— Спокойно? Обедали? Не смеши свою мать, отщепенец. Когда это ты, сын друида, спокойно обедал, да ещё и в корчме. Твой ирландский дух бунтаря никогда не позволит тебе уйти оттуда, не помахав кулаками. Или я не права?

Вилли скромно помолчал и, неловко тряся головой, словно желая избавиться от материнского сарказма, сказал.

— Ты бы пустила нас, мать, внутрь, а то мы голодные и больные.

— Грязные, как свиньи, и такие же вонючие, как вы посмели прийти в дом целителя, пусть она и приходится матерью одного из вас, в таком виде?

Право, риторический вопрос! Не знаю, что дёрнуло меня за язык, но я ответил ей.

— Не надо оскорблять незнакомых людей, донья, если вы их не знаете. Я ничего не могу сказать в своё оправдание. События слишком быстро пошли не в ту сторону. Но я идальго, зовут меня Эрнандо, и мы пришли к вам за помощью, добронравная донья, пусть и не вовремя.

— Проходите! — коротко бросила целитель и отступила назад, прищурив на меня свои тёмные глаза.

Мы вошли в дверь каменного дома, внутри которого оказалось неожиданно уютно. В небольшом очаге, похожем на камин, горел огонь, тепло которого распространялось вокруг, нагревая холодные камни. Тихо стрекотал сверчок, притаившийся где-то в углу, пахло травами и мёдом. В доме царил уют, созданный заботливой женской рукой.

— Раздевайтесь! Вилли, ты ещё не забыл, где находится колодец? В пристройке найдёте бочки, в них можно славно помыться и смыть с себя все ваши приключения и грязь. Цени материнскую доброту и заботу, бессовестный интриган.

Дальнейшее было не сильно интересно. Натаскав из колодца воды, каждый в свою бочку, и разбавив её горячей, нагретой на костре, мы смогли помыться. Вместо мыла воспользовались песком и куском коричневого щёлока. Им же выстирали свою одежду. Чистые, в мокрой, но чистой одежде, надетой на побитые тела, мы явились снова под очи целительницы, усевшись перед очагом. Одежда стала парить, но Аерин не собиралась нас жалеть. Видимо, это был один из этапов перевоспитания, впрочем, абсолютно бесполезный.

— Кто вы? — обратилась она ко мне.

— Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро, идальго, моряк и потомственный навигатор. В подтверждение своих слов я показал висевшую на моей шее астролябию.

— Я почувствовала её, малыш, я верю тебе, и верю, что ты идальго. Но как тебя угораздило связаться с моим непутёвым сыном?

— Цепь случайных событий, уважаемая донья. Абсолютно случайных и абсолютно непреодолимых. Дело в том, что я направлялся в Испанию, но пути Господни неисповедимы, и видно так было угодно Богу, чтобы я оказался на пути у вашего сына и с ним вместе подвергся разнообразным приключениям, смысл и эпизоды которых были крайне неблагоприятны, и я не хотел бы с вами ими делиться. Слава деве Марии, мы смогли добраться до вас.

— И что же вам от меня надо?

На этот вопрос уже ответил Вилли.

— Мы прибыли к тебе за помощью, матушка. Эрнандо нужно выправить нос, залечить его раны и немного поменять внешность.

— С чего бы такая забота о младшем товарище, а Уильям?

— Я должен ему!

— А я, значит, должна делать это бесплатно? Только лишь из любви к своему непутёвому сыну, и далеко не единственному моему отпрыску, — фыркнула ведьма.

— Тебе заплатят! К графу Клэнбрасиру должен на днях прибыть казначей, с крупной суммой денег, из них ты и получишь причитающиеся за лечение деньги.

— С каких это пор ты стал знаком с Гамильтонами, мой непредсказуемый сын?

— Я с ними и не знаком. С ними знакомы люди, на которых я работаю, матушка.

— Гхм, тогда завтра с утра и займёмся вашими телесными и душевными ранами. Спать будете на чердаке, заодно и ворон погоняете, а то устраивают у меня там переговоры друг с другом поутру. Завтра поговорим! — резко оборвала она разговор, и мы, послушные как овцы, поплелись на пресловутый чердак почивать, захватив с собой два одеяла и большой пучок сена, вместо подушек.

