Во-первых, Аксельрод предложил ряду ведущих мировых специалистов в области теории игр идею о проведении турнира игры «Дилемма заключенных», участниками которой были бы компьютерные программы. Во-вторых, он убедил каждого ученого представить для участия в этом турнире программу, которая содержала бы заданную, предварительно указанную стратегию реакций сотрудничества и конкуренции. В-третьих, как только были представлены все программы (в общей сложности их набралось четырнадцать), Аксельрод устроил предварительный раунд до начала главного поединка, в котором каждая программа конкурировала с остальными за баллы. В конце этого раунда он суммировал баллы, которая набрала каждая программа, а затем резко изменил правила самого турнира: теперь соотношение представленных программ соответствовало количеству баллов, набранных в предварительном раунде, — в точном соответствии с тем, что происходит при естественном отборе. А затем он расслабился и стал наблюдать, что произойдет.

События развивались достаточно прямолинейно. Самой успешной оказалась самая простая программа TIT FOR TAT, разработанная математиком и биологом Анатолием Рапопортом, новаторские исследования которого в области социальных взаимодействий и общей теории систем нашли применение для разрешения конфликтов и разоружения не только в лаборатории, но и на политической сцене. Программа действовала строго по инструкции. Она начинала с сотрудничества, а затем в точности воспроизводила последнюю реакцию конкурента. Если, например, в первой попытке конкурент соизволял сотрудничать, то TIT FOR TAT ходила в масть. Если же соперничающая программа начинала конкурировать, в последующих попытках ей платили той же монетой… до тех пор пока она не переключалась на сотрудничество.

Вскоре стали очевидны изящная практичность и несокрушимая элегантность TIT FOR TAT. Не надо было быть гением, чтобы разглядеть это. Программа, лишенная духа, души, нервной ткани и синапсов, воплощала в себе те фундаментальные качества благодарности, гнева и прощения, которые делают нас, людей, людьми. Эта программа платила сотрудничеством за сотрудничество, а затем пожинала общие благие плоды. Она применяла немедленные санкции против зарождающейся конкуренции, поэтому ее нельзя было назвать мягкотелой. А после жестокой вражды она была способна вернуться, без взаимных обвинений, к паттерну взаимного почесывания спин, в корне пресекая любые возможности для длительных, разрушительных, коренящихся в прошлом схваток. Групповой отбор — эта древняя эволюционная традиция, когда то, что хорошо для группы, сохраняется в индивиде, — не играл здесь никакой роли. Если эксперимент Аксельрода вообще что-то продемонстрировал нам, так это следующее: альтруизм хотя и является несомненной составляющей базовой сплоченности группы, может проистекать не из таких понятий высшего порядка, как добро для вида в целом или даже добро для племени, а быть следствием выживания на уровне отдельных индивидов.

Оказалось, что макроскопическая гармония и микроскопический индивидуализм были двумя сторонами одной и той же медали эволюции. Мистики упустили свой шанс. Давать ничем не лучше, чем брать. Истина, согласно радикально новому евангелию социальной информатики от Роберта Аксельрода, заключается в том, что давать — значит получать.

И противоядия от этой истины нет.

В отличие от нашего предыдущего примера со святыми и мошенниками, где «переворот» происходил всякий раз, как только один из противоположных полюсов населения достигал наивысшей точки, TIT FOR TAT просто продолжала двигаться по накатанной колее. Со временем она могла бы устранить с поля боя все конкурирующие стратегии.

Программа TIT FOR TAT не просто стала победительницей. Она имела абсолютное преимущество в самом начале. Как только программа вступала в игру, она становилась непобедимой.

Лучшее из двух миров

Приключения Аксельрода в мире кибернетики явно заставили многих людей удивленно приподнять брови. И не только в биологических, но и в философских кругах. Такая убедительная демонстрация того, что «добро» в каком-то смысле изначально присуще естественному порядку вещей, что это эмерджентное (независимое) свойство социального взаимодействия, привела к тому, что вбило еще больший клин между теми, кто приписывал это качество Богу, и теми, кто игнорировал Бога. В конце концов, что, если «лучшая» часть нашей природы не была лучшей, а была просто природой.

Такое же неприятие вызвали за десять лет до эксперимента Аксельрода исследования молодого биолога Роберта Триверса из Гарвардского университета. Он прозорливо предположил, что именно по этой причине определенные человеческие качества эволюционировали в первую очередь: чтобы втихаря напылить на сознание краску эмоционального подтверждения такой блестящей простой схемы, такой аккуратной и чисто математической мантры, каковой является TIT FOR TAT, — мантры, которая, без всяких сомнений, прошла обучение на уровне менее развитых животных, прежде чем мы набили себе руку на ее использовании.

Возможно, размышлял Триверс, именно по этой причине мы впервые ощутили на заре своей эволюционной истории первые проблески дружбы и вражды, любви и неприязни, доверия и предательства, которые сейчас, миллионы лет спустя, сделали нас теми, кто мы есть.

Британский философ XVII века Томас Гоббс наверняка одобрил бы эти идеи. Еще триста лет назад в трактате «Левиафан» Гоббс предвосхитил их своей концепцией «силы и обмана»: представлением о том, что насилие и коварство являются главными и, по сути дела, единственными причинами конечного исхода. И единственным обезболивающим средством, спасающим от «постоянного страха, опасности насильственной смерти и неестественно короткой человеческой жизни, проведенной в одиночестве, бедности, несчастьях и жестокости», является обретение святилища общественного договора. Заключение союза с другими людьми.

Условия турнира Аксельрода явно отражали эволюцию как самого человека, так и его предков. Несколько десятков постоянно взаимодействующих «индивидов» как раз отражали ту численность, которая была типична для первобытных общин. Каждая программа обладала способностью не только запоминать предыдущие взаимодействия с другими «индивидами», но и соответствующим образом адаптировать свое поведение. Такая теория эволюции морали крайне любопытна. На самом деле она означает нечто большее. Учитывая, что поступало в агрегат Аксельрода по изготовлению «математических сосисок» и что имелось на выходе, это означало выдающиеся возможности. «Выживание самого приспособленного» отныне не означало, как думали раньше, награждение всех победителей в конкуренции без разбора. Награды вручались избирательно. При одних ситуациях агрессия широко открывала любые двери (так думали Джим и Базз). Но при других обстоятельствах та же самая агрессия могла закрыть их перед индивидом, как мы убедились на примере святых и мошенников.

Поэтому, как оказалось в конце концов, психопаты правы лишь наполовину. Никто не отрицает жестокость существования и ту неприятную истину, что иногда может выживать самый приспособленный. Но из этого не следует, что так должно быть всегда. Кроткие действительно могут наследовать землю. На долгом пути, который им неизбежно предстоит пройти, бывают случайности. «Не поступай с другими так, как ты не хочешь, чтобы поступали с тобой» всегда было мудрым советом. Но сейчас, две тысячи лет спустя, благодаря Роберту Аксельроду и Анатолию Рапопорту мы наконец получили математическое доказательство этой истины.

Конечно, в каждом из нас живет какая-то частица психопата — биологический перебежчик, забредший из алгебры мира и любви, как будто наши повелители из бюро естественного отбора даровали психопатам постоянное эволюционное убежище на бессчетные годы. Мораль истории о святых и мошенниках можно было бы высечь на каменной скрижали дарвинизма: если все будут жать на газ, то никого не останется. Но, тем не менее, бывают времена (такое случается и в нашей жизни), когда мы все должны надавить на газ. Когда мы все — рационально, легитимно и в интересах самосохранения — спокойно должны дать жесткий отпор.