Продолжение покаянной речи я не услышал, потому что скрылся за поворотом пещеры. Точнее, даже не пещеры, а какого-то древнего, почти до основания развалившегося сооружения. Располагалось оно у подножия холма, и его не так давно присыпало оползнем, сошедшим со склона этого самого холма. Картина красноречивая, несмотря на многие годы, миновавшие со времен этого события.

Сооружение обозначено на карте, и Мелконог почему-то заявил, что шагать надо именно к нему. Мол, именно там у нас есть шанс спокойно провести ночь.

Я бы так не сказал, потому что мне здесь сразу не понравилось. Одна лишь куча костей в провале, где открывался лаз в подземелье, много о чем нехорошем говорит. Странно, что Мелконог не обратил внимания на этот и прочие нехорошие следы.

Ну да он лесовик опытный, ему виднее.

Однако надо помнить, что при всей своей опытности он не сумел отвертеться от поимки. Причем схватили его не отборные головорезы императора боли, а небольшая шайка рабовладельцев, чужими руками добывавших руду и драгоценные камни. И не подоспей я с Бякой, так бы и болтался он в клетке. Плюс с тем темным магом и скелетом Мелконог держался так себе. Кто знает, что было бы, не вмешайся я в схватку. Да и сам он к нам тогда за помощью обращался, следовательно, прекрасно понимал, что в одиночку ловить нечего.

Присев возле выхода, я от нечего делать начал оглядываться. Похоже, недавно здесь поработали металлическими инструментами. Пролом в кладке древнего фундамента расширили, выворотили из него несколько громадных камней, оттащили их в сторонку. Они отличаются от прочих, не успели со всех сторон лишайниками и мхом обрасти. Наверняка это сделали дикие добытчики. Поиск ценностей в древних руинах — занятие рискованное, но в случае успеха есть шанс обеспечить себя и свою семью на пару поколений вперед.

И ни в чем не придется себе отказывать.

Неудивительно, что все известные руины тщательно обшариваются. Причем не по одному разу. Древние знали толк в тайниках, в том числе магических. Не удивлюсь, что я прямо сейчас сижу в шаге от великого сокровища. Но, увы, с таким же успехом оно может находиться в десятке километров.

Что так мне его не увидать, что эдак. Поднимать скрытые богатства рядовому аборигену не дано. Требуются особые навыки, коих у меня нет, или удача. А она — дама капризная.

Сидеть, охраняя дыру, из которой если кто-то и полезет, все равно толку от меня будет немного, занятие так себе. Желудок набит мясом, денек выдался напряженный, прошлая ночь прошла вообще без сна. Глаза сами по себе закрываются.

Борясь с потяжелевшими веками, попытался забраться в параметры. Нет, я не настолько глуп, чтобы чего-нибудь себе добавить. В таком состоянии вырублюсь гарантированно после малейшего вмешательства. Это я не ради изменений, просто надо голову полезным делом занять, на будущее прикинуть расклады. Глядишь, увлекусь этим настолько, что перехочется спать.

Действительно, увлекся. Так, блин, увлекся, что не заметил, как глаза закрылись. Еще секунда или две, и засопел бы. Но встрепенулся, расслышав за спиной подозрительный звук.

Обернулся и возблагодарил ПОРЯДОК за то, что тот подкинул мне навык ночного зрения. Да, развит он слабовато, можно сказать — почти на нуле. Однако даже в полнейшем мраке подземелья выдавал картинку. Невнятную, не цветную, детали получалось разглядеть только на расстоянии вытянутой руки, и то не самые мелкие. Но этого хватило, чтобы опознать того, кто ко мне приближался.

Тут два варианта: или это чудовище с бочкообразным телом и короткими ногами, или Мелконог.

Впрочем, лесовик тоже в каком-то роде чудовище. Никогда не забуду, как хладнокровно он отрезал ухо пленнику. Еще и улыбался при этом с добрыми глазами. На что угодно готов спорить, что он бы и убил его, не поморщившись. Я даже удивлен тому, что Тимру вообще позволили жить после допроса.

Неслыханная доброта.

Не лесовик, а само милосердие.

— Зачем крадешься? — спросил я, постаравшись произнести это так, чтобы голос не казался сонным.

— А я всегда так хожу, — ответил Мелконог. — Лесная привычка. Вижу, ты не спишь.

— Так я ведь сюда не спать поставлен.

