– А решать вот как будем. Зачепа, поди-ка кликни Лагуту.

– Щас, Тимофей Степанович. – Зачепа метнулся вихрем.

– Ты вот что, Савва. Хоть ты и монах, но Рославу не отпихивай.

– Вот ведь, Тимофей Степанович, когда все увидеть успеваешь? Тут такое пекло, а ты на всем глаз держишь!

– Держу. Ты тоже своего не упустишь. Ладно не обижайся. Вижу, что монах ты справный.

– На том спасибо.

– Рославу не отпихивай. Война – штука такая. Бог на небе, да мы на земле.

– Мы-то на земле. А клонишь-то ты куда, Тимофей Степаныч?

– А клоню я к человеческому. Когда война, брат, то все, что между бабой и мужиком происходит не по принуждению, то и нужно считать как Божий промысел.

– Ишь ты! – Монах аж присвистнул.

– А ты подумай, Савва. У тебя-то баб, чует мое сердце, поперебывало… А она окромя татарского полона ничего не видела. А ну как все сгинем. Пусть уж на тот свет бабой в счастье пойдет.

Наступила пауза. Савва накручивал на палец колечко бороды, а Кобелев опять почувствовал приступ боли за грудиной и тошноту в горле.

– Ты, атаман, прав по-своему… – Савва не успел договорить.

– Батька, вот привел! – Зачепа взбежал на верхний ярус и махнул рукой. Показалась голова Лагуты.

– Жив-здоров, казак? – Кобелев с гордостью посмотрел на Башкирцева.

– Да вродь не жалимся. – Лагута хмыкнул носом.

– Значит, и дальше будь жив-здоров!

– Так твоими молитвами, бать. Да всем честным народом.

– Хорошо ответил. Мушкеты, вишь как, пособили. Без тебя бы туго пришлось!

– Да чего там….

– Но я тебя, парень, по делу кликнул.

– Без дела к атаманам-то не ходят, Тимофей Степанович.

– Что так, то не всегда эдак. Прошлый раз тебя брать с собой Пахом ведь не хотел. Боялся шибко.

– Знаю. Неужто ругать будешь?

– Война закончится, тогда поругаю. А сейчас вот что скажу. Но сразу так: я тебе здесь командовать не смогу. Решишь сам, так и будет.

– Да ты говори, бать.

– Татарские отряды пошли сегодня вверх по Усмани. Догадываешься зачем?

– Не-а. – Лагута повертел головой.

– К броду они пошли. Знаешь, где на Студеном?

– Знаю. Как не знать. Так там глубоко. На коне-то изловчившись можно. А ногами и до плеч дойдет. А вода холодная.

– Правильно. На коне можно. Изловчившись. Вот они и будут ловчить. Деваться им некуда.

– Так и надолбы там по дну кое-где.

– Сгнили уж, поди, за семнадцать лет надолбы?

– Не, какие сгнили, а какие прям камень.

– Это и хорошо, что надолбы еще есть. Значит, труднее им будет. И место там мудреное. Прямо не поедешь. Только зигзаг закладывая.

– А на коне вообще только один зараз проедет. Не проедет, чуть оступится, уж не вытащишь.

– Верно говоришь, казак. Хорошо брод знаешь. Ну, догадываешься: о чем просить буду?

– Не-а, бать. Э, постой, постой. – Лагута почесал затылок. – Так их там держать можно двумя ружьями. Только заряжай да целься получше.

– Молодец. И как?

– Пойду, бать. Мне б еще кого в подмогу. Да и один пойду.

– Один не пойдешь. Возьмешь Буцко – ему сейчас нужно отсюда, ой как нужно, а то дел натворит сгоряча.

– Это видно. Сильно он запечален.

– Еще Зачепу.

– Бать, так я ж при тебе! Кто лучше тут управится с твоими приказаньями? – Зачепа провел рукавом себе по губам.

– Не спорь, казак. Четвертым с вами пойдет Кородым.

– Кородым? – Лагута удивленно захлюпал носом.

– Да. Кородым. – Кобелев почесал левую часть груди.

– Так он эта, из крестьян.

– И что с того? Он ваших лет. Так вам ловчее будет. Возьмете две пищали и два мушкета. Кородым будет заряжающим. Я видел сам, как он управляется. Не хуже любого казака.

– Ну, заряжающим – так оно и нормально. – Лагута опять поскреб затылок.

– Вот и ладно, хлопцы. Времени у нас мало. Татары пойдут не быстро к броду. По той стороне дороги не шибко ладный. Но вам их опередить нужно. Если там полководец не дурак, то сегодня же авангард на нашу сторону перебросит, чтобы занять берег. А завтра уже начнет переброску основных сил.

