«Идти или не идти?» — вдруг заколебалась она.
Нина Костюкова была старшей пионервожатой в той самой школе, где теперь вместо нее работала Лена. Нина же, уйдя из школы, стала администратором в кинотеатре.
«Вообще-то я готовлюсь к поступлению в консерваторию, хочу стать певицей, — покровительственно поглядывая на Лену, объяснила свой уход из школы Костюкова — рослая, яркая девушка с накрашенными губами, с самоуверенным, громким голосом. — Ну, а пока приглашена администратором в кинотеатр. — И, хотя Лена не спрашивала Костюкову, что это за работа, она, все так же покровительственно поглядывая на Лену, продолжала: — Дежурство через день. Это вам не круглосуточная возня с огольцами. Теперь смогу хоть вокалом заняться».
Выходило, что Костюкова сама оставила работу в школе и была этим очень довольна. Но из разговора с директором школы Лена заключила, что дело обстоит не совсем так и что директор весьма охотно расстался со своей прежней пионервожатой.
За какой-нибудь час передала Костюкова все дела Лене. Она привела ее в пустую пионерскую комнату, широким движением руки обвела голые стены и запыленные столы, на которых вперемешку валялись шахматные фигуры и костяшки домино, и сказала:
— Владейте. Знамя, барабаны и тому подобное сейчас в лагерях.
Затем они прошли на площадку перед зданием школы, где был установлен бильярдный стол, вокруг которого, лениво поколачивая киями по шарам, ходили два паренька, а еще два паренька так же лениво набрасывали на крючья металлические кольца. Кольца часто срывались и с протяжным, унылым звоном падали на землю. Да и все здесь, на этой летней площадке для игр, было унылым и безрадостным.
— Развлекайтесь! — снова широко поведя рукой, сказала Лене Костюкова. Помолчав, она несколько смущенно добавила: — Вот и всё… Лето… Большинство ребят за городом. Учителя тоже. Для нашей работы, так сказать, мертвый сезон.
Она еще говорила Лене что-то о массовых мероприятиях, о том, что не худо бы собрать оставшихся в Москве ребят и пойти с ними в кино или еще куда-нибудь, но Лена уже слушала ее невнимательно.
«В чем же, собственно, заключалась ваша работа вожатой в это, как вы говорите, мертвое время?» — хотела спросить Лена Костюкову, но, посмотрев в ее красивое, с насмешливо-пренебрежительным взглядом лицо, так и не спросила, решив, что в ответ на ее вопрос девушка просто еще раз насмешливо глянет на нее и усмехнется своими ярко накрашенными губами.
Притихшая и расстроенная ходила Лена по школе вслед за Костюковой, молча выслушивала ее наставления и даже кивала головой, когда Нина говорила ей, что с ребятами главное — уметь себя поставить, что нечего давать им садиться себе на голову и что кого-кого, а ее ребята уважали.
Так они и расстались — бывшая и новая пионервожатые — посреди пустой пионерской комнаты, и, когда за Костюковой затворилась дверь, Лена решила, что, наверно, секрет работы Нины заключался не в том, хорошо ли обставлена пионерская комната и площадка для игр, не в числе массовых посещений кино, а в том, как она вела себя с ребятами и что ребята, должно быть, действительно ее уважали.
Лена даже невольно сравнила себя с Костюковой, которая явно выигрывала перед ней и своей уверенной манерой держаться и тем, как разговаривала, точно наперед зная, что ей никто и ни в чем не станет возражать.
«Таких мальчишки любят, — с огорчением подумала Лена. — Ну, а я девчушка какая-то. Если и строгой прикинусь, так никто не поверит. Да, наверно, с ребятами у нее дружба», — заключила свои невеселые думы девушка.
Но вот прошло всего несколько дней, и Лена обнаружила, что, кроме пустой пионерской комнаты да скучной площадки для игр, ей в наследство от Костюковой ровным счетом ничего не досталось.
Можно ли было серьезно говорить об уважении ребят к своей бывшей вожатой, когда они ее почти не знали и на вопросы Лены о Костюковой многие недоуменно спрашивали: «А кто это такая?»
