– Да, мистер Сифорт.

Я закрыл глаза, стараясь преодолеть боль. В Академии у меня это иногда получалось.

– Кто начал? – спросил я.

– Я, – ответили оба разом.

Я вцепился пальцами в подушку:

– Сэнди, говори ты.

– Мы умывались. Алекс плеснул в меня. Потом я в него. – Он поднял глаза, посмотрел на выражение моего лица и сглотнул.

Валяли дурака, как все ученики Академии.

– Дальше.

– Потом он шлепнул меня полотенцем, а я схватил крем для бритья. Он погнался за мной, мне пришлось выбежать, и я запустил в него кремом, когда появилась миссис Донхаузер. – Я ничего не ответил. Через минуту он снова заговорил: – Мистер Сифорт, сожалею, что доставил вам неприят…

– Еще не так пожалеешь! – Я сел, поразмыслил немного и снова откинулся на койке. – Сюда никто не заглядывает, и вы можете вести себя как хотите. Но выбегать в коридор… Мистер Казенс прав, вы идиоты.

Алекс покраснел; Сэнди усиленно рассматривал кончики пальцев.

Я был зол, но нисколько не удивлялся случившемуся. Чего еще можно ждать от мальчишек, даже на борту космического корабля? Будущий космический навигатор должен отправляться в космос совсем молодым, иначе слишком велик риск возникновения меланомы Т.

К сожалению, на таком огромном и дорогом судне, как «Гиберния», не оставалось места для мальчишеских забав.

– Каждому по четыре штрафных балла, чтобы вышибить дурь из головы, – буквально прорычал я. Сурово, но мистер Казенс дал бы гораздо больше. Задница у меня до сих пор горела. – Я запишу это как нарушение правил гигиены. Алекс, тебе еще два лишних балла.

– Но начал я, – искренне запротестовал Сэнди.

– Ты выбежал в коридор, и на этом все следовало закончить. Но мистер Тамаров помчался за тобой. Сколько у тебя наберется штрафных, Алекс?

– Девять, мистер Сифорт. – Он побледнел.

– Быстро избавься от них, – проворчал я. – У меня не то настроение, чтобы смотреть на все сквозь пальцы. – Десять штрафных баллов означали бы для него порку, какую только что задали мне. Придется Алексу быть осторожным, пока не отработает свои штрафные баллы. – Приступайте немедленно, у вас еще два часа до обеда.

– Есть, мистер Сифорт! – Они скатились с коек, быстро обулись, надели кители и удалились в спортивный зал, оставив меня наконец в одиночестве. Я лег на живот и погрузился в свои страдания.

– Вам пора, мистер Сифорт. – Алекс Тамаров тряс меня, вырывая из беспокойного сна, из унылой кухни родительского дома, где я, сидя на скрипучем стуле, сражался с заданием по физике под бдительным отцовским оком.

Я стряхнул с себя назойливую руку Алекса.

– Мы отчаливаем в начале ночной вахты. – Все еще сонный, я, поморгав, открыл глаза.

В двери кубрика с издевательской ухмылкой стоял Вакс Хольцер.

– Пусть спит, Тамаров. Лейтенант Мальстрем не будет возражать, если он опоздает.

Пошатываясь, я поднялся с койки. О моем опоздании будет доложено мистеру Казенсу, а после случившегося два дня назад упаси меня Бог снова навлечь его гнев. Взглянул на часы. Ого! Проспал целых шесть часов!

Мгновенно вскочив, я схватил со стула свой голубой китель и, торопливо засовывая руки в рукава, пытался одновременно отполировать о штанины носок ботинка.

– Мы не обязаны его будить! – с нескрываемым презрением произнес Вакс. Я молчал. Он повернулся и пошел на свой пост в рубку связи. Сэнди Уилски поплелся за ним.

– Спасибо, Алекс, – пробормотал я, чуть не сбив его с ног в дверном проеме. Выскочив в круговой коридор, я пробежал мимо восточной лестницы и помчался к воздушному шлюзу, на ходу приглаживая волосы и поправляя галстук. Едва я добежал до своего поста, как услышал доносившийся из громкоговорителей голос капитана Хага.

– Отдать швартовы!

Лейтенант Мальстрем рассеянно козырнул в ответ на мое приветствие, не отрывая глаз от матроса, отвязывающего носовой страховочный линь от станционного пиллерса.

– Конец убран, сэр, – отрапортовал матрос. Согласно уставу я повторил его слова мистеру Мальстрему, словно он и так их не слышал. Лейтенант жестом приказал мне продолжать.

