла!

– В том письме, что вы ему написали, вы рассказали об этом? О Мишель?

– Нет, но он, конечно, теперь уже все знает. Можете не сомневаться, мой отчим все ему рассказал!

– А вам никогда не приходило в голову, что вы несправедливы к молодому Вернеру? Ведь вы берете на себя право решать, как он отнесется к этому сообщению.

– Вы прожили на Юге достаточно долго, Андре. – Ханна подалась вперед. – Как, по-вашему, отнесется виргинская знать… Что, по вашему мнению, подумает сын плантатора, рабовладелец, узнав, что его дочь не чистокровно белая, – пусть даже черной крови в ней очень мало?

– Да, вероятно, вы правы. И все же вам стоило дождаться его и лично все ему рассказать.

– Я не могла заставить себя сделать это. – Ханна передернула плечами. – Я думала только об отвращении, которое выразится у него на лице, когда он все узнает!

Андре вздохнул, потом гневно махнул рукой.

– Нас во Франции мало волнуют такие вещи, но в этой стране…Mon Dieu! По-видимому, пройдут многие годы, прежде чем она станет культурной настолько… – Он оборвал себя. – Значит, вы не хотите и думать о возвращении в «Малверн»?

– Ни за что!

– И не хотите никуда уезжать от греха подальше, пока это бедствие не пройдет?