Данный курс был частью подготовки, организованной для нижних чинов командного состава с целью борьбы против партизан. Этот Жаба Валенсия был одним из шоферов отдела и пользовался у своих начальников большим доверием.
Капрала очень беспокоил приближающийся экзамен, и вот поэтому он решил проконсультироваться у доктора Мадриса. Тот начал советовать:
— Конечно, есть препараты, которые способствуют улучшению памяти, но необходимы также покой и хорошее питание. Когда очень устаешь, лучше всего отдохнуть, выспаться по крайней мере в течение четырех дней, и, кроме всего, как я уже говорил, хорошо питаться. Вот тогда будет эффект.
— Выспаться! Поспишь тут, если я эту неделю дежурю. Хорошо питаться! А если мы едим то же, что приносим и вам… Не-ет, при нашей здесь работе я не могу следовать вашим советам.
— Тогда запишите название одного тонизирующего средства, — успокоил его Мадрис. Он назвал капралу препарат, и тот ушел.
Спустя несколько дней, сияя от счастья и напевая, капрал явился снова.
— Я сдал! — воскликнул он. — А вот другие завалили. Все-таки они никогда не смогут сравниться с нами!
А консультации шли своим чередом: одного интересовало, какое противозачаточное средство лучше, но не таблетки — она их плохо переносит.
— Для этого необходимо пройти тщательное медицинское обследование, тогда только можно решить, какой метод лучше, — советовал доктор.
Другие приходили насчет детских болезней: понос, кашель, насморк и прочее, и сетовали, что на оплату хорошего доктора и покупку таких дорогих лекарств им не хватает жалованья.
Мадрис использовал такие визиты, чтобы также попросить о чем-нибудь:
— Слушайте, а не могли бы вы достать мне несколько газет, пусть даже старых? Пожалуйста.
Он просил «старых», но хотел, конечно, чтобы газеты были за прошлые дни, а не прошлые месяцы. Иногда вожделенные газеты появлялись, и тогда они служили нам источником информации, кроватью, матрасом в холодные ночи, полотенцем, чтобы вытирать лицо, если удавалось умыться, носовым платком в случае простуды, пакетами, предохраняющими ноги от укусов тараканов во время сна, и даже почтой между камерами, когда мы передавали друг другу какие-нибудь небольшие предметы. Был разработан следующий способ передачи: края газеты надрывались, туда вставлялся другой лист и так далее, пока не образовывалась длинная полоска. При определенной сноровке, приобретенной практикой, сей наращенный лист просовывали под дверь и направляли к той камере, куда надо было передать. Подобным образом удавалось пересылать самые невероятные вещи: лепешки, кусочки сыра, немного риса, обрывки других газет, содержавшие что-нибудь интересное, сигареты. Приходившие к нам полицейские иногда курили, и тогда кто-нибудь из нас просил его угостить, и если те были в хорошем настроении, то отдавали уже начатую сигарету, которую надо было курить тут же. Но как только полицейские уходили, обладатель сигареты, сделав несколько затяжек, посылал ее описанным способом другому курильщику. Для этого требовалось немалое искусство: и чтобы газета не загорелась, и чтобы окурок не остался на полдороге. Один раз были переданы даже принесенные на обед головы крабов, которые кто-то из нас есть не стал и отработанным методом послал другим. Как посылающий, так и получающий ложились на пол лицом к двери и наблюдали за направлением движения газеты. Часто требовалось несколько минут, чтобы направить газету в нужном направлении, но, как только это удавалось, все затаивали дыхание, со страхом ожидая, что страницы вот-вот разойдутся и драгоценная передача останется лежать на полпути, в коридоре. Тогда можно было слышать следующее:
— Нет… Двигай левее… понемногу… вот так… Ай! Слишком много… давай еще раз…
Но как только раздавалось «есть!», все облегченно вздыхали.
— Невероятно! Кому сказать — не поверят, — восхищался доктор Мадрис.
Что касается газет, то, прежде чем принести нам, их просматривали и все могущее нас заинтересовать вырезали.
