— Наше правительство свои обещания выполняет. Мы обещали построить в этом году полмиллиона новых домов — и уже предоставили работу сотне тысяч строителей! Впервые за долгие годы им не понадобятся пособия по безработице!

В толпе одобрительно засвистели, затопали ногами.

— Мы обещали снизить стоимость проезда в общественном транспорте — и снизили.

Толпа вновь начала бесноваться. Многие, оставив дома машины, приехали к резиденции премьер-министра на поезде, на метро, на автобусе — кто как.

— Мы обещали упразднить монархию — и упразднили, — продолжал Джек. — Букингемский дворец очищен от паразитов!

Камера общим планом показала толпу за оградой, ликующую громче прежнего. В воздух взлетали шляпы и кепки.

Королева заерзала на стуле, ей стало не по себе от энтузиазма, который вызвало у ее бывших подданных именно это достижение нового правительства.

Когда восторженный рев несколько стих, Джек продолжил с прежним пылом:

— Мы обещали, что правительство будет более открытым, и выполняем свое обещание. А сейчас давайте вместе, сообща, устраним ту преграду, которая отделяет правительство от его народа. Долой преграды!

Отойдя от микрофона, Джек в сгущающихся сумерках зашагал по Даунинг-стрит к толпе. Из заранее развешенных громкоговорителей грянуло: «Иерусалим мой…», а из стоящего неподалеку фургона вылезли мужчины и женщины в огнестойких комбинезонах, со сварочными щитками на головах. Они зажгли кислородно-ацетиленовые горелки и принялись резать металлические прутья ворот; толпа отпрянула. Джеку вручили щиток и автоген, и он тоже стал резать металл. Репортаж с места события продолжался, несмотря на полную тьму на Даунинг-стрит, озаряемую лишь синим пламенем горелок.

Королева с нарастающим волнением смотрела затянувшийся выпуск новостей. Она восхищалась чутьем, с которым Джек выстраивал свой спектакль, его очевидным умением общаться с массами. В свое время королеве очень пригодился бы такой Джек в отделе Букингемского дворца по связям с прессой!

Ворота рухнули — сразу и целиком, как на сцене, — и толпа, шагая прямо по ним и увлекая Джека за собой, хлынула на Даунинг-стрит ко входу в дом номер десять. В небе вспыхнул фейерверк, осветив запрокинутые к небу лица людей, исполненные счастья и надежды.

Вместе с согражданами — и теми, кто стоял в толпе, и теми, кто сидел дома у телевизоров, королева горячо надеялась, что все дорогостоящие проекты Джека по обновлению Британии осуществятся. В спальне у королевы проступило на стене пятно сырости и растет теперь с каждым днем; денежные переводы никогда не приходят вовремя; и куда это годится, что у Уильяма в классе тридцать девять учеников, а учебников вечно не хватает?

После новостей пошла беседа в телестудии главным образом, о периоде правления Тэтчер. Передача нагнала на королеву тоску, и, переключив канал, она стала смотреть, как на американском Среднем Западе Джон Уэйн[38] защищает слабых от сильных. Королева хотела было сходить к Крисмасам, где Зара с Питером играют в новую электронную игру «Буря в пустыне», но потом раздумала. Ковбойские фильмы лучше смотреть в одиночестве, когда никто не мешает.

Вернувшись домой, Питер и Зара увидели, что бабушка заснула, сидя в кресле. Они выключили телевизор и, тихонько прикрыв дверь гостиной, отправились спать.

Старший инспектор Холиленд дежурил как раз в тот день, когда у кордона в переулке Ад появилась группа американских тележурналистов. В нее входила некая личность неопределенного пола по имени Рэнди Фокс, стриженая, в джинсах, кроссовках «Найк», белой майке и черном кожаном пиджаке. На лице Рэнди не было ни грамма косметики, но под майкой все-таки просматривались маленькие груди. Ведущая — склонная к ажитации молодая женщина в розовом костюме — звалась Мэри-Джейн Вокульски. Ее золотистые волосы развевались на ветру как флаг. Звукооператор Бруно О'Флинн держал микрофон высоко над головой старшего инспектора. Бруно ненавидел Англию и не понимал, как здесь вообще можно жить. Господи, вы только посмотрите на этих людей. У них у всех такой вид, будто они смертельно больны. Режиссер шагнул вперед. По требованию компании он, работая в Англии, надевал костюм, рубашку и галстук; это откроет перед вами все двери, заверяли его дома, в Штатах.

