Ледниковые дни. Как она могла забыть!

В этот день Лайем всегда наряжался в костюм, который шила для него Микаэла. Каждый год он сначала долго ворчал, сокрушаясь, что унижается его чувство собственного достоинства, а потом с удовольствием принимал участие в благотворительном костюмированном забеге.

– Кайла?

Она невольно подалась вперед, услышав его призыв, но в последний момент остановилась. Наконец она отчетливо увидела перед собой человека, который давно стал казаться ей мифом. Он по-прежнему был неотразимо красив и притягателен, как яркая, магическая звезда на темном небосклоне. Но стоило ей заглянуть поглубже, пробиться сквозь ослепительное звездное сияние, как она увидела то, что когда-то подняло ее на головокружительную высоту, а затем бросило на дно глубочайшей пропасти. Ей не нужно было ставить Лайема рядом с Джулианом, чтобы понять разницу между оловянной фольгой и серебром высшей пробы.

– О, Джулиан, – тихо и ласково произнесла она его имя, и в ее голосе прозвучало искреннее сожаление.

– Мне не нравится, как ты на меня смотришь.

– Еще бы! Тебе нравится, когда тобой любуются, а не изучают.

Она сама удивилась тому, насколько верно выразила истинную суть его натуры. Он был похож на фокусника, его жизнь строилась на иллюзиях, созданных ловкостью рук. Ему не нравилось, когда кому-то из зрителей удавалось заглянуть за темное покрывало и раскрыть секрет фокуса.

– Кайла, я в последнее время много думал и понял, как мне не хватало тебя.

– О, Джул, – снова вздохнула она. Ей стало грустно оттого, что она целых шестнадцать лет отказывалась от настоящей жизни в ожидании этого патетического момента раскаяния. Как будто они могли теперь вскочить на коней и бок о бок умчаться по зеленой равнине навстречу заходящему солнцу в сопровождении романтической музыки и титров! К тому же однажды они уже ездили навстречу солнцу. Рядом с ним оказалось так нестерпимо жарко, что вся их жизнь сгорела дотла, а пепел разметало ветром.

Джулиан одарил ее улыбкой, которую она видела миллион раз и от которой раньше у нее по спине пробегали мурашки, а сердце сбивалось с ритма.

– Я знаю, что и тебе меня не хватало. Заметив выражение ее лица, он нахмурился.

– Что с тобой?

Как сказать мужчине, что ты наконец выросла и избавилась от иллюзий, что узнала истину: настоящая любовь – это не ночь страстных объятий под расцвеченным фейерверками южным небом, а обычное воскресное утро, когда муж приносит тебе таблетку аспирина в стакане воды и грелку для ног?

– Раньше мне часто снился сон, – начала она, пристально глядя на него. – Он стал мне сниться сразу, как только я ушла от тебя. С годами он немного видоизменился, но суть осталась прежней. Во сне я видела себя седой старухой. Мои дети давно выросли и разъехались, у них родились собственные дети. Лайем умер много лет назад.

Я видела себя на залитом розовым светом песчаном пляже. За спиной у меня маленький белый домик, и я знаю, что он принадлежит мне и что я живу в нем одна. Я сижу в шезлонге, как обычно, как делаю это каждый день с утра до вечера. И вдруг я вижу, что ко мне приближается какой-то старик. Это ты, Джул. И тогда я понимаю, что прождала тебя целых пятьдесят лет. Ты говоришь, что отказался от всего ради меня, что ты больше не Джулиан Троу. Ты перестал им быть и снова стал обычным человеком, тем, чье имя ты мне никогда не называл.

– Мелвин, – тихо произнес он. – Меня зовут Мелвин Этвуд Коддингтон-третий. – Он попытался улыбнуться, но это вышло на редкость жалко и неубедительно.

– Тебе следовало остаться Мелвином, – сказала она, коснувшись его щеки.

– Почему ты так говоришь?

– Вчера мне приснился тот же сон, только на пляже я была уже не одна. Я сидела рядом с Лайемом и наблюдала, как наши внуки играют на песке у самой воды. Я люблю его сильнее, чем ты можешь себе представить, Джул. И боюсь только одного – не успеть сказать ему об этом.

– Я знаю, что он любит тебя, Кайла.