– Ежели не успеем – яма! – Зачепа навалился на стену спиной и потерся.

– Всем яма тогда. – Кобелев длинно выдохнул. – Часть сил они к нам в тыл забросят, а основная орда поскачет на Москву.

– К нам-то пошто? У нас пруд вона какой. Не подплывут. Так бы давнехонько на плотах переехали да обошли. – Лагута присел на корточки.

– Они попробовали, да Савва угостил, – прищурился атаман. – Тыл им наш нужен. О как нужен. Но это моя забота, хлопцы. Давайте, с Богом, робяты! – Кобелев поднялся, обнял каждого и крепко поцеловал. – Да помните, быстрее ветра!

Когда Лагута и Зачепа сбежали вниз, Савва спросил атамана:

– А как выедут они? Турки огнем не накроют?

– Не накроют. Турка на горке ихней не видать. Да и пойдут они сейчас с белым флагом. Говорю же: будут просить захоронить убитых. А турки, поди, уже хану Джанибеку свое недовольство высказывают. Вряд ли они нанимались в атаку на крепости ходить. Наверное, только как стрелки. А тут такое пришлось!

– Хлопцы уже в седлах. – Савва смотрел на двор крепости.

– Молодцы! Шустрые! Теперь, Савва, ты у меня побудь в адъютантах.

– Ишь, бать, слова какие знаешь! – Монах с нескрываемым восторгом подивился.

– Бывалый казак, на то и бывалый, что иностранных словесов не шугается. Тогда давай, святой отец, дуй к Терентию и вели, чтоб хлопцам завал чуть подрасчистили. Но потом пусть снова закидывают всем, чем есть.

– Я вот думаю, может, еще пару волокуш навалить потом. Оно хорошо придавит. Уж точно не взорвешь.

– А потом делай что хошь, Савва. Мне отдохнуть нужно. Татары мертвых придут хоронить, ты им скажи, чтоб до утра забирали. Не тронем. Но потом… – Кобелев не договорил фразы. Сон крепко сморил атамана.

Всё произошло так, как предвидел Кобелев. Не прошло и получаса – показалась татарская делегация из трех человек. Пешие. Один высоко нес над головой белый флаг. Встали напротив брода, в реку не заходя. Тот, что держал белую тряпку, попросил на неплохом русском позвать атамана. Савва сказал, что, дескать, атаман только с ханами разговаривает. И спросил: чего надобно? Татары, чуть помявшись, предложили перемирие, чтобы похоронить убитых. На что Савва махнул рукой: мол, забирайте, завтра еще навалим, но времени даем до утра. Послы покивали чалмами и пошли обратно.

Четыре всадника неслись галопом вдоль Усмани. Послеполуденное солнце заливало золотом степную ширь, качалось на верхушках деревьев, заставляло бликовать и переливаться чешуей водную гладь. Лагута любовался этой красотой. Жаль, что вместе с комом в горле. Они торопились. Скоро, может каких-то еще пару часов, и тени начнут удлиняться. Нужно непременно успеть занять позиции напротив брода до того, как враг начнет форсирование. А уж если не успеют, то… Башкирцев был поставлен старшим над отрядом, и он для себя решил твердо: коли не успеют, то он отпустит товарищей обратно в крепость, а сам примет смерть в неравном бою. Только пока не выбрал еще молодой казак, какую именно смерть он пожелает. За изгибом реки, над которым сбился в большую толпу ивняк, начинались сенокосные луга студенцев. Потом пойдут пахотные земли и рыбные угодья. Только бы успеть. Лагута еще больше заторопил коня. Но вдруг, словно из-под земли, прямо на тропе выросла высокая седовласая старуха, одетая во все черное. Издали показалось, будто обгорелый, сломленный грозой ствол дерева. А когда подъехали, Лагута первым узнал Недолю.

– Отойди с дороги, бабушка! Некогда нам… – Башкирцеву пришлось сдерживать коня.

– Вам некогда, а я уж и не тороплюся давно. Стой, казаки! – Недоля вскинула руку.

– Да что ж такое… – Казак выругался совсем по-взрослому.

– У их мурзы конь занедюжил. Увидел волка степного и занедюжил, – спокойно продолжала старуха.

Казаки остановились. Все знали о странных способностях не то юродивой, не то колдуньи Недоли на много десятков верст вокруг. К ней прислушивались, у нее спрашивали совета. Хоть внешне и посмеивались иногда, но перечить боялись. И сама Недоля это хорошо знала, а потому прощала даже тех, кто порой горьким словом норовил подцепить.