— Вряд ли.

— Ну, это кто знает, — замечает Паломо.

Будучи действительно очень напуганы, они все время нервно пересмеивались. Неожиданно тот, которого я считала агентом ЦРУ, оглядывается и спрашивает о нашем самочувствии.

— Превосходно, — отвечают охранники.

Мы подъезжаем к какому-то дому и выходим из машины. Поднимаемся в подготовленную для нас комнату, где стоят два чемодана с кое-какой одеждой. Принимаем душ, переодеваемся. Потом говорит тот, кого я приняла за агента ЦРУ, а теперь узнала в нем Рикардо Пому, брата захваченного нашими Роберто Помы, что здесь мы проведем ночь и на следующий день поедем в аэропорт, откуда вылетим в Испанию вместе с его шурином доктором Роберто Сельвой, которым оказался второй господин, приезжавший за нами в Гвардию.

— Отдыхайте, все уже готово. Осталось только подождать до завтра, — успокаивает он.

Потом нам приносят бутерброды, молоко, кофе и сигареты.

Мы находились в детской комнате дома доктора Роберто Сельвы. Сам он ушел спать, а с нами остались сержант Паломо, капрал Эрнандес и Рикардо Пома.

Разговорившись, Рикардо Пома почувствовал себя несколько свободней. А поначалу он относился к нам с большим недоверием. По-видимому, ожидал встретить двух бандитов, способных на любую выходку.

Если доктор Сельва вел себя очень любезно, то Рикардо держался на некотором расстоянии. Усевшись на стоявшую напротив кровать, он снял ботинки и, поджав ноги, начал с любопытством нас разглядывать. Спросил, где мы учились. Дальше разговор пошел в основном о политическом положении в стране.

— Вы должны подумать о том, как бы кандидат от Партии национального примирения не вызвал ухудшения обстановки, — предостерегающе заметил Марсело.

— На вас лежит большая ответственность, ведь никого не устраивает, чтобы наша страна превратилась в маленькую Аргентину, — со своей стороны добавила я.

— Конечно же, никто не заинтересован в таком повороте событий. По крайней мере не мы, — промолвил Рикардо, имея в виду, конечно, семью Пома.

— Вы, может быть, и нет, а что касается некоторых других — кто знает. По-видимому, этот генерал Ромеро обещал силой усмирить любую оппозицию, — сказала я.

— Мы бы хотели вести дела в рамках благоразумия, но есть люди, не желающие этого понимать, — взволнованно произнес Рикардо.

— Да, — с сожалением согласился с ним Марсело, — есть люди, полагающие, что все можно решить твердой рукой, невзирая на льющуюся кровь, и, кажется, генерал Ромеро как раз из таких. Во всяком случае, я надеюсь, вы понимаете, что такой оборот вас тоже не устраивает.

Рикардо помолчал немного, потом продолжил:

— Я считаю, что в ближайшие два года наша страна должна воспользоваться ростом цен на кофе. Если за эти два года не будут приняты соответствующие меры, а деньги не будут вложены должным образом, не знаю, что и будет. Вот что нужно уяснить.

— Однако вам будет сложно убедить в этом некоторых людей, — возразил Марсело. — Вы уже видели, что стало с Законом об аграрных преобразованиях, и так будет с любой реформой. Несмотря на свои обещания, правительство не смогло занять твердую позицию.

— Да, есть люди, не желающие идти на перемены, способные улучшить обстановку, — удрученно заметил Рикардо. — А вы к чему стремитесь? Превратить страну в коммунистическую, в которой никто ничего не может сказать, где личность лишена права даже на индивидуальность, даже одеваются все одинаково, как в форму. Здесь, в Сальвадоре, это ни к чему не приведет.

— Но не забывайте об одном, — отстаивала свою точку зрения я — Если вы спросите людей, у которых нечего надеть и поесть, нет работы, предпочитает ли он одеваться по-разному, что вы думаете, они выберут? Не забывайте, что у нас в Сальвадоре тысячи людей, страдающих от недоедания и одевающихся в лохмотья. А какой выход им предлагаете вы? Никакого.