Ей вдруг стало грустно при мысли о том, что могло бы быть в ее жизни, но чего не произошло. А сколько упущено в тщетном ожидании невозможного!

– Кайлы не существует, Джул. Ее никогда не было. А ты никогда не был Мел вином.

– Это похоже на прощание, – глухо отозвался он.

– Мы простились уже давно, а я только теперь собралась уходить.

Она еще раз провела кончиками пальцев по его щеке, задержавшись на миг, отняла руку и направилась к двери.

– Подожди! Ты не можешь так просто уйти. Репортеры поджидают тебя у входа. Я выйду первым, сделаю заявление, а потом заберу тебя от другого входа и отвезу… – он замялся и еле слышно добавил: – домой.

– Что ты собираешься им сказать? – повернулась она к нему.

– Я скажу, что история окончена, – печально ответил он. – Спящая красавица встретилась со своим Принцем. Возможно, какое-то время они еще будут донимать тебя.

– Уже через десять минут они поймут, что заурядная жизнь жены скромного провинциального доктора – неподходящая тема для светской хроники, – улыбнулась она.

– Я подъеду на лимузине к боковому входу.

Напоследок он пристально посмотрел ей в глаза и вышел.

Микаэла потянулась к сумке, но в последний момент решила оставить ее в шкафу. Она еще слишком слаба, чтобы носить тяжести. К тому же это может вызвать подозрения. Она вышла из палаты с пустыми руками и, опустив голову, медленно двинулась по коридору вдоль стены к выходу.

Открыв дверь на улицу, она полной грудью вдохнула свежий аромат сосен и морозного воздуха. Запах Рождества! Под темным звездным небом она показалась самой себе крохотной и улыбнулась – близость неба подарила ей привычное, долгожданное ощущение. Она всегда любила стоять, запрокинув голову и глядя на звездную россыпь на бархатном фоне. Это был свод ее храма, обиталище ее Бога, здесь она вспоминала о своем месте на Земле.

Ей нравилось чувствовать себя маленькой. Именно поэтому ее когда-то потянуло к сильному и могущественному Джулиану.

К дверям подкатил лимузин, дверь распахнулась, и она забралась внутрь.

Лимузин медленно полз по городу со скоростью десять миль в час, предписанной дорожными знаками. Со всех сторон по проезжей части в центр города стекались люди, неся праздничные плакаты: «Добро пожаловать на Ледниковые дни!»

Джулиан не сводил взгляда с Микаэлы, хотя она редко смотрела в его сторону. Она попросила шофера свернуть на дорогу, ведущую за город, где число деревьев в тысячу раз превосходило количество домов. Вскоре они уже катили по подъездной аллее под аркой с надписью «Ранчо „Водопад Ангела“».

Акры белоснежных пастбищ лежали по обе стороны дороги, отгороженные забором в четыре жерди. Под огромным деревом стояло с десяток лошадей, их длинные гривы трепало ночным ветерком.

– Привет, – прошептала Микаэла, приникнув к дымчатому стеклу. – Я скучала без вас.

Наконец в конце аллеи показался дом: массивная бревенчатая постройка, прилепившаяся к подножию остроконечной горы. Белые рождественские огоньки, свисавшие с карниза, делали его похожим на волшебный замок.

Машина остановилась у входа. Шофер – Джулиан никак не мог запомнить, как его зовут – вышел и, обойдя вокруг машины, распахнул заднюю дверцу.

– Спасибо, – поблагодарила Микаэла.

Джулиан вдруг подумал, что за все это время ни разу не сказал своему шоферу таких простых слов. Он вылез из автомобиля следом за Кайлой и встал рядом. Она дрожала от холода, и он обнял ее за плечи.

– Красивый, правда? – спросила она, обводя счастливым взглядом свой дом.

– Самый красивый из всех, которые я когда-либо видел, – ответил Джулиан, глядя только на нее.

Шофер вернулся на свое место и захлопнул дверцу, оставив их наедине.

– Зайди вместе со мной, Джул. Познакомься со своей дочерью.

Она увидела, как его взгляд заволокло печальной пеленой. Он знал, что она всегда ожидает от него большего, чем то, на что он способен. Это он и любил в ней больше всего. Из всех людей, живущих на земле, она единственная хотела, чтобы он достиг своего идеала.