— Приветик! — обратился режиссер к инспектору. — Мы из Эн-ти-ви, хотим взять интервью у английской королевы. Сначала, как я понимаю, надо зарегистрироваться здесь. Меня зовут Том Дикс.

Холиленд бросил взгляд на аккредитационную карточку, болтавшуюся у Дикса на темно-синем пиджаке в тонкую полоску.

— Никакое лицо по имени «английская королева» в переулке Адебор не проживает.

— Кончай, приятель, — улыбаясь, сказал Том. — Мы же знаем, что она здесь.

Мэри-Джейн уже готовилась к съемке: обводила черным карандашом губы и стряхивала золотистые волоски с немыслимо розового жакета. Рэнди, под сурдинку кляня освещение, взвалила на плечо камеру.

А старший инспектор Холиленд, сознавая, что за ним — новенький, только принятый парламентом закон, а за углом, на Дельфиниум-авеню, стоит автобус, набитый полицейскими, тем временем безмятежно продолжал:

— В соответствии с законом о членах бывшего королевского семейства, часть девятая, параграф пятый, их фотографирование, интервьюирование и съемка на кино — или видеопленку с целью воспроизведения в печатных или электронных средствах массовой информации запрещается.

— Этот козел балабонит так, будто ему горячую сосиску в задницу сунули, — злобно проворчала Рэнди.

Том еще шире заулыбался Холиленду.

— О'кей, сегодня никаких интервью; а что, если мы только дом ее снаружи поснимаем?

— За это меня наверняка уволят с работы, — сказал Холиленд. — А теперь, будьте любезны, освободите территорию, вы мешаете проходу.

Тут к кордону подошел Уилф Тоби. Он возвращался домой после безуспешной попытки сбыть краденый автомобильный аккумулятор, который он вез в бывшей детской коляске. Согнувшийся над нею в три погибели Уилф походил на няньку из страшной сказки про нечистую силу. Он плохо спал ночью, ему снилась королева. Видения были беспокойные, эротические. Несколько раз он просыпался, стыдясь самого себя. Он предпочел бы видеть во сне Диану, но в царстве грез постель с ним делила почему-то лишь королева.

Уилф опасался, что старший инспектор Холиленд арестует его за эти ночные похождения, а кроме того, жаждал поскорее пройти кордон, добраться до дому и упрятать аккумулятор в сарай.

Мэри-Джейн приблизилась к Уилфу.

— Позвольте спросить, как вас зовут, сэр? — с труднообъяснимым жаром спросила она.

— Уилф Тоби.

— Ну и каково это, Уилф, когда по соседству живут лица королевской крови?

— Да знаете, это, того, ну, они же…

— Совсем как мы с вами? — подсказала Мэри-Джейн.

— Ну не то чтобы уж совсем, — промямлил Уилф.

— Но самые обычные люди, да? — гнула свое Мэри-Джейн.

А Уилф, раскрыв рот, уставился в глазок камеры. С ним происходили сразу два потрясающих события: он беседует с американской красоткой, которая ловит каждое его слово, и при этом его еще и снимают. Он горько жалел, что не побрился и не надел выходные брюки. Мэри-Джейн чуточку посуровела, давая понять своим телезрителям, что собирается перейти к серьезным политическим вопросам.

— Уилф, вы социалист?

Социалист? Уилф забеспокоился. С этим словом теперь вроде бы связывалось такое, чего Уилф в глаза не видел и не понимал. Наподобие вегетарианства, государственной измены и прав женщин.

— Нет-нет, я не социалист, — заверил Уилф. — Я голосую, как все, за лейбористов.

— Значит, вы не революционер? — уточнила Мэри-Джейн.

А теперь про что она толкует, озадачился Уилф. Его прошиб пот. Революционеры же взрывают самолеты, верно?

— Не, я не революционер, — сказал Уилф. — Я и в аэропорту-то сроду не бывал, не то что в самолете.