Поначалу я думал улучить момент, когда клетка не будет заперта на засов, выпрыгнуть, оглушить стража и, взбежав по лестнице на палубу, сигануть в воду. Но эту мысль пришлось отбросить. Во-первых, наверняка на корабле есть неплохие стрелки, способные поразить барахтающуюся в воде цель. Во-вторых, весельное судно двигается намного быстрее пловца и способно хорошо маневрировать. Страшно представить, что со мною бы сделали, когда настигли. Лучший исход, если просто прибили багром. Но что-то уже тогда подсказывало моему сердцу, что эти люди не остановятся на обычной смерти. И чутье в который уже раз не обмануло меня. Вскоре я узнал, какая участь ждет беглого раба по римским законам – мучительная казнь на кресте. Так что, вполне возможно, попробуй я тогда реализовать свою безумную затею, то корчился бы распятым на одном из двух берегов Борисфена в качестве напоминания проплывающим мимо судам, что с Римом шутки плохи. Что касается римских солдат – это искусные палачи! Уж они бы постарались, чтобы смерть отделяла дух от тела медленно, в течение нескольких суток.
Может ли человек длительное время находиться в одном помещении с дикими животными? Ответ на этот вопрос вы получите после того, как столкнетесь с римлянами. Вряд ли мое предпочтение заслуживает критики. Я не буду злоупотреблять вниманием читателя, подробно описывая свое существование в клетке. Скажу лишь, что принимать пищу и справлять естественные нужды я учился у своих соседей по неволе. Вдобавок я так пропах звериным духом каждой клеткой организма, что сам стал неотъемлемой частью их мира. Сидя в плотном, почти непроницаемом мраке, я привыкал к другому языку общения, пытаясь постичь глубокие оттенки боли, страсти и тоски. Да, тот урок, который мне преподнесла жизнь, не шел ни в какое сравнение с уроками старого мудрого Колгаста.
Как-то под утро (к тому времени был потерян счет суткам, потому не могу сказать точно в численном отношении) мне удалось отломить от половой доски в клетке довольно длинную щепу. Один конец я, как мог, заострил зубами. И стал ждать. Вот люк заскрипел, и грузная фигура нашего тюремщика начала спускаться по лестнице. Через несколько минут все обитатели трюма были поглощены едой. Человек со светильником ходил взад-вперед, с неподдельным интересом заглядывая чуть ли не в рот каждому из нас. Улучив момент, когда он повернулся спиной и отошел подальше, я, потянувшись, вонзил острый конец щепы в подушечку лапы медвежонка. Тот ошалело взвизгнул и стал метаться по клетке, подгибая раненую конечность. Словно по сигналу, остальные звери тоже заголосили. Трюм в одночасье огласился рыками, хрюканьем и рычанием. Некогда вольные обитатели лесов принялись неистово царапать пол, кидаться на ограждения, обнажая готовые к бою клыки. Человеку со светильником оставалось только одно: как можно скорее ликвидировать источник всеобщего возбуждения. Он схватил медвежонка на руки и побежал с ним к лестнице.
В это время я просунул руку между прутьями решетки, отодвинул щеколду и, высунувшись, открыл дверцу клетки напротив. Помните: я рассказывал о рыси. Так вот в той клетке была именно она. Едва я успел убраться под защиту своего узилища, как зверь выпрыгнул и рванул на свет, падавший из люка. В мгновение ока мощная кошка опрокинула не успевшего подойти к лестнице стража и, оттолкнувшись от его тела, взмыла вверх.
Следующим на свободе оказался волк, который тоже устремился вслед за рысью. Затем медведица. Безумно визжал вепрь, просясь убежать из клетки, но я хорошо понимал, что ему не удастся преодолеть крутую лестницу, зато выход своей тушей он загородит основательно. Поэтому пришлось сказать: «Прости, брат!»
Я поочередно выпускал волков, рысей, лис. Все они бежали на свет, гонимые инстинктом, при этом оставляя следы от когтей на бедном страже, лежавшем на полу. Светильник валялся рядом: из него вытекла жидкость и разлила пламя на несколько шагов вокруг. Затрещало прихваченное огнем дерево. Черный дым затопил пространство трюма. Оставшиеся в клетках звери страшными голосами звали на помощь. Но всем я бы помочь не сумел. Мои легкие горели, а в глазах уже начинали плавать круги вечного сна. Нужно было торопиться. Выскочив из клетки, я подбежал к стражу, схватил на руки верещавшего медвежонка и взбежал по лестнице. Моим глазам открылась картина, достойная гомеровского пера: люди метались по палубе, пытаясь спастись от когтей хищников, некоторые бросались за борт. Все происходило в наползавшем из трюма дыму. Это было первое венацио, увиденное мною. Словно судьба уже начала готовить неискушенное сердце юноши к предстоящим испытаниям.
