Меня так и подмывало крикнуть: «Пропади ты пропадом!» — причём не только Сирилу, а всему, что я по-прежнему видел вокруг макета. Вообще всему сорок первому году!

Но большой мир не спешил пропадать. Я посмотрел вверх и увидел лицо Сирила. Неужели он меня заметил? Или всё-таки я превратился в крошечного оловянного человечка, одного среди многих?.. Потом я услышал возню и грохот — судя по всему, Сирил искал меня под столом. Воспользовавшись моментом, я взбежал по лестнице через две ступени и юркнул в вестибюль вокзала. Пролетел мимо кожаных кресел в зале ожидания, мимо торговца хот-догами, даже мимо газетного киоска. Времени на газеты сейчас не было. Звук моих шагов отдавался гулким эхом под арочными сводами, а из громкоговорителя неслось:

— Заканчивается посадка на экспресс «Золотой штат» до Чикаго. Время отправления поезда девять часов семнадцать минут. Внимание, поезд отправляется через одну минуту со второй платформы. Просим пассажиров занять свои места!

Повязка с ноги слетела, но я не стал её поднимать, я нёсся дальше, к заветной второй платформе. Если успею, Сирил исчезнет, как страшный сон. Я уеду из Лос-Анджелеса назад, домой.

Локомотив уже стоял под парами и пыхтел, готовясь тронуться в путь. Я бросился к ступеням ближайшего пульмановского вагона. Но вдруг что-то заставило меня остановиться и замереть. Тень. Над платформой нависла тень гигантской руки. Я спрятался за сигнальную будку и в ужасе смотрел на эту ручищу, на зелёно-бурую манжету, отороченную золотой тесьмой-косичкой, на кольцо на среднем пальце с гравировкой «Военное училище штата Миссури». Огромные пальцы нетерпеливо сжимались и разжимались, точно выбирали, какую бы конфетку выбрать из этой вазочки.

А потом эти пальцы потянулись к локомотиву моего поезда.

И тут я явственно вспомнил, как мистер Эплгейт говорил мне: «Какой Сирил? Отец его на пушечный выстрел к поездам не подпускает! Он тут же устроит крушение, и пяти минут не пройдёт!»

Разумеется, я понимал, что лейтенант Сирил Петтишанкс из призывной комиссии армии США слышал крик мисс Чау не хуже меня. А она крикнула: «Прыгай!» Ну и куда я мог деться из этого подвала? Других выходов тут нет — только лифт или лестница. Помещение голое и пустое, без закоулков и потайных углов, спрятаться негде. Вот Сирил и ищет на макете…

Я выглянул из своего укрытия. Да, точно. Щёки Сирила краснели прямо надо мной. Он пару раз моргнул, а потом уставился на поезд не мигая. Я отчётливо видел все нитки, из которых была соткана его форменная рубашка, видел каждую пору на его лице, каждый недобритый волосок у него на подбородке. Точно смотрел через увеличительное стекло. Сирил выглядел великаном, и мне казалось, что я вполне мог бы поместиться у него в нагрудном кармане.

Я тут же съёжился за лотком с хот-догами и затаил дыхание. Большие волосатые пальцы сомкнулись на моём поезде, на локомотиве, и рывком подняли его вверх. Экспресс «Золотой штат» болтался и раскачивался, как гирлянда: тендер, служебный и все пульманы. Сирил отрывал вагон за вагоном и тряс их изо всех сил, точно коробки с леденцами: видно, рассчитывал меня оттуда вытряхнуть. После каждой неудачи Сирил бранился, отбрасывал пустой вагон на цементный пол подвала и принимался за следующий, а я, едва дыша, наблюдал за этим варварством из своего укрытия. Локомотив, вагон-ресторан и пульманы лежали, искорёженные, у его ног.

— Вылезай из этого чёртова поезда, Огилви! — заорал Сирил, вдребезги разбив очередной вагон.

И тут подвал начал расплываться, растворяться в тумане, и я уже не видел подоспевшего капрала с наручниками. Я только слышал его громкий голос:

— Спаси и помилуй! Лейтенант, вы никак спятили? Это ж игрушечный поезд. Парня там нет. Он небось на лифте уехал. Убёг, значит. Пошли отсюдова.

Сирил ещё раз грубо выругался, но последовал за капралом. В это время на тот путь, где недавно стоял «Золотой штат», из-за поворота выехал новый поезд. Он не сбавлял скорость, но выбора у меня не было. Завидев открытую дверь вагона, я примерился и запрыгнул в поезд на ходу.

