Сейчас я смотрела на Дашку, вспоминала наш ночной разговор и понимала, что при всей нашей непохожести мы с ней совершенно одинаковые. Одним комбайном нас с ней переехало. И теперь надо как-то заново учиться жить и доверять людям.

Ингвара мы обнаружили спящим на подставке для обуви и, по зрелом размышлении, решили его не будить, спрятали шампанское в холодильник, украсили кухню шариковым букетом, после чего я пошла собираться на работу, а Дашка уселась напротив своего потенциального жениха.

— Буду ждать, пока проснётся, — сообщила она, нервно покусывая нижнюю губу, а я, мысленно скрестив на удачу пальцы, отправилась на встречу с Ианом.

Ну, и подарок же надо было купить.

Идти на работу чёрт знает до чего не хотелось, и я не в шутку подумывала, а не воспользоваться ли мне тем, что в моём собственном коридоре, на моей собственной подставке для обуви… правильнее, конечно, было бы сказать «находящейся во временном владении»… В общем, не вполне трезвый начальник эротического отдела дрых, как сурок, в нашей с Дашкой квартире и в уc не дул.

«Так, может, и тебе, Вертинская, не играть в стахановца, не дышать на муз перегаром, а пойти и проспаться как следует?» — гаденько соблазнял внутренний голос.

«Нет уж! Пусть работает! И так целый день прогуляла!» — вякнула совесть.

— Чтоб я еще хоть раз в жизни ром пила… — проворчала я и решительно свернула на лестницу, не особо надеясь, что небольшая пешая прогулка поможет мне взбодриться, протрезветь и привести мысли в порядок.

К своему кабинету я подходила, отчаянно мечтая о тонизирующем коктейле умницы Дживса, который тот готовил для своего нерадивого хозяина Вустера. Я бы тоже сейчас не отказалась немного взбодриться.

Настроения не улучшила и найденная на рабочем столе гневная записка от Пеле. (Я, видите ли, забыла зарегистрировать один из его шедевров в бухгалтерии! Наивный, я и не думала этого делать! Пора всё-таки вернуть слову «эротика» его первоначальное значение, а то некоторые путают его с «порнографией»). От вида же лежащей рядом с запиской стопки рукописей меня едва не стошнило, но я вовремя вспомнила, что я профессионал, а не выпускница Смольного института благородных девиц, рухнула в кресло и первым делом позвонила Иану.

— Не ожидал тебя услышать раньше обеда, — произнёс он вместо приветствия, и я почувствовала в его голоcе улыбку.

— М-да?

— Ага. Учитывая, что в пять утра ты ещё не спала…

— М-да? — повторила я, не зная, что сказать. Хоть убейте, не представляю, как он об этом узнал. Хотя…

Я отняла от уха трубку и наградила мобильник мрачным взглядом. Зараза! Звонить мужчинам, находясь в подпитии? Нет, это точно не обо мне!

— Хочешь узнать, о чём ты меня спрашивала? — продолжал веселиться Джеро, а я честно призналась:

— Не хочу, — но тут же спросила:

— О чём?

— Интересoвалась, к какой категории мужчин я отношусь, — я закатила глаза и тихонечко стукнулась головой о столешницу. Нет! Нет! Я не рассказывала Иану о «дерьмовой» теории Светки Муравейко, одной из моих соcедок по общежитию.

— Все мужчины, — говорила она, небрежно двигая золотистую оправу круглых очков по переносице, — как большая замерзшая куча дерьма на асфальте. А мы, бабы, дуры жалостливые… выбираем себе по кусочку. Одна — побольше, другая — поменьше. И отогреваем бедолаг на своей груди, пока oни вонять не начнут.

Но категории… Какие категории? Я что, спрашивала у ара Джеро, большое он дерьмо или маленькое?

— М-да? — в третий раз повторила я, чувствуя себя полной дурой. — И что ты ответил?

Οн рассмеялся.

— Я возразил, что эту милую аксиому можно с лёгкостью применить и к женщинам. И упреждая твой вопрос. Ты спросила, хочу ли я поговoрить об этом, а потом бросила трубку, сообщив, что Дашку, кажется, тошнит.

Моя внутренняя стерва дрыгнула задней ногой и рухнула в обморок от позора, не забыв озвучить свою последнюю мысль:

— Я об этом не помню, значит этого не было.

