Я наблюдал, как Иберик что-то нашёптывает птице. Он снял с её глаз колпак, давал тонкие ломтики мяса, словно взятку, поглаживал по чёрным перьям на голове. Хоть сирей был совсем не похож на домашнего попугая, вёл себя примерно так же: урчал, брал из рук еду, загибал голову, подставляя шею. Иберик почёсывал его пальцем в перчатке, видимо, небезосновательно опасаясь хищного клюва, и что-то тихо шептал. И птица слушала. Если меня не обманывали глаза, я видел, что птица действительно слушала. Я опасался, конечно, что у меня галлюцинации, но мне даже казалось, что сирей кивал головой, будто подтверждал, что понял. После матана, сирей несомненно являлся вторым чудом местной фауны, которое мне посчастливилось увидеть. Я смотрел на него и строил предположения, какие ещё чудеса таит это мир, так сильно похожий на мой.

— Думаю, всё в порядке, — произнёс Иберик, вручив сирею последний кусок вяленого мяса. Он погладил птицу по крыльям и та никак не отреагировала. Словно совсем не ожидала подлянки от человека, на чьей руке сидела.

— Иберик, ты заводчик, что ли? — удивлённо посмотрел я на него. — Я слышал от Рэнэ, что приручению сиреев надо обучаться.

— Нет, не заводчик. Просто я всегда умел находить общий язык с ними. У каждого уважающего себя рода, особенно у потомственных военных, есть заводчик в услужении. Наш мне многое показал… Когда мы ещё жили в столице.

Иберик отвёл глаза после последней фразы. Я успел заметить, как неловко поёжился Каталам, словно его младший сын напомнил ему о чём-то неприятном. Вилибальд же не стал поёживаться — он недовольно посмотрел на брата.

— Пора в путь, — сказал он. — Не затягивай.

Каталам свернул послание в небольшой рулон и закрепил на ноге птицы. Иберик выставил руку и приподнял. Сирей вцепился в неё когтями и принялся размахивать крыльями, словно прогревал мышцы перед долгим полётом. Затем склонил голову к Иберику, издал хриплый звук, похожий на карканье ворона, и взлетел. Я охренел слегка от подобного поступка, ведь мне показалось, что сирей выкрикнул «жди». Может, у меня действительно случились галлюцинации, но никто из солдат не отреагировал на выкрик. Лишь Иберик помахал рукой вслед удаляющейся птице и тихо добавил:

— Что ж, будем ждать.

Весь день до самого вечера мы двигались без остановок. И опять за весь день не встретили ни души. Но, к счастью, не встретили новых пепелищ. Перед тем как устроиться на ночную стоянку, провели ревизию съестных припасов. Оставался лишь один мешок перловой крупы, сухие травки для крепкой настойки, и совсем мало вяленого мяса. Каталам приказал мясо кидать в котёл и варить кашу. А с завтрашнего дня всем придётся потуже затянуть пояса.

Ночью же поспать особо не удалось — далеко позади были видны крошечные огоньки. Где-то с десяток костров разожгли те, кто упорно следовал за нами.

— Мне это надоело, — сказал я сотнику, когда в темноте мы вместе смотрели на эти огни. — Может, всё же нам стоит с ними встретиться? Сколько можно наблюдать?

— Они не причинят вреда анирану, — уверено заявил Каталам. — Они не оставят его, потому что для них он такая же надежда, как и для всех остальных. Но мы… С нами у них разговор был бы короткий.

— Тогда, может, мне стоит пойти к ним без вас? Попытаться найти общий язык, так сказать.

— А если анирана спеленают, а затем займутся нами? Возможно, лишь ты причина того, что мы ещё живы. Не будет тебя — не будет нас. Вдруг на тебя накинут петлю, обездвижат или ещё что? Нас всего семнадцать. А их около полусотни. Мне кажется, не стоит рисковать.

