— Кто подарил тебе такую фотографию?

— Автор.

— Кто именно?

— Евгений Викторович Вучетич.

— Я так и подумал. Здорово схвачено. Только Вучетичу суждено так смело подходить к Ленину. Где можно посмотреть эту скульптуру?

— В мастерской Вучетича.

— А ты бываешь у него?

— Дружим со дня строительства берлинского памятника.

— Завидую. Как к нему попасть?

— Сейчас позвоню, спрошу. Тебя он тоже знает, — сказал я.

— Не верю… А если правда, то веди меня к нему немедленно.

Я избрал номер телефона мастерской Вучетича. Тот быстро отозвался.

— Евгений Викторович, — сказал я, — наш автор, рассказчик Василий Шукшин, просит привести его в мастерскую скульптора Вучетича.

— Где он?

— Вот, возле меня.

— Хорошо, жду к обеду…

В полдень мы были уже в мастерской.

Евгений Викторович встретил Василия Шукшина так, будто они знали друг друга очень давно. Быстро нашли общий язык, перешли к осмотру множества скульптурных портретов, композиций памятника на Мамаевом кургане в Сталинграде. Евгений Викторович долго и с жаром работал над композицией этого грандиозного сооружения и рассказывал о своих замыслах вдохновенно, но Шукшин больше всего восхищался скульптурными портретами Ленина, затем его внимание привлекла гипсовая композиция «Степан Разин».

— Вот это Разин… Настоящий Разин. Могучий, мудрый, волевой и… ромашка в руке. Здорово… Хорошо бы в кино сыграть!

— А зачем? — спросил Вучетич.

— Это же могучая фигура…

Сели за стол. Выпили по чарке, закусили. В ходе разговора Василий Шукшин признался, что хочет испытать свои способности — лепить скульптурные портреты. Вучетич посмотрел на него сквозь очки и сказал:

— Надо сначала полюбить глину, камень, молоток и другие инструменты.

— Постараюсь, — ответил Шукшин.

На столе в тарелке лежали ломти черного хлеба свежей выпечки. Евгений Викторович взял один ломоть, выбрал из него мякоть и, продолжая разговор, спрятал руки под стол. А Шукшин что-то рассказывал скульптору и заразительно сам хохотал. Вучетич не спускал с гостя глаз, а у меня попросил коробок спичек. Прошло минут десять — пятнадцать. Вдруг, именно вдруг, на столе появился миниатюрный скульптурный портрет Василия Шукшина, вылепленный из хлебного ломтя. Удивительно верно схвачены черты смеющегося, скуластого лица, характерный лоб с глубокими изломами морщин, взъерошенные волосы — все точно, с чертами иронического гротеска. Шукшин, узнав себя в этом «портрете», вскочил:

— Обалдеть, дьявольски похож!.. Как это можно?

— Так просто, этюд, — ответил Вучетич.

— Не верю. Под столом есть какой-то инструмент?

— Есть. Вот, пальцы, — Евгений Викторович развернул перед ним свои ладони.

— Все ясно, — со вздохом произнес Василий Шукшин, уличив себя в наивных попытках с ходу овладеть искусством ваятеля.

И сию же минуту, подсунув под свой «портрет» газету, накрыл его перевернутым стаканом, кивнув мне:

— Поехали…

— Поехали, — согласился я.

По дороге он несколько раз просил включить свет в салоне машины, чтоб еще раз посмотреть на свой «портрет».

— Здорово, просто не вертится, здорово. Какое-то волшебство, — повторял он много раз. — Вот это художник… Вучетич!

Прошло недели три. Поздно вечером раздался телефонный звонок. Поднимаю трубку, слышу знакомый голос чем-то возмущенного Василия Шукшина. Спрашиваю:

— Что случилось?

— Так их растак… Пока ездил в командировку, они забрались в комод и съели мой портрет.

— Кто?

— Пока жив, буду вести с ними беспощадную борьбу.

— С кем?

— Да с этой сволотой — тараканами…

Я засмеялся, не зная, как ответить на такую ругань.

— И ты еще смеешься?! — возмутился он.

— Готов плакать, но дело непоправимое.

— Почему?

— Евгений Викторович в Кремлевке, кажется, инфаркт у него.

— Инфаркт… — Шукшин замолчал, были слышны его сдержанные вздохи. — А к нему можно прорваться?