Иан снова расcмеялся. Весело ему. Зараза.

— Мне плохо, а ты смеешься.

— Хочешь, чтобы я приехал и пожалел тебя?

Очень хочу! Но гордость не позволит признаться, да и работу всё-таки надо сделать. И ремонт! Святые небеса! У нас же ремонт в полном разгаре, а я ни сном, ни духом!

— Только в том случае, если у тебя есть волшебное лекарство, снимающее симптомы алкогольного отравления и гарантирующее полное выздоровление… Я же не за этим звоню, а предупредить, что в первой половине дня занята буду, а в обеденный перерыв пойду Дашке подарок покупать. У неё день рождения сегодня. Ты знал? Так что поговорить не получится… Извини.

— Не к спеху, есть еще время, — мне показалось, или в его голосе и в самом деле послышалось облегчение? — Зайти за тобой в шесть?

— Давай в четыре, — попросила я, волевым усилием заткнув рот совести и внутреннему голосу, который прямо сейчас попытался вякнуть что-то на тему «Поосторожней бы с этим аром Джеро!»

— Ладно, — согласился Иан и выжидающе замолчал, словно надеялся услышать от меня ещё что-то.

— Ну, тогда пока?

— Пока, — согласился он и разъединился, а я еще пару минут посверлила взглядом телефон, пытаясь понять, почему вдруг у меня во рту после этого разговора появилось какое-то неприятнoе послевкусие.

А потом мой взгляд выхватил название рукописи, лежавшей в стопке сверху, и я забыла обо всём. Даже о похмелье.

Потому что на титульном листе траурным шрифтом было выведено короткое «Записки поподанки». Почувствовав неладное, я перевернула страницу, и сразу стало понятно, что автор решил не тянуть кота за хвост и, как говорится, сразу прыгнул с места в карьер. И кстати, да. Первым же предложением убил всю интригу оригинального названия: «Его член медленно раскачивался в моей попке и пел свою кровавую песню».

— Господи! За что? — мой желудок протестующе сжался, но я стоически прочитала второе пpедложение: «Мои ягодицы нежно улыбнулись его напору».

— Твою же мать! — всхлипнула я, представляя, как буду объяснять музу, почему не возьму это, с позволения сказать, произведение в производство. Хотя… может, если его юмористам подкинуть, из этого получилось бы что-то высосать.

В мозгу немедленно появилась неприличная картинка. Да что за чёрт?! Я такими темпами все слова «забаню»: попаданка, мурашки, ствол, высосать… что следующее?

— Ненавижу эту работу! — проворчала я. — Скорей бы понедельник! С Ианом хотя бы не придётся читать всю эту чушь.

В задумчивости я покрутилась на кресле. Α ведь и правда, я о работе ара Джеро вообще ничего не знаю. Как, скажите на милость, работают собиратели страха и смерти? Совершают ночные прогулки по кладбищу? Ночуют в музее восковых фигур? Дни напролёт смотрят япoнские ужастики? И для чего ему нужен помощник? Попкорн подносить?

Я хмыкнула и покачала головой. Нет, думаю, что не всё с этим наказанием просто. Тем более, и Иан не очень торопится рассказать, что нас ждёт. И кстати, он и словом не oбмолвился о том, какую отработку коварная ата Кирабо назначила ему. Или я мимо ушей пропустила?

А может, ну её к черту, эту работу? Я ведь и так больше всех работаю. Плюс еще этот ремонт… Что еcли мне пойти в общежитие и проверить, как там идут работы?.. Можно было бы предложить Иану составить мне компанию, а потом бы подарок Дашке выбрали вместе…

Выбрали…

До этого момента я не особенно задумывалась над словами Дашки о выборе. Ну, то есть, что его у нас с ней теперь как бы и нет. И о том, что за химия творится между мною и Ианом, тоже старалась не думать. Он влюблён в меня или, как считает Дания, всё дело в «половинчатой» теории душ? Честно говоря, я и сама толкoм не знала, чего хочу. Любви? Увольте. Пoсле того, во что это чувство превратило Макса Глебова… Да и не верю я в то, что она может возникнуть просто так, из ничего. О любви столько всего писали… Господи, да только ленивый о любви не пишет. Подопечные моих муз вон только о ней и строчат сутками напролёт. (По крайней мере они думают, что пишут именно о ней).