При последнем слове я натурально так топнул ножкой. Сыграно было достаточно неплохо. Хуже, конечно, чем играл Рэнэ в погребе, но тоже вполне сносно.

Я бесстрашно пошёл вперёд. Обогнал Каталама, и тот был вынужден спрыгнуть с лошади, чтобы присоединиться ко мне.

— Примо, укройтесь в карете, — подобострастно произнёс он, будто решил мне подыграть. — Не пристало…

— Кто эти люди, Каталам? — надменно спросил я. — Почему не оказывают нам должные почести? Путь из Равенфира долог. Мы устали и не желаем терять времени. Договорись.

Я бросил Каталаму мешочек с золотыми монетами. Проделал это настолько небрежно, что сотник едва успел его словить.

— Десятника мне пусть приведут, я сказал, — добавил я, развернулся и, как можно спокойнее, вернулся к карете. Забрался внутрь и громко хлопнул дверью. Затем высунул голову из окна и заорал. — Живо-о-о-о!!!

Испугалась и заржала одна из лошадей в упряжке. А Иберик, который нависал над дверью, скривился в усмешке. Я показал ему кулак и задёрнул шторку.

Некоторое время стояла тишина. Самая настоящая мёртвая тишина. Затем я услышал звук отодвигающегося засова и скрип ворот.

— Подойди ближе, сотник, — прокричал тот же знакомый мужик. — Нам не нужны неприятности с примо. Покажи золото, и мы пропустим вас… Только смотрите: в деревне почти сотня умелых воинов. Каждый способен держать топор или копьё.

— Я понимаю ваши опасения, — как самый настоящий дипломат спокойно произнёс Каталам. — Но мы не собираемся причинять вам неудобства. Нам нужна лишь нехитрая пища, чтобы примо ни в чём не нуждались на остатке пути в столицу. К сожалению, ваша деревня первая, которая нам повстречалась. Ранее мы видели лишь пепелища… Скажи мне, неизвестный, где ваш десятник? Приведите его. Пусть преклонит колено перед примо.

Я осторожно отодвинул шторку и увидел, как ворота отворились настежь. Сопровождаемый тремя лучниками, из ворот вышел дородный патлатый мужик. Он подошёл к Каталаму и с опаской посмотрел на карету.

— Меня зовут Толлен, — представился он. — Я — элотан деревни. Десятник Август отбыл со своим десятком более чем две декады назад. За ними прислали сирея. С ними также уехал святой отец Эванэль.

— Вас оставили без войск приказом из столицы? — удивился Каталам, слегка поморщившись при упоминании духовника.

— Нас тут почти пять сотен, — ответил Толлен. — Оружие держать умеют многие. Нам не страшны даже те ватаги разбойников, что рыщут в лесах.

— Я бы хотел узнать подробности, элотан, — вежливо произнёс Каталам. — Да и примо, думаю, будет небезынтересно узнать, что делается в землях, принадлежащих короне.

Я хотел высунутся и грозно выкрикнуть: «Конечно, блин, небезынтересно!». Но воздержался от такого поступка. Мне почему-то показалось, что настоящий примо вряд ли стал бы так поступать.

— Люди, уберите оружие! — прокричал Толлен, видимо, обращаясь к своим. — Я вижу королевские штандарты. Вижу знаки различия… Это не бандиты.

— Ты — служивый? — враз смекнул Каталам.

— Десятник личной гвардии короля… Бывший десятник. Вышел в отставку по собственной воле.

— Гессер??? — у окна кареты удивлённо присвистнул Иберик.

— Кто? — шепнул я.

— Королевский гвардеец. Из личной охраны короля, если не врёт. Они подчиняются только его приказам. Не регулярные войска.

— Прошу прощения, сотник Каталам. Прошу прощения у примо, — вновь заговорил мужик. — Надеюсь, они не обидятся на нас. Но вы должны понимать, времена опасные… Прошу, въезжайте.

Я вновь принял надменный вид, закрыл шторку и поудобнее уселся, когда карета вновь тронулась. И не выглядывал до момента, когда Иберик отворил дверь. Он поклонился мне и сделал шаг в сторону.

Я вышел из кареты гордым павлином. Задрал подбородок и осмотрелся. Меня окружали небольшие деревянные домишки, наподобие тех, что я видел в деревне, где развалил на две половинки святого отца. Небольшие палисадники перед окнами этих домишек враз возбудили у меня приятные воспоминания о временах, проведённых в деревне у бабушек и дедушек. В таких палисадниках я помогал им высаживать клубнику. А как приходил июнь, украдкой эту клубнику уничтожал.