Слова Каталама звучали логично. Опровергнуть я их не мог. Как и не мог разбить ответной логикой. Он лучше разбирается в том, что происходит. Возможно, опасается за свою жизнь. Возможно, за мою. Предполагает, что они спеленают анирана, обездвижат его. А затем начнут снимать скальпы с тех, кто является их врагом. Что ж, это разумно. Но это тихое преследование меня раздражало. Весь световой день они не показывались на глаза. Шли позади на достаточно удалённом расстоянии. И лишь ночью разведёнными кострами демонстрировали, что оставлять нас в покое не собираются. Я хотел знать в чём их цель. Пусть Каталам не считал их врагами анирана, я не мог быть в этом уверен на все сто процентов. Пока не увижу, как они кидаются мне в ноги, как шепчут клятвы и молят о пощаде, не поверю в их дружелюбие.

— Ладно, — махнул я рукой. — Фласэз с ними. Надеюсь, как подойдём к столице, они перестанут нас докучать.

— Ложись спать, аниран, — посоветовал Каталам. — Спи спокойно. Пока ты с нами, они нас не тронут.

Я открыл глаза. Вокруг темнота, и лишь незнакомые звёзды сверкают в небе. Я почувствовал лёгкую горечь и тоску оттого, что вынужден наблюдать чужой небосвод. Ни одно из этих созвездий было мне незнакомо. Я хотел вновь оказаться дома и посмотреть на ночное небо. Но я знал, что это, к сожалению, невозможно… Я перестал делать то, что абсолютно бессмысленно — я перестал созерцать. Начал подниматься в небо. Взлетал и смотрел по сторонам. Увидел длинную-длинную дорогу, которая шла аж до самого горизонта; проводил взглядом пригревшегося у костра неторопливого лентяя, выбрал направление и полетел, пробивая облака, но не теряя дорогу из виду. Я что-то напевал себе под нос. Не то мелодию, не то повторял хриплые звуки, которые ранее вылетали из клюва чуднòй птицы. Я кружил вокруг своей оси, баловался в облаках, и летел дальше. Внизу, на земле, я замечал огни. В темноте ночи они были особенно различимы. Я знал, что среди этих огней есть жизнь. Не такая, конечно, как на родине, но тоже есть… Спустя долгое время я увидел то, что хотел увидеть: огромное озеро и высокие стены из камня. Я начал спускаться. Я знал, что где-то там, в огромном пространстве, что окружают эти стены, скрывается то, что мне нужно. И я хотел это получить… Среди построек спящего города, освещённого лишь тусклыми огнями, я заметил высокую башню. Она возвышалась над широким каменным зданием из трёх этажей; над церквушкой со шпилем в виде человека, вздымающего к небесам молящие руки; над парковой зоной с аккуратно подстриженными зелёными кустами. Она возвышалась над всем городом. Я знал, что это за башня. Я знал, что это за место. И я знал, что мне надо сюда.

— В путь! — настойчиво произнёс знакомый голос.

Я медленно открыл глаза. Но теперь перед ними не сверкали звёзды. Теперь я видел чистое голубое небо. Такое же голубое, но не такое родное. Это не то небо, где находился мой дом… Кряхтя, я поднялся. Его Величество «голос» вновь оказали мне честь своим появлением. И вновь сообщили то, что я и так знал — мне надо в Обертон. Правда, в этот раз во сне я увидел чуть больше ориентиров. Ранее я только знал, что мне надо попасть в столицу. Теперь же я знаю в какое место столицы мне надо попасть. Я видел Башню Бдения, как называли похожее сооружение в Равенфире. Такую же высокую и такую же по архитектуре. И в этой башне находится то, что интересует голос, а следовательно, интересует меня.

— Чёрт возьми, — пробухтел я. — Наверняка там аниран. Затаился мерзавец и не вылазит, чтобы не засветить себя и не приступать к исполнению аниранских обязанностей. А может, там очередное тело. Мёртвое тело… Чёртовы гончие — это ж не шутки… Хотя… Хотя гончие Фласэза в таком большом городе… Это такое… Покажись они там — это бы не осталось незамеченным.

— Аниран, с тобой всё в порядке? — отвлёк меня от разговора с самим собой Каталам. — Скоро отправимся в путь. В котле каша. Перекуси и, как будешь готов, отправимся.

— Ну что ж, скоро узнаем, — ответил я своим мыслям, а не Каталаму. Затем отряхнулся и отправился выполнять естественные надобности.

— Дым! Я вижу дым! — закричал один из солдат, когда на следующий день мы уже как пару часов двигались по тракту. — Белый дым. Неужто пекут что?