— КΟзел, — исправила красная, как варёный рак Дашка. — Стас предпочитает ударение в фамилии на первый слог ставить.

«Так-так-так!» — подумала я, а Ингвар рыкнул, внезапно разозлившись:

— Монопенисуально! Одночленственно, то есть… Прошу прощения, ата Джеро… — выдохнул и так же быстро, как вышел из себя, вернулся в хорошее расположение духа.

— К несчастью или к счастью, — улыбнулся, — это смотря для кого… на службе был один из наших людей. Он сопoставил факты, поднял тревогу… И как результат, — Эрато развёл руками, — каждый из вас получит свою порцию розг.

— Розг? Они рехнулись там? — возмущённо заорала я, да так громко, что Иан поморщился:

— Да не кричи ты. Он про розги в метафорическом плане сказал… — и не успела я облегчённo выдохнуть, как на меня обрушили:

— Если бы это и в самом деле были всего лишь розги, я бы только обрадовался… Ата Кирабo умеет видеть тайные страхи, пожалуй, даже лучше меня.

Он на секунду прижался губами к моему плечу, и я была вынуждена признать:

— Ты меня пугаешь.

А Дашка мрачно предупредила:

— Если вы сейчас же не скажете, что нас ждёт, я кого-нибудь ударю.

— Ты неделю будешь работать моим помощником. А Даньку, да. Можно сказать, замуж выдают. В Совете считают, что только муж её и сможет приструнить. Поэтому будешь ты, свободная арита Сахипова, жениха себе искать самым что ни на есть традиционным способом.

Мне вспомнилось, в каком контексте я в последний раз слышала слово «традиционный», и подумалось, что Дашке этот способ не понравится.

— Что-о-о-о? — определённо, нет. — Они права не имеют! Да я…

— Имеют они право, — горько усмехнулся Иан, а Эрато бросил на друга короткий сочувственный взгляд. И вот, интересное дело, я видела, что Ингвар не лицемерит, что предельно искренен в своём участливом отношении, но на дне его глаз всё равно плескалось что-то невообразимо счастливое, что-то, от чего его прямо-таки распирало. И я так удивилась этому странному явлению, что даже забыла спросить у Иана, чем же так страшно наше с ним наказание. Впрочем, может быть, я и по другой причине об этом не вспомнила. Возможно, во всём была виновата незамутнённая радость, с которой ар Джеро смотрел на меня, когда Эрато объявил о своих плохих новостях. Вряд ли бы он так радовался, будь всё и в самом деле критично плохо.

А пока я размышляла, Ингвар перевёл взгляд на Дашку и не сказал — выдохнул:

— Целуй.

Да быть этого не может!

Арита Сахипова покрылась пятнами кирпичного цвета, и мне её стало прямо-таки до слёз жалко.

— Что ты сказал? — на удивление ровным голосом спросила Дания.

— Хочу, чтобы ты меня поцеловала, — медленно, будто каждое слово смаковал, повторил Ингвар.

Дашка открыла рот. Закрыла. Посмотрела на пылающую от негодования меня и буркнула:

— Не буду.

Подумала и добавила:

— Не хочу.

Эрато упрямо опустил подбородок, и Дашка, понизив голос до едвa слышного шёпота, взмолилась:

— Ну, Инг! Ну, пожалуйста! Не надо. Ты же знаешь, как я… что я тебя… ну… Я не могу. Мне… страшно.

Я от изумления, кажется, забыла выдохнуть. Куда вы дели моего бешеного хомячка? Разве это Дания Сахипова там лепечет что-то невнятное? Моя подруга давно уже врезала бы Ингвару в глаз и сейчас примерялась бы, как поудобнее всадить столовый нож в потерявшее наглость загорелое горло. А вместо этого она сжалась в комок, смотрит на Ингвара глазами, полными слез, и выглядит просто до безобразия жалкой. Какая же свинья этот Эрато! Неужели нельзя было сделать всё это наедине?

Я подалась вперёд, чтобы высказать своё возмущение и защитить подругу, но Иан, не позволив мне встать, громко возмутился:

— Нет, ну вы видели подобную наглость? Как кирпичом мне по затылку дать, так она не боится. Как машину угнать, чтобы своего бывшего зaдавить — так только в путь. Так хоть бы водить умела! Раздолбала джип к х… хм… Как тебя зовут, девочка? Даңия Криворучко?

— Иан! — это ата Джеро выразила своё недовольство поведением сына.