— Я понимаю, что, конечно, эта проблема существует. В стране многое нужно менять. Мы, я хочу сказать, наша семья, всегда пытались убедить в этой необходимости других предпринимателей и собственников, но у нас еще недостаточно авторитета, чтобы к нам прислушивались и верили. Кроме того, мы с братом еще очень молоды, и из-за нашей молодости нам не доверяют. Мы за перемены, но во избежание беспорядков нужно договориться. Поэтому некоторые реформы нужно было отложить, но мы о них не забыли.

— Вы смотрите на вещи с позиций предпринимателя, купающегося в роскоши и богатстве, которого не беспокоит ближайшее будущее. Потому вы и говорите «подождать». Но поставьте себя на место тысяч сальвадорцев, а их большинство, и спросите: сколько еще должны ждать эти люди? Пока вам не удастся убедить других и вы не договоритесь? — спросил Марсело.

— Да, да. Я понимаю, но что мы можем сделать? — развел руками Рикардо. — Мы пытались убедить их, но пока не смогли. А что положительного сделали вы? Убиваете невинных людей, как будто от этого что-то изменится.

— Мы представляем интересы народа и…

— А кто вас выбирал? — прервал нас Рикардо. — Кто назначал? Сколько людей голосовало за вас? Я думаю, нет никого, кто мог бы сказать, что представляет интересы народа.

— Конечно, на ваш взгляд, нет, — продолжил свою мысль Марсело, — вам сложно понять еще и потому, что вы считаете, что представлять интересы народа означает привести смирных избирателей к урнам, как это делает Национальный оппозиционный союз. Действительно, он обладает достаточным влиянием, и так будет в течение некоторого времени, но эти господа не могут надежно защищать интересы народа от ударов правительства полковника Молины и того, которое придет ему на смену, во главе с Ромеро.

— Да, они значительно утратили свои позиции, — отметил Пома с некоторым удовлетворением. — Особенно сейчас, выставив кандидатом военного. Я слышал много критики по этому поводу, потому как военных у нас не очень-то любят.

— А посему авторитет Национального оппозиционного союза будет продолжать падать, и, напротив, будет расти число подлинно народных представителей, — сказала я.

— Не думаю, что голоса будут отданы людям, убивающим других людей, — возразил мне Рикардо Пома. — Мы же предлагаем мирный, позитивный выход, и поэтому я считаю, что Партия национального примирения может через несколько лет стать массовой, способной провести в жизнь любые необходимые реформы.

Марсело невольно воскликнул:

— Вы действительно так считаете? Не заблуждайтесь. Учтите, что в течение всего периода правления Молины ненависть народа продолжала расти. Столько крови, пролитой им, нелегко забыть, равно как подтасовки и фарс на выборах. Тем более что намерения этого Ромеро еще хуже. Вы полагаете, у людей такая короткая память?

На это Рикардо согласно кивает головой: да, обстановка действительно сложная.

— К тому же вы упустили хороший шанс с Законом об аграрных преобразованиях, — вставила я. — Как демагогический шаг он был хорошим козырем. Кстати, почему правительство пошло на попятную? Вы были не согласны с этой реформой?

Несколько смущенный, тщательно подыскивая слова, он отвечает:

— Дело в том, что этот закон страдал определенными теоретическими и юридическими ошибками и недостаточно соответствовал реальному положению вещей. Кроме того, момент был неблагоприятный: у проекта было много противников. Нужно было отложить его до тех времен, когда мы на деле докажем свою правоту и убедим всех, что мы, и только мы, можем вести народ к прогрессу. Когда мы будем готовы к этому, мы нанесем решительный удар своим противникам и сделаем так, как нужно.

— Выходит, вы не обладали достаточной политической силой, чтобы разгромить крупных землевладельцев и старую олигархию? И вы еще надеетесь, что сможете вернуть потерянное время и подавить их сопротивление? Вспомните о росте цен на кофе и о том, что сейчас эти люди вновь располагают огромной экономической силой, как в прежние времена, — подчеркнул Марсело.

— Но для прогресса страны, для всеобщего благополучия эти деньги нужно правильно использовать, а иначе рост цен не принесет никакой пользы. Этим деньгам нужно найти разумное применение, — парировал Пома.