Однажды нам удалось упросить принести газеты на всю группу — по три-четыре на каждого… Но каково же было наше разочарование, когда мы обнаружили, что датировались они прошлым годом. Мы обсудили различные способы избавления от них, дабы попросить снова в надежде, что в следующий раз нам принесут посвежее.
Очень важным для нас был конец недели. Мы всегда считали дни и с нетерпением ожидали, когда же наступит суббота, ибо почти всегда в эти два выходных дня надзор за нами немного ослабевал и мы могли предаваться длинным беседам, не боясь, что кто-нибудь придет и заставит нас замолчать. Темы для обсуждения мы подготавливали заранее, стараясь, чтобы они были полезны для всех. Вот почему однажды мы решили, что в следующий раз среди других обсуждаемых вопросов доктор расскажет нам о значении правильного питания для гармоничного развития человека, хотя могло показаться невероятным, что мы, получая такую плохую еду и к тому же нерегулярно, хотели знать о правильном питании.
Дело в том, что после одного из споров о питательности нашей еды доктор подсчитал количество калорий, которые содержали потребляемые нами лепешки, фасоль и рис. Как он утверждал, количество углеводов, белков и жиров должно быть пропорциональным. Оказалось, что углеводов мы потребляли достаточно, в то время как жиров и белков не хватало, Кроме того, мы хотели знать, сколько калорий требуется человеку, чтобы жить в таких условиях. Ответ Мадраса был следующим: даже при минимальной физической нагрузке количество энергии, растрачиваемой нами, было огромным, так как в атмосфере неуверенности, подавленности, страха и т. д. мы подвергались интенсивной психологической нагрузке. Это нас заинтересовало, и мы закидали доктора столькими вопросами, что он решил прочитать нам целую лекцию.
Все мы настроились на то, что Мадрис проведет ее в ближайшую субботу.
И вот суббота наступила. Утром нам принесли завтрак. Подошло время обеда… и… ничего… Мы поняли, что те, кто должны были принести нам еду, решили «промочить горло» и «перебрали», так как в эту субботу полицейским выдают жалованье (что и произошло на самом деле).
Около половины восьмого вечера они наконец заявились и открыли камеру доктора. Один из пришедших полицейских всегда выказывал ему свою личную неприязнь. Мадрис вышел и поздоровался:
— Добрый вечер.
Невзлюбивший его полицейский сказал:
— Из-за вас я на две недели остался без увольнений.
— Почему из-за нас?
— Да-да. Когда у нас было совещание с лейтенантом, эти сукины дети устроили большой шум, — обратился полицейский к другому.
— Но почему же из-за нас? Это Ваша вина, что Вы не выполняете своих обязанностей, — заявил Мадрис с улыбкой, вспомнив, как недавно он сильно колотил в дверь.
Это разозлило полицейского:
— Но вы лично тоже будете наказаны. Эти два дня я не буду приносить вам еды.
И, выполняя свою угрозу, он не дал доктору тарелку с едой.
Дело в том, что лейтенант Кастильо узнал, что этот полицейский был дежурным в тот день, когда из-за стука в дверь он продержал нас долгое время без еды и не выводил в туалет. Наказали его не только потому, что мы остались без еды, а для порядка — «там хотят иметь только дисциплинированных людей».
На следующий день было воскресенье. В этот день на завтрак в Национальной гвардии давали тамали[10]; — женщины, обслуживающие ее персонал, готовили их в субботу, дабы воскресенье оставалось свободным. Нам также приносили тамали, так как в тот день не было ни фасоли, ни лепешек. Этим пирогам мы радовались, ибо они нарушили однообразие нашего питания. И вот назавтра утром полицейские принесли тамали — каждому по штуке.
Вывели всех в туалет, а затем нам, за исключением доктора, вручили тамали. Полицейский пояснил:
— А этому нет, потому что он наказан.
И, обращаясь к Валье — последнему, кого вывели в туалет и который теперь возвращался в камеру, предложил:
— Валье, хочешь еще тамаль?