— Пока нет. Поправится, тогда попробуем.

Евгений Викторович вернулся к работе в середине зимы. Я передал ему разговор с Шукшиным о тараканах. Посмеялись. И он тут же по-своему уловил смысл «жалобы на тараканов».

— Рад встречаться с Шукшиным, но вылепить такой же «портрет», что съели тараканы, не смогу. Так и скажи ему — «не смогу». Может получиться хуже или вовсе ничего не получится… Впрочем, я готов вырубить его портрет из мраморной глыбы. Очень верю в этого талантливого человека…

Прошло пять лет. Потом еще пять. Василий Шукшин стал известным писателем, актером, кинорежиссером; Евгений Викторович после открытия памятника-ансамбля на Мамаевом кургане все чаще и чаще стал хвататься за сердце, целыми месяцами коротая время на больничной койке, и встреча между ними не состоялась: каждый был занят своими неотложными делами. Каждый горел ярким пламенем творчества. А потом…

Потом Евгений Викторович, истощенный недугами, стал жить воспоминаниями, о чем могу поведать только выписками из своего дневника.

7 апреля 1974 года.

(Кремлевская больница, палата 22-я).

Я принес Евгению Викторовичу, с разрешения лечащего врача, флакончик разведенного прополиса и бутылку серебряной воды. У него болело горло, душил сухой кашель, жаловался на почки.

Три с лишним месяца я не встречался с ним и сейчас был поражен его видом: бледный, щеки ввалились, кожа на лице прозрачная, отрастил длинную гриву — давно не подстригался, но побрит. Глаза выцвели до белизны и смотрят на мир устало.

— Она приходила ко мне, дышала холодом в лицо, леденила грудь, сжимала сердце, когтистая, но я оттолкнул ее, прогнал. Теперь буду жить. Через неделю переведусь в загородную Кремлевку, в Барвиху. Работать надо. Проект памятника «Освобождение Украины» буду строить в Киеве, над Днепром. Уже есть постановление. — Он зачитывает мне на украинском языке решение ЦК КПУ и Совмина УССР о памятнике-музее. — Перед «командировкой» сюда, в больницу, — продолжал Евгений Викторович, — я ездил в Киев. Показывал проект и макет всего ансамбля скульптур и других сооружений. Показывал в большом зале заседаний Совмина. Прожекторами с трех сторон освещал — утренним, дневным и вечерним «солнцем». Внушительно получилось, аплодировали!..

И вдруг спрашивает:

— Есть на свете вечный двигатель? Ты скажешь — нет. Вот и зря. Движение мысли вечно, как и движение вселенной. А в искусстве — Леонардо да Винчи! Ведь он двигает искусство и сегодня, и будет двигать еще века…

У Евгения Викторовича много задумок, много планов. Тоскует о начале строительства памятника «Победа» в Москве. Проект есть, вылеплены эскизы главных фигур…

Замыслов в голове на десять жизней. Как жаль, что природа, дарующая жизнь, вместе с тем и беспощадна к ней…

12 апреля 1974 года. 21 час.

Сообщение радио: скончался великий скульптор советской эпохи Евгений Викторович Вучетич.

16 апреля. 11 часов.

Краснознаменный зал ЦДСА.

Стою в почетном карауле. Огромный постамент. И он, Евгений Викторович, тоже кажется мне таким огромным, что Краснознаменный зал тесен. И вспомнилось мне небо Сталинграда 1942 года: солнце сморщилось, завернулось в обрывки неба и покатилось на восток.

Евгений Викторович Вучетич покорял всех, кто его знал, своей энергией, талантом, неповторимостью вклада в искусство монументальной пропаганды. Он был весь, как пламя, притягателен яркостью красок и света. И вот угас. Нет, не угас: говорят, свет ярких звезд, которые не существуют уже миллионы лет, доходит до нас и еще долго будет привлекать к себе внимание. Вучетич — негаснущая звезда на небосводе вечного искусства. Его работы — это его душа, а ее частицы разбросаны по всему свету.

Год 1978-й… Над Волгой голубеет сентябрьское небо. Над пойменными лугами и рощами слоится паутинка бабьего лета — вестник погожих дней. Раздольную гладь реки бороздит пассажирский дизель-электроход. Накатистые волны от него уже дробятся у лодочных причалов. Скоро покажется славный и близкий моему сердцу город.