Вытащив, они бросили меня на землю рядом с машиной и пару раз пнули ногой, чтобы проверить, очнулась я или еще без сознания. Увидев, что я никак не реагирую на их пинки, они набросили на меня плащ, а поверх повязки, что была на лице, накинули капюшон. Затем кто-то поднял меня за руки и взвалил себе на плечи. Боль в вывихнутой от ударов руке была невыносимой.

Поднявшись по лестнице, они подошли наконец к какой-то комнате. Там меня свалили на пол и сдернули плащ с капюшоном.

— Посмотрите-ка, не очнулась ли уже.

Мне приподняли повязку на лице и зажали нос.

— Да, дышит.

— Садись! — приказал чей-то голос, обращаясь ко мне.

— Посадите ее и разденьте. И принесите вату и лейкопластырь.

С меня начали срывать одежду и говорить разные непристойности.

— Ну, кто хочет «придавить» ее первым? — И, обращаясь ко мне: — Может быть, ты пожелаешь с этим, а?

— Всю одежду, мой лейтенант?

— Да, всю, полностью. И можете снять с нее наручники, пока раздеваете.

Те, кто меня раздевал, использовали каждую возможность, чтобы пощупать меня, потрогать грудь и другие места, сопровождая это скабрезными шутками.

— Хороша!..

— И кто бы мог подумать, что такие вот убивают полицейских.

— Пощупай, какое упругое тело, как будто эти шлюхи только спортом и занимаются.

— Она, должно быть, каратистка. Наверняка прошла курс в Корее.

— Фигура совсем не испорчена, видно, детей нет.

— Им не разрешается иметь детей.

— Вот пластырь с ватой.

— Сделай из ваты два тампона и помоги мне наложить их ей. Сними с нее повязку.

Мне наложили по куску ваты на каждый глаз и обмотали голову пластырем.

Затем, когда я оказалась полностью раздетая с забинтованной головой, на меня снова надели наручники, приподняли и усадили на пол, но голос, принадлежавший Гараю, приказал:

— Посадите ее на стул перед столом.

Я же, притворившись обессиленной, делала вид, что удержаться сидя не могу.

Хорошо, эту шлюху надо «придавить» прямо здесь, пусть знает, что мы тут не в игры играем. Ну-ка, усадите ее получше. Если она не сядет, кто возьмется «полежать» на ней?

Меня снова подняли за руки и усадили на стул.

— Придержите ее, чтоб сидела.

— Не притворяйся и сиди.

— Если не будет, то посмотрим, скольких из вас она выдержит. — Эти слова были обращены к находившимся там полицейским.

Я удержалась на стуле, дабы не давать им трогать себя — каждый так и тянулся пощупать.

Затем начался допрос — первый из многих, которые состоялись за время моего заточения.

Начал Гарай:

— Мы уже знаем, кто ты такая. Лучшее, что ты можешь сделать, — это начать сотрудничать с нами. Если ты будешь вести себя хорошо, мы сможем тебе помочь; здесь никто больше не сможет этого сделать — только мы.

— Ты находишься в руках органов безопасности страны. Предупреждаю тебя об этом заранее, — и, трогая меня за плечо, добавил: — Здесь мы тебя заставим говорить, у нас есть способы для этого. Так что не будь дурочкой, не стоит страдать из-за собственной глупости.

— Вот Мирейя и Валье, — он имел в виду Соню Рамирес и Хуана Хосе Янеса, — глупыми не были. Здесь либо сотрудничают, чтобы жить — не тужить, либо дохнут. Но я надеюсь, что ты девушка образованная, будешь умницей и не захочешь, чтобы над тобой глумились. А ребята здесь охочие. Они тебя не пожалеют.

— Итак, как тебя зовут? — спросил Гарай.

— Паула Каридад Мартинес, — назвала я имя из удостоверения личности, что лежало в моей сумке.

— Нет, это не твое имя. Лучше скажи свое, тем более что мы все равно уже знаем, как тебя зовут.

Я повторила то же имя. Один из полицейских приблизился и, сжав мне соски, сказал:

— Лучше говори, а то твои сиськи посинеют. Так как тебя зовут? — и сдавил соски еще сильнее.

Я твердила то же самое, и все это повторялось много раз.