«Лето»!.. «Мертвый сезон»!.. — с гневом вспоминала Лена слова Костюковой, с каждым днем все больше убеждаясь в нелепости этого заявления. — «Самое трудное время»! Вот это, пожалуй, будет правильно».
С помощью оставшихся в Москве на лето учителей и комсомольцев из старших классов Лена принялась налаживать работу.
С чего начать, что считать главным, решить было не просто. Все казалось ей самым главным, все требовало пристального внимания.
А время шло, и жизнь сама выдвигала свои требования — поспевай только решать всё новые и новые задачи, которые рождал буквально каждый час работы.
Обязанности пионервожатого… Где они начинаются и где кончаются?
Приступая к работе, Лена могла бы ответить на этот вопрос куда увереннее, чем теперь, проработав уже около месяца. И, думалось Лене, чем дальше будет она проникать в жизнь своих ребят, чем ближе узнает и сдружится с ними, тем труднее ей будет определить, в чем же, в конце концов, заключаются ее обязанности вожатой.
Так, познакомившись с Колей Быстровым, приглядевшись к его жизни, Лена поняла, что судьба этого неразговорчивого паренька глубоко тронула ее, что она обязательно должна помочь ему, хотя и не знает, может ли и даже попросту имеет ли право принимать в жизни мальчика и его семьи столь пристальное участие, как это представлялось ей необходимым.
Так, в поисках того, что же следует сделать для Быстрова, пришла она к решению обратиться за помощью в суд, хотя далеко не была уверена, что поступает правильно, хотя и знала, что рискует поссориться из-за этого с Евгенией Викторовной, классной руководительницей шестого, а с будущего года — седьмого класса «А», в который перешел Быстров.
Но вот разговор с судьей уже позади, и сейчас, раздумывая, идти ей к Костюковой или нет, Лена еще раз сказала себе: «Правильно я поступила, очень правильно!» От этой мысли на душе стало хорошо и спокойно, и Лена почувствовала, что теперь она сможет осуществить и другое свое намерение: прийти к Костюковой и выложить ей все, что она про нее думает.
В фойе никого не было. Видно, только что начался сеанс. Из зрительного зала до Лены донеслись приглушенные звуки бодрой, похожей на спортивный марш, музыки. Лена невольно ускорила в такт музыке шаги и, заметив это, рассмеялась.
— Ну уж погодите, дорогая моя! — громко сказала она, воинственно размахивая под музыку руками. Ей понравилось вот так громко произносить слова, прислушиваясь к своему незнакомо звучащему в пустом зале голосу. — Уж погодите!..
Следуя указаниям контролера, Лена должна была пройти через фойе и подняться на второй этаж, где находился кабинет директора и могла быть сейчас Костюкова.
По пути внимание девушки привлекли стенды с большими фотографиями строящихся в Москве высотных зданий. Возле фотографии дома на Смоленской площади Лена остановилась. Дом здесь был снят вместе с прилегающими к нему улицами, и Лена сразу же нашла на фотографии свою школу, и здание суда, где она только что побывала, и большой старый дом, где жило так много ребят из ее школы и где жил судья Кузнецов.
Вся улица с ее большими и маленькими домами занимала на снимке совсем крошечное пространство, и Лене странно было видеть ее такой, странно было представить, что это и есть та самая улица, на которой сосредоточены сейчас почти все ее жизненные интересы.
— Подумать только! — удивленно произнесла вслух Лена.
— Вот бы квартирку там получить, да? — услышала она за собой знакомый голос и обернулась.
Перед ней стояла Нина Костюкова. Она была в нарядном, ловко сидящем платье, совсем такая же, какой Лена запомнила ее с первой встречи: медлительно-спокойная, насмешливая, со смуглым от загара лицом.
Увидев ее, узнав и этот с нотками неизменного превосходства голос и эту насмешливую улыбку, Лена испугалась, что может оробеть перед Костюковой и не сумеет сказать ей того, что хотела.
— Ну как же так можно, товарищ Костюкова! — поспешно произнесла она. — Вы же совсем не работали с ребятами! За что ни возьмись — везде прорехи. «Лето»!.. «Мертвый сезон»!.. Да ведь это же чепуха какая-то!