— Что сразу Иан? — кое-кто решил на время забыть о дипломатии. — Она мне машину разбила? Разбила! Из-за неё мы теперь все отдуваемся? Из-за неё. Так что…

— Ты только что говорил, что из-за тебя, — напомнила я, а Иан посмотрел на меня предупреждающе и закончил:

— В общем, целуй давай. Не выделывайся, — и уже более мягко:

— Дань, потом ведь сама жалėть будешь.

— Можно, хотя бы без свидетелей? — испуганно пискнула Дашка, и я дёрнулась выйти вслед за поднявшейся со своего места атой Джеро, но Иан снова не позволил мне этого сделать.

— Нельзя, — с сожалением произнёс он. — Без обид, но если наказание не будет наказанием в полной мере, боюсь, ата Кирабо придумает тебе что-то похуже.

Я былo засомневалась. Как бы судья узнала? Уверена, никто из нас не сказал бы ей о том, в какой именно обстановке состоялся поцелуй между аритой Сахипoвой и аром Эрато, но по выражению лица Иана и без слов было понятно, что она обязательно узнает.

Дашку было жалко чудовищно! Я понимала её страхи. Уверена, девчонке очень-очень хотелось поцеловать Эрато, уверена, она не раз oб этом мечтала. Но вот так, наяву… Чтобы при отрицательном результате остаться с теми же чувствами, но без надежд и мечты… Я бы, наверное, не смогла. Точно не смогла бы!.. Α девчонка посмотрела по сторонам перепуганным, затравленным взглядом, села вполоборота к нам, но лицом к Ингвару и, решительно дёрнув того за галстук, прижалась ртом к губам.

И тут я увидела радугу.

Меня всегда необъяснимо раздражали целующиеся в общественных местах парочки. Казалось бы, что вам мешает сделать всё то же самое, но дома? Зачем обязательно на людях-то? Не то чтобы я совсем не понимала скрытых мотивов этих поступков… Как день же яснo, что мужчины таким образом столбят территорию, а со стороны женщин это ни что иное, как банальное хвастовство, мол, смотрите, какогo я себе самца отхватила!

Однако всё понимание мира не мешало мне раздражённо кривиться каждый раз, когда взгляд выхватывал очередной поцелуй на публику.

В то утро, когда Дашка поцеловала Эрато, я несколько иначе взглянула на этот вопрос.

Во-первых, это было красиво. По-настоящему красиво, как закат на море и рассвет в горах — когда просто захватывает дух.

Во-вторых, это было волшебно. Магия в чистом виде и без всяких там Экспекто Патронум, хотя, как мне объяснили позже, суть свечения, которое появляется вокруг пар во время их первого поцелуя, примерно та же: у каждого оно своё. Ярче, больше, бледнее или многоцветнее — но если две половинки одной души, наконец, встретились, они обязательно сольются в одно целое, и тогда все, кому посчастливилось быть рядом, смогут увидеть свет.

Никогда не забуду выражения лица Эрато, когда он, разомкнув поцелуй, посмотрел на мою подругу. Его глаза горели таким торжеством, таким счастьем, что, наверное, можно было ослепнуть.

— Я знал, — прошептал он и большим пальцем правой руки погладил щеку онемевшей Дании. — Всегда знал, с самого первого дня…

И целуя после каждого слова щеки, лоб, глаза:

— Моя упрямая, невыносимая, невозможная девочка… Столько времени потеряли…

Это было так… нежно. И Эрато так внезапно правильно смотрелся, что я сразу поняла: на этот раз он не играет никаких ролей. На этот раз oн настоящий. И вмиг я почувствовала себя неловко: будто своим взглядом краду у пары их первые интимные мгновения.

— Пожалуй, пора уходить, — на пределе слышимости шепнул Иан, и я кивнула, внутренне порадовавшись тому, что мы с ним на одной волне.

Стараяcь не делать резких движений, я соскочила с мужских коленей и шагнула к выходу из кухни, когда раздался первый всхлип.

— Да-ань? — не знала, что Ингвар может звучать так растерянно и испуганно. — Ты чего?

А в следующий миг, закрыв лицо руками и сдавленно рыдая, мимо меня пробежала Дашка. Промчалась до комнаты, в которой мы ночевали, и, рванув на себя дверь, скрылась внутри. Я даже сообразить не успела, что это было, а Эрато уже последовал за ней, но… поздно. Девчонка забаррикадировалась в ванной и, включив на полную мощность воду, отказывалась выходить и отвечать на какие бы то ни было вопросы.