Деревня действительно была большой. И полностью обнесена частоколом. С деревянных помостов спрыгивали люди. Кто с копьём, кто с пращой, кто с луком. Они торопились к местной площади, где мы все пребывали. С любопытством смотрели на солдат и с испугом на меня. Приближались всё ближе и, когда я, наконец, перестал осматривать окрестности с видом знатока, окружили плотным кольцом.

— Это примо Фелимид, — указал на меня рукой Каталам. — Королевский дознаватель из Равенфира. Мы сопровождаем их в Обертон.

Я пересёкся взглядами с волосатым мужиком. Росточка он был немалого, а в глазах начисто отсутствовало раболепие. Скорее — лёгкое презрение. Я не знал, надо ли подавать руку при знакомстве, а потому остался стоять на месте. Мужик поклонился, а затем абсолютно все крестьяне последовали его примеру.

— Элотан Толлен, — представился он. — Не гневайтесь, примо. Времена такие.

— Ничего, Толлен, — спокойно сказал я. — Главное, не забудь решить наши проблемы с фуражом и запасами пищи. Я не привык голодать. Заплачу щедро.

— Благодарствую, примо, — он опять поклонился.

— А не расскажешь ли, элотан, почему на тракте нет конных разъездов? Почему десяток, который должен вас защищать, отозван? Да и мне бы хотелось узнать, есть ли какие новости из столицы?

— Конечно, примо. Прошу вас угоститься в моём доме, — он сделал приглашающий жест рукой, указывая на самую крепкую избу в деревне.

Каталам быстро раздал приказы десятникам — Умтару и Вилибальду — организовать погрузку съестных припасов. Отдал сыну кошель с деньгами и тихо шепнул, чтобы тот не скупился. Затем я, он и Иберик последовали за Толленом. Иберик был настороже и не отходил от меня ни на шаг. Подозрительно смотрел на каждого крестьянина, который с интересом за нами наблюдал, и следил, чтобы никто не подходил ко мне достаточно близко. Достаточно близко для удара ножом.

Пригнувшись, мы зашли в избу. Толлен командным голосом приказал боязливым бабам быстро собрать на стол. Принести из погребов всё самое лучшее, чтобы примо не побрезговал. Я-то по-любому бы не побрезговал ничем, ведь в последнее время жрал лишь кашу. Но озвучивать этого не стал. Наоборот: без приглашения уселся с важным видом прямо в центре крепкого деревянного стола. Затем несколько секунд пялился, как дурак, на замерших в поклоне хозяев. Каталам выпучил глаза, и я было подумал, что совершил непростительную оплошность, усевшись за крестьянский стол. Но всё обошлось: Каталам коротко кивнул в сторону склонившегося хозяина и я, наконец-то, сообразил.

— Присаживайся, элотан, — расщедрился я. — Дом чист и приветлив. Вполне достойно.

Не знаю, может я сказал лишнего, но Толлен не возражал. Он кивнул головой и сел напротив меня. А Каталам с сыном расположились рядом с ним.

На стол начали быстро накрывать. Испуганные бабы, шурша подолами длинных юбок, метались туда-сюда. Сновали на двор, приносили плошки и котелки. Воду в глиняных кувшинах, и даже молоко. Очень быстро на столе появилась нехитрая еда. Совсем нехитрая, если смотреть с точки зрения примо. Но я не побрезговал. Уплетал за обе щёки солонину, свежий хлеб, маринованные овощи и, конечно же, кашу. И Каталам, и Иберик, и даже сам элотан деревни от меня не отставали. За ушами трещало так, что, наверное, слышно было даже в самых отдалённых уголках деревни. К финалу быстрой трапезы принесли крынку с какой-то красноватой жидкостью с сильным запахом забродивших фруктов. От этой дурнопахнущей бурды я отказался, ведь был избалованным примо. Но остальные воздали хвалу местному алкоголю.

— Толлен, ты действительно был гессером? — первым задал вопрос Каталам, отхлебнув из кружки.

— Не просто гессером. Не рядовым гвардейцем. Десятником! — ответил тот. Его лицо стало печальным. — Девять зим назад подал в отставку, когда… когда… когда остался один. Больше не мог нести ответственность за жизнь короля. Бродил по землям, искал смерти. Но здесь оказался полезен. Здесь получил шанс достойно прожить остаток жизни.