– Мы хотим видеть тебя за нашим столом. Император и Голубь уже там. В отличие от тебя гладиатор Филиппа явно не боится за исход боя. Спокойно себе ест и даже пьет. – В ее тоне отчетливо слышались металлические нотки. И потом «мы хотим видеть» – это не «мы приглашаем». Хотя, по сути, ничего не меняет. Аукторат не посмел бы отказаться, а что говорить о рабе! Безусловно, для многих такое приглашение – это шанс. Но не для меня в том положении. Я предпочел бы валяться на лавке и ощущать на спине крепкие пальцы Главкона.
– А что сегодня подают к столу? То же, что и вчера?
– Нет. Меню другое. Оно тебе понравится. Там есть лесные орешки. Ну, Белка!
– Одна только небольшая просьба. Ты ведь знаешь мою страсть к образованию. Хочу услышать от тебя, кто такой Филипп Араб?
– А ты разве не знаешь?! Он – император.
– Императоры довольно часто меняются последние полсотни лет. Многие из них даже не из патрицианского сословия. Вот я и спрашиваю. Что тут такого? К тому же интересный рассказ меня несколько отвлечет.
На несколько секунд Фаустина задумалась: на лбу отобразились непростые мыслительные процессы. Но вот тень однобокой улыбки скользнула по правой стороне лица:
– Мне бы хотелось услышать твой голос. Ну, да ладно. Несколько лет назад на престоле оказалось совсем юное существо – Гордиан III. Красивый, жизнерадостный, обходительный и очень приятный в общении мальчик. Всем хорош, но не возрастом. Было ему в ту пору всего двенадцать лет. Умные люди посоветовали ему жениться. Что он и сделал, удачно породнившись с семьей одного известного сенатора. Вскоре своего тестя он назначает префектом претория и выдвигается войной против Персии. Поход был настолько удачным, что весь Восток оказался во власти империи, а персы отступили. В правлении Гордиана III наметилась серьезная политическая линия, направленная не столько на расширение внешних границ, сколько на укрепление того, что есть. В общем, понятно, кто реально правил империей. Но надо сказать, что тесть Гордиана был человеком порядочным и глубоко любящим своего императора. Именно он не позволил евнухам и придворным прислужникам матери зятя торговать его волей, пользуясь неопытностью и снисходительностью. Но спустя два года тесть Гордиана скоропостижно умирает, и префектом претория становится Филипп Араб. А командир преторианцев – это по сути властитель дворца. Остается всего один шаг до полной и безоговорочной власти. Тесть Гордиана очень разумно управлял государством: все города огромной империи были хорошо снабжены продовольствием и имели запасы на длительный срок – вплоть до года, таким образом, воинам не угрожала опасность голода. Филипп Араб, желая склонить легионеров на свою сторону, сделал все от него зависящее, чтобы продовольствие в нужном количестве перестало поступать в города; он отправлял корабли с хлебом совсем не туда, куда следует, а воинов перемещал в те города, где продовольствия уже не было.
– И ты не боишься вот так говорить, зная, что император коварен и жесток?
– Чего стоит болтовня женщины? А вот тебе, Белка, следует прикусить язык. А то, видишь ли, коварен и жесток!
– Я так и не пойму: кто я для тебя?
– Тогда слушай дальше. Филипп восстановил против Гордиана легионеров, так как они, естественно, не понимали, что юнец был просто обманут. Вскоре недовольство воинов дошло до сената. Сенаторы подумали и решили сделать Филиппа соправителем империи, а точнее, опекуном над Гордианом. После этого Араб начал травить отпрыска императорского рода, да так, что тот вынужден был просить защиты у сената. Не помогло. Мало того, Гордиан последовательно лишался титулов: сначала ему запретили быть августом, затем цезарем и – последняя пощечина – даже префектом. Он попросился обычным военачальником в дальние легионы. Но вместо этого Филипп велел раздеть мальчишку и казнить. На территории Персии у Цирцезийского укрепления верные Гордиану воины похоронили его и на его надгробии сделали надпись одновременно на греческом, латинском, персидском и египетском языках: «Божественному Гордиану, победителю персов, победителю готов, победителю сарматов, отвратившему угрозу междоусобий в Римском государстве, победителю германцев, но не победителю Филиппов».
– И все же ты явно не перевариваешь нынешнего императора.
– После убийства Гордиана Филипп Араб послал в Рим письмо, в котором писал, что император умер от болезни. Сенат был введен в заблуждение. Признав Филиппа Августом, сенат причислил юного Гордиана к богам.
– У меня ощущение какой-то тайны во всем этом?