Откуда-то из-за угла вывернулся прямо на меня тонкогубый. На секунду замешкался. Этого времени мне хватило, чтобы размахнуться и нанести удар ногой прямо под нижнее правое ребро, а если точнее, по печени. Тонкогубый охнул и стал оседать с выпученными не столько от боли, сколько от удивления глазами. Но вот уже на меня бегут еще двое, обнажив мечи. Одному из них я бросил в лицо медвежонка, который так обезумел от страха, что готов был рвать длинными иглами когтей все, что подвернется под лапу. Интересно, оставил ли хоть что-нибудь косолапый от кожи того человека? От второго я ушел кувырком в сторону и бросился к борту, расталкивая оказавшихся на пути людей. Толчок – и синяя гладь воды отразила худую вытянутую тень. Первое, что я хотел сделать, – это напиться, после всего того, что произошло со мной за несколько недель. Пить и пить чистую воду Данапра и знать: ты свободен. Но, о боги! Меня чуть не вывернуло. Вы уже догадались? Да, вода была соленая, ибо наш корабль находился в море, о котором я никогда ничего не слышал и даже представить себе не мог, что оно существует.
Первые минуты я плыл, гребя изо всей силы, не оборачиваясь, хотя, конечно же, хотелось взглянуть хотя бы одним глазом, что творится на судне. Но страх оказаться вновь в руках тех людей гнал меня прочь, как ошпаренного. Вскоре измождение, полученное за время длительного пребывания в плену, дало о себе знать. Руки и ноги сковало ватной усталостью, во рту появился привкус крови, а в глазах зазеленели многочисленные круги. Пришлось лечь на спину.
Откуда-то издалека доносились отчаянные крики и брань. Я молил богов об одном: чтобы в суматохе обо мне окончательно забыли и чтобы ничей случайный взгляд не обнаружил плывущего человека. Когда расстояние между мной и судном стало приличным и можно было не опасаться стрелы, я решил оглядеться. Словами охватившее меня состояние передать невозможно.
Представьте себе человека, который шире верховья Данапра никакой другой воды не видел, вдобавок хоть и умевшего плавать, но все же воспитанного в мистическом страхе перед ней. И вот этот человек поднимает голову и видит необъятную синюю гладь. И только где-то вдалеке затянутая дымкой темнела полоска берега. До корабля было гораздо ближе. Но я решил плыть: будь что будет! Если догонят, значит, приму мученическую смерть, но лучше погибнуть в волнах чужой соленой воды.
Взяв ориентир на далекий берег, я снова лег на спину, закрыл глаза и стал, экономя силы, не торопясь грести. Сколько часов минуло с того момента, как я прыгнул за борт корабля, не имею представления. Скажу: немало. Я отметил, что держаться на соленой воде гораздо легче, чем на данапрской. Вообще, если бы не злоключения, то сколько удовольствия можно было бы получить от купания в море! Мне кажется, что я даже нет-нет да проваливался в короткий сон, из которого возвращала мягкая ладонь волны, накрывавшая лицо.
Температура воды постоянно менялась. Когда становилось прохладно, я начинал работать руками с удвоенной быстротой, тратя драгоценную энергию. Наконец силы почти покинули несчастную плоть. Я просто лежал на воде, повинуясь течению, которое несло меня неизвестно куда, совершая движения лишь для того, чтобы удержаться на плаву, временами проваливаясь в полузабытье. Внутри при этом было пусто, так пусто, что даже отчаяние не посещало еле теплившуюся душу. И небо было голубым и бездонным и тоже абсолютно пустым: ни единого облачка. Наверное, череп Родящего в этот момент не был обременен мыслями. Я даже не услышал, что шум воды несколько изменился. Пахнуло мокрой древесиной. И через секунду моя голова ударилась обо что-то твердое. Потом прямо перед лицом появилась веревочная лестница. Я ухватился и попытался подтянуться. Но на это истратилась последняя капля физических сил – пальцы разжались, и тело мое, теряя сознание, заскользило под воду.