– Закрыть внутренний люк, мистер Говард. Приготовиться к расстыковке. – Я старался говорить капитанским тоном, что так естественно получалось у лейтенантов «Гибернии».

– Есть, сэр! – Матрос Говард нажал кнопки на пульте. Толстые створки люка из прозрачного трансплекса плавно заскользили и сомкнулись в центре, плотно запечатав корабль.

Лейтенант Мальстрем, открыв небольшое отделение, повернул вниз находившийся там рычаг. Из воздушного шлюза донеслись сдавленный гул и щелканье.

– Внутренний люк носового шлюза закрыт, сэр. Стыковочные захваты разомкнуты, – доложил он на капитанский мостик.

– Отлично, мистер Мальстрем. – Обычно грубый голос командира Хага, воспроизводимый переговорным устройством, казался лишенным всяких эмоций. После трех коротких гудков корабельной сирены снова раздался далекий голос капитана: – Отчалить.

Мы с лейтенантом Мальстремом выполнили свои обязанности, и теперь нам оставалось лишь наблюдать, как боковые маневровые двигатели выбрасывают одну за другой крошечные струйки реактивного топлива, создавая легкую качку. Присоски корабельного воздушного шлюза неторопливо вышли из соответствующих частей шлюза причала. Корабль Флота Объединенных Нации «Гиберния» медленно отходил от станции «Ганимед». Когда расстояние между нами достигло примерно десяти метров, я посмотрел на лейтенанта Мальстрема:

– Прикажете закрыть, сэр? – Он кивнул.

Я отдал приказ. Алюмалоевые половинки внешнего люка плавно сомкнулись, закрыв вид на удалявшуюся станцию. Лейтенант Мальстрем включил связь.

– Внешний люк носового шлюза закрыт, сэр.

– Закрыт, отлично.

Судя по голосу, командир был очень занят. Он вместе с пилотом готовил корабль к синтезу. Меня слегка подташнивало от уменьшения веса. Влияние гравитронов станции постепенно уменьшалось, а капитан еще не включил наши.

Мы молча ждали. Каждый думал о своем.

– Помаши рукой, Ники, – тихо сказал лейтенант Мальстрем.

– Уже помахал в Лунаполисе, сэр. – Я, конечно, мог бы взгрустнуть по Кардиффу, а также по ставшему близким Лунаполису и даже по ушедшей в прошлое Фарсайдской Академии, где я пребывал в качестве кадета три года назад. Но станция «Ганимед» – совсем другое дело. Прошло уже больше месяца с тех пор, как я выплакал свою грусть в укромном уголке одного из баров, запрятанного в недрах Лунаполиса. Теперь я был готов ко всему.

Включились двигатели ядерного синтеза. Звезды в круглом иллюминаторе стали красными, потом голубыми. Когда же двигатели достигли максимума своей мощности, голубой цвет перешел в черный.

Мы вошли в синтез.

«Гиберния» с ослепленными внешними сенсорами неслась прочь из Солнечной системы на гребне N-волны, сгенерированной двигателями нашего корабля.

– Всей команде, корабль стартовал со станции, – прозвучал хриплый голос командира.

Я запер пульт дистанционного управления Говарда в сейфе воздушного шлюза.

– Сыграем в шахматы, Ник? – обратился ко мне лейтенант Мальстрем после того, как ушел матрос.

– Да, конечно, сэр. – Мы прошли по коридору на офицерскую половину.

Спартанская каюта лейтенанта представляла собой безоконный серый кубик площадью четыре квадратных метра и высотой два с половиной. Мистер Мальстрем поставил игральную доску на койку, я сел на серое морское одеяло в изножье кровати, а он – в изголовье, где лежала подушка.

– Я должен научиться выигрывать у тебя, – сказал он, расставляя фигуры. – Это единственное, на чем я способен сосредоточиться, не считая служебных обязанностей.

Я вежливо улыбнулся, потому что не собирался проигрывать. Я не обладал многими талантами, но в шахматы играл хорошо. Дома, в Кардиффе, я был полуфиналистом в своей возрастной группе. Потом, когда мне исполнилось тринадцать, отец привел меня в Академию.

Согласно нашим собственным правилам, на ход давалось полминуты. С момента, когда «Гиберния» покинула «Околоземный порт», я выиграл двадцать три раза, он дважды. На этот раз, чтобы одержать победу, мне понадобилось двадцать пять ходов. Потом по установившейся традиции мы торжественно пожали друг другу руки.