– Знаешь, почему Филипп примчался на нашу свадьбу? Вот тебе мой секрет. Отец Гордиана III, Гордиан II, очень любил вино, приправленное лепестками розы, а иногда полынью. Еще безмерно любил бани и женщин. А вот погиб он в Африке в бою против Капелиана, сторонника императора Максимина. На эту битву Гордиана II отправил его отец, Гордиан I. Узнав, что сын погиб, сам Гордиан I в тот же день удавился в петле. Как видишь, след тянется в Африку. Так вот, Гордиан II слыл любителем женщин и, разумеется, оставил после себя кучу добра в виде потомства.
– И ты хочешь сказать…
– Да, Белка. И я, и Магерий являемся отпрысками цезарей. Гордиан I вел свое происхождение от Гракхов по отцовской линии и от Траяна по линии матери.
– Ну, это не просто доказать.
– Для этого все имеется. Проблема в другом. Точнее, их несколько. Первая: Филипп Араб знает, кем мы являемся, поэтому и примчался. Вторая: жирному Авлу ничего не надо: его все устраивает, мало того, он готов целовать варвару ноги. Притом эта туша не понимает, что Арабу таких вещей не объяснишь.
– Ты делишься со мной, как с очень близким человеком.
– Ты польщен? Ха! Кто будет слушать гладиатора-раба и взбалмошную Фаустину! Я продолжу. Авл не понимает, что, сколько бы он ни лебезил перед цезарем, тот все равно будет бояться и ненавидеть потомка Гордианов. Араб здесь только лишь потому, чтобы знать, чем дышат его конкуренты.
– Ты сказала, что у Гордиана II, помимо вас, было много детей?
– Да. Причем от двадцати двух наложниц. И всем им Гордиан завещал то же, что и законным детям. То есть поделил все поровну между детьми, невзирая на статус.
– Веселый парень!
– И очень неглупый. Он рассчитывал, что такое количество претендентов будет невозможно уничтожить. По крайней мере, такая мысль не придет никому в голову, учитывая это поголовье. Но он ошибся. Человек такой нашелся. И как ты догадываешься, это Филипп Араб.
– Ты хочешь сказать?..
– Да! Он последовательно с ледяным спокойствием уничтожил всех детей Гордиана II. Всех, кроме двоих. И теперь этот выродок забавляется. Он даже позволил стать Авлу эдилом.
– Но ты только что сказала, что он относится к вам как к конкурентам.
– Естественно. Одно другому совсем не мешает. Но только как к возможным конкурентам. Не более. Мы для него смешны.
– Почему он не уничтожил вас?
– Не нашел вовремя. А потом было несколько поздно. Приехав сейчас, он наверняка, увидев Авла, уже давно все решил.
– В пользу жизни.
– А как еще? Белка, не задавай глупых вопросов.
– Зачем ты говоришь мне обо всем этом?
– Ты мне нравишься. Может, даже больше, чем просто нравишься. Со мной не происходило ничего подобного. Ты побледнел? Так вот, если боги приведут меня к трону, ты будешь осыпан почестями. Но богам богово, а цезарям цезарево. Ничего просто так не бывает, и мне тоже нужна кое-какая помощь.
– Не представляю.
– О, человек, владеющий оружием и управляющий толпой с арены амфитеатра, всегда необходим под рукой. К тому же ты сегодня будешь в нескольких шагах от Филиппа.
– Итак, подытожим. Император Филипп Араб расслабляется, лежа на подушках, кушает со свадебного стола, наблюдает за поединками гладиаторов. И тут один из этих гладиаторов сначала расправляется с соперником, а потом подскакивает к владыке полумира и перерезает ему горло. А где спрашивается охрана, где, в конце концов, непобедимый Голубь? Ага, ну, конечно же, Белка всех насаживает на свою спату. Всех по очереди. За это гладиатор получает от будущей императрицы вольную грамоту, особнячок в придачу и полмиллиона сестерциев. И вот он, счастливый и довольный, едет на заслуженный отдых. Но почему-то, не доехав до богатого дома, благополучно помирает от обезвоживания организма. Да, да, что-то съел в дороге. Ах, бедняга, ах, бедняга, а ведь каким был преданным! Но ничто не вечно под луной! Фаустина, я дерусь, потому что у меня нет выбора. Если бы моя религия разрешала мне покончить с собой или поддаться сопернику, поверь, я непременно бы сделал это. Я плевать хотел на всю вашу вонючую империю. И ты мне сейчас ничего не сделаешь за эти слова. Ты вообще мне ничего не сделаешь, потому что я принадлежу другому человеку. Потому что я раб. У меня есть только два желания, да и те противоречат друг другу: умереть или вернуться на родину.