Во время похищения меня избили довольно сильно, и теперь мой нос был в крови, а из-за кровяных сгустков, образовавшихся внутри него, мне было трудно дышать. Они угрожали мне побоями, но били лишь по стене, рядом с тем местом, где я находилась, или по столу, что напротив, или даже по стулу, на котором я сидела, но не по мне. Полицейские были заинтересованы в продолжении допроса, поэтому предпочитали, чтобы я не теряла сознания. Ударяя рядом, они пытались запугать меня, ибо с забинтованными глазами, ничего не видя, я не знала: попадет следующей удар по мне или нет. А били они деревянными дубинками.

Полицейские упорно продолжали выяснять мою личность. Чтобы вызвать к себе доверие, один из них подошел ко мне и сказал:

— Слушай, хочешь немного отдохнуть? Может, принести перекусить?

Как будто бы я могла есть в то время!

— Хочешь жареного цыпленочка или газировки? Послать за ней?

Давая мне передохнуть, они надеялись без особого труда склонить к предательству, ослабили врезавшиеся в тело наручники, которые были надеты у меня как на руках, так и на ногах.

— Ну, конечно, ты хочешь водички, да?

Я ответила, что ничего не хочу.

— Не будь дурочкой. Ты можешь сердиться на нас, но не на свой желудок. Ты должна поесть.

Какие слова лучше могли бы выразить идеологию этих ищеек, чем те, что сказал тогда этот тип? «Всем командует желудок…» И именно так они надеются убедить тех, кто попадает к ним в руки, пойти на предательство.

Потом они снова добивались, чтобы я назвала свое настоящее имя. А я опять повторяла старую сказку с именем из удостоверения. Вероятно, за время, прошедшее с момента, как меня привезли в помещен Национальной гвардии, до того часа, — а было около двух, — они проверили адрес и другие данные из моего документа, потому как мой дом, судя по адресу в удостоверении, был очень близко от места, где мы находились, — в Сьюдад-Дельгадо.

— Ладно, — сказал тот, кто вел допрос, — видно, мы зря с тобой тут теряем время. Я тебе докажу, что мы уже знаем о вас многое; тогда ты убедишься раз и навсегда, что, кроме как сотрудничать с нами, выхода да у тебя нет. — И, обращаясь к полицейским, распорядился: — Принесите документ, касающийся их. Сейчас ты убедишься, что мы уже знаем о вас все. Знаем даже, кто твоя бабушка.

Вскоре кто-то возвратился и положил на стол передо мной что-то похожее по шелесту на бумагу.

— Приподнимите немного пластырь, чтобы она могла видеть. И ослабьте ей наручники.

Я сдвинула повязку так, чтобы можно было видеть, подняла глаза и начала рассматривать этих людей. Первый, кого я увидела, тот, что находился напротив, был мужчина лет тридцати, хорошо одетый, смуглый, с маленькими тонкими усиками; на плече у него висела короткоствольная винтовка. В Специальной полиции это был второй после Гарая начальник, прошедший специальную подготовку в Зоне Панамского канала. Три-четыре человека находились вокруг меня; у всех были автоматы «мадзен». Рядом со мной стояли двое, судя по одежде, — начальники, лет по сорок пять: один — высокий, это был Гарай, а другой — маленький и толстый — Кастильо; оба в рубашках гуаябера[4]. Гарай, видя мои попытки всех рассмотреть, прикрикнул:

— Смотри вниз! Нечего тебе тут озираться. Покажите ей ту страницу документа, где находится план, который они уже подготовили, чтобы похитить в Сан-Мигеле Самуэля Кироса, и выполнение которого она собиралась возглавить. Чон хотел тебя повысить и поэтому поручил руководство этой операцией.

Они положили на стол листы бумаги, так, чтобы я могла видеть, — план операции, список людей, участвующих в ней, схему места, распределение задач среди участников и так далее. Я сказала, что ничего не знаю обо всем этом.

— Покажите ей другую страницу документа, — распорядился тот же человек. И тогда мне показали схему организационного строения партии. Там, где стояло руководство партии, было написано: «Национальное руководство». Далее шли шесть имен (псевдонимов), которыми пользовались, как гласил документ, члены нашего Национального руководства.