— Угу, спать тебе сейчас нельзя. Смотрю, ты в темноте не совсем слепой, что-то различаешь. Это из-за синих глаз?

Я ответил не просто уклончиво, а с «переводом стрелок»:

— Ты тоже в темноте не слепой. Двигаешься так, что тебя почти не слышно. А это трудно, тут все мусором и камнями завалено.

— Лесовик обязан видеть всегда, в любое время, в самую паршивую погоду. А вот ты не лесовик, тебе это не надо. Как научился?

— Выпал полезный навык.

— Такой же полезный, как тот, которым ты секача свалил?

Я напрягся и непроизвольно погладил древко ари. Пальцы нащупали глубокие борозды, оставленные зубами зверя. Справиться с крепкой древесиной они не успели, но покромсали изрядно.

Как вернусь в факторию, придется заменить. Слабое место образовалось, а такие вещи любят по слабине ломаться.

Постарался ответить как можно спокойнее:

— Гурро, какое тебе дело до моих навыков? Тут не принято такое выспрашивать. Даже Эш так не делает.

— Эш далеко. Даже не знаю, свидимся ли когда-нибудь. А я здесь, прямо перед тобой. И мне очень хочется знать, на что ты способен. Я за всех, кроме тебя, и плевка не дам. Слабаки они, ни на что не годные. Только глянешь на такого, и сразу видишь, что ничего он не стоит. Упырь чуть получше, но ведь он не просто так при тебе ошивается. Не удивлюсь, если ты над ним поработал, усилил маленько. Но ему до тебя далеко. С тобой другое дело, с тобой точно что-то не то, я это даже не чую, я это вижу. В чем твой секрет?

— А в чем твой?

— У меня нет секретов.

— Гурро, помнишь, ты про меня сказал, что я взрослый мужик в детском теле?

— Не в таком уж и детском. Я в твои годы девицам юбки задирать пытался и на ярмарке чуть здоровенного парня не прирезал. Но ладно, я помню, было такое, называл тебя так. Я даже на «ты» разрешил обращаться, а я это не всем дозволяю, а уж всяким молокососам и мечтать о таком нельзя. И что с того?

— А то, что у меня голова есть. Я, может, и не великий знаток Чащобы, но кое-что видел. И слышал. Как тебя вообще сюда занесло так далеко от Пятиугольника? И как ты дал себя поймать?

— А вот это, Гед, мои дела. И тебе о них, наверное, знать не надо.

— Значит, и тебе о моих тоже знать не надо.

В следующий миг произошло нечто неожиданное, к чему я оказался не готов. Мелконог продемонстрировал то, что в физике называется телепортацией. Только что он стоял в паре шагов от меня, спокойно разговаривая, и вот уже оказался прижатым ко мне. Мне даже показалось, что он со всех сторон прижался, будто облепив непрошибаемой массой. При этом одновременно удерживал мои руки и шарил по телу, профессионально обыскивая.

О нет!

Рывок, и вот я уже освобожден от того, что никто не должен видеть. Да и осязать, по идее, тоже не должен. Однако с последним утверждением вышла явная ошибка.

Мелконог сорвал с моего пояса мешочек с сокровищами. Да-да, тот самый, который я получил от умирающей Трейи. В последнее время в него то и дело сваливаются увесистые порции добычи, потому что ПОРЯДОК назначил его моим основным вместилищем ценностей. Частенько приходится перегружать трофеи по другим местам, но полностью я его не очищаю, всегда оставляю немного самых ценных предметов.

И сейчас Мелконог это заполучил.

Я захрипел, отчаянно пытаясь если не вырваться, то хотя бы дотянуться до ножа.

— Тихо, парень, не гуди, голодных зверушек разбудишь, — добродушно произнес он.

И тут же отпрянул столь же мгновенно, как напал. А я остался сидеть, как сидел, только в руке у меня сейчас ощущалось что-то мягкое и гладкое.

Мешочек с сокровищами.

— Всякие навыки бывают, — невозмутимо заявил Мелконог. — А еще бывает простая человеческая наблюдательность. У нас, у лесовиков, глаза на затылке отрастают. Потому что надо видеть все сразу, иначе здесь не выжить. И еще нам надо думать головой. Я вот много думаю. И о тебе тоже. О тебе я думаю с той самой поры, как впервые повстречал. Там, на берегу Черноводки, на косе под Камнем. Помнишь, как это было?