Утро началось с невыносимого карканья. Не знаю, что забыли на этом чердаке лесные вороны, но эти большие и умные птицы, действительно, по утрам постоянно наведывались на чердак старого дома. Возможно, их привлекали мыши, в изобилии водившиеся здесь и скакавшие всю ночь по нам, в надежде найти в складках нашей одежды пару крошек съестного.

Это громкое карканье нас и разбудило, но, как в сказке, разговаривать с воронами я не умел. Я же морской, а не сухопутный маг, язык финфолков знаю, а птичий — нет. Вороны ещё немного возмущённо покаркали и, попрыгав на чердаке, исчезли, отправившись в недалёкий лес, оставив нас одних.

После того, как вороны улетели, и стало тихо, во дворе послышался голос Аерин.

— Уильям, где ты, разгильдяй, марш во двор, и товарища своего забирай. Давно уже пора уборку здесь навести. Да ТЫ наводи, идальго не трогай, я ему другую задачу найду.

Голос её стих, но сон пропал, как не бывало. Кряхтя и почёсываясь от соломенной трухи, набившейся под одежду, мы нехотя стали спускаться с чердака вниз, к Аерин.

— Уильям, помоги Грэхэму, он покажет, что нужно сделать, а твоего собутыльника я заберу с собой, — и она лукаво посмотрела на меня, ожидая моей реакции.

А я что? Я ничего! Надоело мне разговаривать ни о чём. Надо куда-то идти — пойду. Не заманивает же она меня, чтобы убить! Других мыслей у меня и не было. Спорить и доказывать, что я не алкаш, не было никакого желания. Вздохнув и приведя себя в минимальный порядок, я заявил, что готов идти за ней, хоть на край света. За что в ответ получил искреннюю улыбку и заинтересованный взгляд немолодой женщины.

Вилли уже не слышал этого, ворча, он принялся помогать немому Грэхэму, растаскиватьбрёвна и ремонтировать старый дом.

— А ты ещё не знавал девичьей любви, — констатировала целительница, для неё очевидное.

Я, было, вскинулся, чтобы резко ответить, видя ущемление моего чувства мужского достоинства, но внезапно понял, что она права. О девушках я стал думать недавно, да и то, из — за постоянного недоедания и прочих приключений, организм отторгал ненужные и мешающие ему гормоны. А в прошлой жизни я и не знал никакой любви, только половой инстинкт, ради удовольствия, временами туманил мне мозги, но настоящей любви не было, увы. И я промолчал.

Прочитав на моём лице все промелькнувшие мысли, Аерин расхохоталась.

— Забавно, я давно не чувствовала себя настолько женщиной, как рядом с тобой, испанец. Твоя непосредственность и наивность делает тебе честь, чтобы вы не говорили о своей чести. По тебе видно, что ты не так относишься к женщинам, как все остальные, за редким исключением.

— Мы пойдём с тобой в лес и к озеру. Ходить придётся весь день, ведь я не была готова к вашему приезду и к таким делам.

— ???

— Ты удивлён и не понимаешь, зачем? Ха-ха, неужели ты думаешь, что целитель — это тот, кто всё делает с помощью магии?

— Но я же смог, — не выдержал я.

— Тааак, — протянула она, — ты уже спасал человека. И как ты смог? — и она, приблизив ко мне своё лицо, впилась в мои глаза своими тёмными глазами, отбрасывающими лёгкую рыжинку.

И я как будто нырнул в тёмный омут этих нечеловечески спокойных и мудрых глаз, плавая в них, как в море, ныряя и плескаясь, словно дельфин. Через несколько минут я очнулся, а Аерин, уже отстраняясь, спокойно и задумчиво смотрела на меня.

— Всё намного лучше, чем я думала! Это радует, значит, я смогу сделать для тебя намного больше, чем планировала. Но нам для этого нужно собрать много трав. Мне нужно сделать сонный отвар и приготовить много зелий, которые пригодятся тебе и моему сыну. Целитель — это не просто магия, это и знание многого, разных веществ, помогающих нам в работе. Но тебе это неинтересно, а потому, пошли. И ты должен делать только то, что тебе говорят. И ни шагу от меня. Всякое тут происходит.

Дальше мы медленно направились по зелёным красивым лугам и берегам огромного озера, временами останавливаясь и обрывая листья и цветки. Там, где надо было собрать корешки, я подкапывал их обломком ножа, выданного мне матерью Вилли, и выкапывал требуемое.