С другой стороны, противник собирает силы для защиты центральной и южной частей страны, где сконцентрирована большая часть населения, наиболее важные города, включая столицу, крупнейшие промышленные центры, основные сельскохозяйственные зоны, важнейшие шоссе и железные дороги.

Ясно, что свой уход из северных районов противник пытается оправдать именно этим аргументом, заявляя, что данная зона по сравнению с центральной и южной стратегического значения не имеет. В действительности же она была оставлена после ряда понесенных поражений, в том числе поистине сокрушительных.

Всем известно, что регулярная армия ушла из тех районов под натиском партизан, а не по собственной воле. Эту истину нельзя прикрыть ничем.

Некоторые мелкие и средние буржуа начинают задумываться над тем, что у крупных предпринимателей есть достаточно причин для поддержания войны и что если диктатура будет сброшена, те уедут в другие страны, где у них огромные банковские счета и крупные капиталовложения, и по-прежнему будут богатыми в любом месте, куда им придется эмигрировать. А мелкие и средние предприниматели рассуждают примерно так: «Для нас проблема заключается в следующем: если нам придется уехать, мы превратимся в посудомоек или лифтеров, потому что богатств за границей у нас нет. Поэтому мы решимся эмигрировать только в случае, если будем видеть, что нашей жизни в Сальвадоре грозит опасность. Но факты говорят о том, что революционеры не покушаются на нашу жизнь, честь и благополучие наших семей, не выгоняют нас из наших домов, как об этом трубит реакционная пресса. А раз так, мы останемся здесь».

Так, возникают новые настроения, которые, разрастаясь, порождают конфликты в среде тех предпринимателей, что находятся под железной пятой крупной буржуазии.

Подавляющее большинство католических священников и верующих продолжают сохранять верность церковным постулатам справедливости и мира. Однако среди высшей иерархии католической церкви есть правые элементы, которые сотрудничают с режимом. Империализм нашел подходящую формулу, предложив им «приличное» место в свой политической игре, особенно при создании так называемых комиссий по правам человека и «Комиссии мира».

Мы отвергаем маневры этой «Комиссии мира» и, конечно, не соглашаемся, чтобы диалог или переговоры крутились вокруг того, каким должно быть наше участие в будущих президентских выборах — условие, выдвинутое Рейганом и подхваченное сальвадорским правительством. И по этому вопросу мы выработали свою позицию: «Диалог без предварительных условий», что ставит стороны в равное положение.

Кроме того, мы выработали свою позицию и по отношению к выборам: мы готовы обсудить проблему выборов в рамках переговоров как часть всестороннего решения и рассмотреть ее должным образом, как и любой другой вопрос, который захочет включить в повестку дня наш партнер по переговорам. Диалог без предварительных условий предполагает, что, если встреча уже состоялась, каждая из сторон может поставить на обсуждение любой вопрос, который считает необходимым. Мы готовы обсудить проблему выборов, но никогда не согласимся на выборы под контролем самой диктатуры. Как известно, войне в Сальвадоре предшествовали выборы. Война же разразилась именно потому, что избирательный путь к решению был закрыт самим режимом. Это хорошо известно. Но тот же аппарат коррупции, с помощью которого столько раз совершались подлоги, приведен в готовность вновь. Чтобы привлечь нас к участию в выборах, нам обещают гарантии, что поистине смешно. Мы никогда не поверим в гарантии, которые дают закоренелые палачи нашего народа. Мы не отдадим сотни тысяч активистов и членов наших организаций «эскадронам смерти», которых правительство и военное командование, как они цинично заявляют, не могут контролировать.

Расколоть нас — вот идея, которую постоянно вынашивает противник. Но до сих пор подобные попытки проваливались, и можно сказать с абсолютной уверенностью, что сегодня достичь этого намного труднее, чем раньше.

Итак, наша позиция гибка, и, несмотря на то, что нам известны намерения противника, мы не препятствуем его контактам с некоторыми группами или лицами того и другого фронтов; мы не боимся этого.

В своей контрреволюционной борьбе империалисты и местная реакция не пренебрегают антикоммунизмом и антисоветизмом как идеологическим оружием. Антикоммунизм, выступающий главным орудием в попытках расколоть революционные и демократические силы, изрядно обветшал. Но это не значит, что различные организации, входящие в наши фронты, занимают единую, прокоммунистическую, позицию. Просто никто уже не позволяет, чтобы к нему подходили с антикоммунистическими и антисоветскими мерками, никто в наших фронтах этого не допускает, ибо это находится в противоречии с объективным и практическим ходом вещей.

Наша партия всегда была твердым сторонником единства, даже тогда, когда с другими организациями, входящими ныне во Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти, у нас имелись существенные разногласия, происходила борьба и открытая полемика.

В национальной политике мы участвуем уже более полувека. И за это время ни одно важное движение за демократию и социальную справедливость не проходило без участия коммунистов. На протяжении этих десятилетий коммунистическая партия играла важную роль в формировании общественного сознания и политики. Под влиянием борьбы и связей с широкими массами развивалась и сама партия. Мы всегда были организацией, проводящей большую работу с массами. Всегда, даже в самых трудных условиях. Итак, мы являемся — и это признают все — цементом единства, а не яблоком раздора.

Когда мы, сальвадорские коммунисты, поднимаемся на вооруженную борьбу, то множим свои усилия, направленные на достижение единства революционного процесса. Несомненно, наше участие в народной революционной борьбе изменило партию и наложило на нее отпечаток, которым будет характеризоваться вся ее будущая история.

Все организации Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти прошли длинный путь в своем развитии, и не только в военном аспекте, но и политическом. Как следствие войны, многие из рядовых его членов стали видными политиками, военачальниками, дипломатами, деятелями культуры, которые оставят свой след в истории нашей страны.

Это случилось 5 июля 1976 года.

Дело было днем, около трех часов. Я находилась в окрестностях Сан-Мигеля на шоссе, связывающем этот город с Сан-Сальвадором.

Я шла по направлению к Сан-Мигелю, когда внезапно рядом со мной резко затормозила машина. Из нее высыпало несколько человек с оружием в руках, одетых в гражданское. Один из них, оказавшись у меня за спиной, одной рукой сковал меня приемом «крюк за шею», а другой вырвал у меня сумку.

Началась борьба: я вырывалась, а он меня удерживал. Мне удалось, сбив его, освободиться, но в это время на меня набросились остальные. Оружия у меня не было, и то мгновение свободы, что я обрела, мне ничем не помогло.

Я, как никогда, почувствовала свое бессилие, ощутила потребность в пистолете и окончательно поняла, что врагу можно противостоять только силой оружия.

Общими усилиями они попытались затолкнуть меня в машину, чему я сопротивлялась изо всех сил. В это время я заметила, что в машине находится Хуан Хосе Янес — один из бывших членов нашей организации, псевдоним которого был Валье. Я поняла, что он меня выдал.

Наконец им удалось наполовину затолкнуть меня в машину и надеть наручники, но ноги мои оставались снаружи; я уперлась в дверь, не давая им закрыть ее.

Видя это, один из них сказал:

— Всадите-ка пулю этой потаскухе — дверь и закроете.

— Поторапливайтесь, а то шуму не оберешься, — беспокоился другой.