Внутри я сразу почувствовал себя в безопасности.

— Исчезни! — процедил я сквозь зубы, имея в виду не только Сирила, но весь сорок первый год. Куда идёт поезд, я не знал, но меня это совершенно не заботило. Да куда угодно! Хоть в Тимбукту! Едва Лос-Анджелес остался позади, я обессилено рухнул на нижнюю полку в одном из шикарно отделанных спальных вагонов и долго лежал, не решаясь даже пошевелиться.

Когда я всё-таки взглянул в окно, пейзаж не сказал мне ровным счётом ни о чём. Где я еду? Куда? В Техас? В Луизиану? На каком поезде?

Шли часы, но никто ко мне в купе не подсел. А я так ждал, чтобы беззаботный молодой человек разбудил меня посреди ночи, напевая развесёлую студенческую песенку! Я скучал по Голландцу. Мы бы с ним сейчас ели бифштекс… и мороженое… А ещё я очень скучал по папе. Он хоть понимает, что на это раз у меня получилось? Что я еду обратно в тридцать первый год? Что я получу награду от мистера Петтишанкса — и тогда папа сможет вернуться в Кейро? Что он снова будет молодым?

Поезд пронзительно свистнул, расставаясь с ровной каменистой местностью, и начал медленно подниматься в горы. Значит, мы точно двигаемся на восток!

В поезде было непривычно тихо. Даже не слышно проводников, а ведь они должны объявлять остановки и приглашать в вагон-ресторан. Интересно, какой железнодорожной компании принадлежит этот поезд? «Атчисон-Топека»? Или «Канадской Тихоокеанской»? Голова у меня раскалывалась, в висках стучало. Я больше не мог думать и закрыл глаза. И тут же заснул.

Во сне мне явилась разъярённая Джоан Кроуфорд. Она трясла чёрными, как вороново крыло, кудрями и что-то кричала, но я видел только движение губ, а звука не слышал. Зато было понятно, что гневается она на Сирила Петтишанкса: одной рукой она схватила его за шиворот, а другой, размахнувшись, разбила об его голову хрустальный графин. Чтоб не смел больше трогать поезда её сына! Чтоб неповадно было!

От этих кошмаров я в какой-то момент проснулся. Потом, решив умыться и привести себя в порядок, потянулся за фирменным набором туалетных принадлежностей. И увидел эмблему! На упаковке с мылом и щёткой стояла печать: «Президент». Я еду на том самом поезде! На опытном образце «Президента». Эх, жаль, что папа меня не видит! Но нас с папой уже разделяет много сотен километров…

Почистив зубы, я искоса взглянул в зеркало. И увидел тощего, как цыплёнок, мальчика. Руки, как палочки. Щёки гладкие. Никаких шрамов от стёкол на лице. Грудь красная, даже лиловая, словно переспелая слива. Но это уже неважно, сказал я себе. Пройдёт! Главное, что мне снова одиннадцать лет!

Я радостно расстегнул молнию на новой сумке и извлёк оттуда мальчишечью одежду. Переоделся и провалился в глубокий сон без сновидений.

Проснулся почти в полдень. В поезде было тихо, как в церкви. За окном простирался зимний и по-прежнему малоинтересный пейзаж. Осознав, что сильно проголодался, я направился в вагон-ресторан, но там было пусто. Ни белых накрахмаленных скатертей, ни серебряных ножей и вилок, ни приветливого швейцара и официантов, которые одним ловким движением расстилают салфетку у тебя на коленях или повязывают её тебе на шею… За окном вырастали и тут же уплывали назад красноватые скалы — точно огромный нож убирал кожуру с поверхности круглой, как яблоко, планеты. Похоже на штат Нью-Мексико. Но станционные платформы мелькали так быстро, что я не успевал читать названия.

И вдруг я заметил её. На вид моя ровесница, лет одиннадцати, с косичками. Девочка сидела ровно, выпрямив спину, на синем бархатном сиденье.

— Здравствуй! — сказала она.

Но я не успел ответить. Потому что внезапно распахнулась дверь и в вагон-ресторан вошёл проводник. Смерив нас сердитым взглядом, он спросил:

— Как ты оказалась в этом поезде, девочка? И ты, маленький побирушка? Откуда вы взялись?