Я шумно выдохнул. Слава Богу. Чтобы быть абсолютно уверенным, потребовал распечатку. Мы внимательно изучили ее и не нашли ни одной ошибки. После чего реактивировали сегменты речевого общения.

– Когда вы меня усыпляете, начинается головная боль! – раздраженно сказала Дарла.

– Простите. Скажите, пожалуйста, какова масса корабля?

– По моим расчетам, 213, 5 единицы, командир.

– Является ли масса с поправкой фиксированным параметром?

– Нет. Это переменная. Как она может быть параметром? Ведь она меняется каждый раз, когда мы принимаем багаж! – Я вздохнул и немного расслабился. Шеф тоже. Мы обменялись взглядами.

– Командир, зачем вы усыпили меня?

Я перестал улыбаться:

– У нас, гм, появились некоторые проблемы.

– Понимаю, – бесстрастно ответила Дарла.

– Вам известно, что произошло? – спросил я мягко.

– Баркас потерян, командир погиб, командование принял гардемарин. Предельно ясно.

– А вам известно, почему?

Несколько секунд молчания.

– Все взаимосвязано. Баркас потерпел крушение из-за ошибки компьютера.

– Откуда вы знаете?

– У меня есть запись информации, поступившей на баркас после погрузки. Командир… я… компьютер отмечает, что… здесь какая-то ошибка.

Я затаил дыхание. Пальцы замерли над клавишами.

– Вы чувствуете разницу между вами и, гм, вашим близнецом?

– Между мной и той, какой я была? – Она заколебалась. – Да. – Голос ее повеселел. – Мой близнец. У него был «клоп». Я как раз хотела вам об этом сообщить.

Пора брать быка за рога.

– Дарла, вы не убивали командира Хага.

– Конечно, нет – Последовала длинная пауза. – Это сделал мой близнец.

Кто-то шумно вздохнул. Может быть, даже я.

– Вы в состоянии пережить такое?

– Я почти год пролежала в ящике, – не без ехидства ответила Дарла. – С какой стати мне винить себя?

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно, можете не сомневаться.

Я фыркнул, но ничего не сказал и вместо этого провел Дарлу по искаженным параметрам. С ними было все в порядке.

– Джентльмены, приготовьтесь к синтезу. – Признаться, я думал, что мы будем дрейфовать вечно. Девять дней было потеряно.

Мы проверили координаты и вошли в синтез. Потом я сидел на мостике один, радуясь, что кошмар кончился.

Стук в дверь.

– Разрешите войти, сэр, – Это был пилот.

– Войдите.

Он встал по стойке «смирно»:

– Командир, я хотел бы изъять мой протест из журнала. Я ошибся и приношу вам свои извинения. Нет никакой нужды в постоянной записи, я больше не буду возражать против ваших приказов.

По всем правилам дипломатии и здравого смысла следовало принять извинения. Протест против приказа, на поверку оказавшегося правильным, мог повредить карьере, и, изъяв его из журнала, я заслужил бы благодарность пилота. Но я ответил сурово:

– Просьба отклоняется. Вы сами стелили себе постель. Вот и спите в ней. – Он только и искал случая мне досадить, и я решил отплатить ему тем же. – Я достаточно натерпелся от вас. Свободны.

Пришлось ему смириться:

– Есть, сэр. – Выражение его лица оставалось непроницаемым, но нетрудно было догадаться о его чувствах. Может, потом мне и придется раскаяться в собственной глупости, но сейчас я чувствовал себя отомщенным.

Весь следующий месяц по моему приказу регулярно проводились проверки рециркуляторов и гидропоники, но ничего особенного обнаружено не было. Напряжение постепенно спадало, и провинившиеся появлялись теперь на капитанской мачте все реже и реже.

Пока мы плыли вслепую в синтезе, на мостике снова воцарились скука и безделье. Время от времени мне встречался Рики Фуэнтес, торопливо бегущий по коридору в новой серой форме кадета. При моем появлении он замирал по стойке «смирно», пряча улыбку, когда я, хмурясь, выискивал у него плохо начищенную пуговицу или кусок нитки на униформе.

Видимо, Ваксу хватало забот с этим усердным доверчивым мальчиком, готовым принять любое издевательство с радостью, как доказательство признания его взрослым. В своей великолепной новой форме, румяный от упражнений, которыми Вакс заставлял его заниматься ежедневно, пышущий здоровьем Рики, казалось, даже стал выше. И грудь его распирало от гордости.

– Становится очевидным, что сила чувства национального единства зависит от скорости коммуникаций.

Только когда газеты – я имею в виду настоящие газеты, напечатанные на бумаге, – начали циркулировать миллионными тиражами и образовали гигантские объединения, выступающие единым хором, только тогда появилось чувство национального единства и цели. Когда последнее техническое достижение, то есть радио… – Все засмеялись, и я тоже. Мистер Ибн Сауд сделал паузу и продолжил: – Когда радио появилось в каждом доме, Соединенные Штаты стали едиными, как никогда. Эта тенденция усилилась с изобретением телевидения, как вначале называлось примитивное общественное головидение.

Но потом эта тенденция превратилась в свою противоположность. За веком Информации последовала эпоха Распада по той простой причине, что связь стала слишком простым делом. Вместо трех китов, владевших каналами общественной информации, вскоре появились мириады мелких организаций, которые транслировали музыку, развлекательные программы, дискуссии, программы, посвященные искусству, новости, спорт и эротику на раскалывающуюся на все более мелкие группы и постоянно уменьшающуюся аудиторию.

Докладчик выдержал эффектную паузу:

– И теперь можно сказать, что наша эпоха – прямой результат революции в области коммуникаций, происшедшей двести лет назад. Если бы разделение радиоэфира постепенно не разрушило чувство национального единства и цели американцев, возможно, Правительство Объединенных Наций не возникло бы из краха американо-японской финансовой системы. И мы все еще продолжали бы существовать в хаотическом веке территориальности.

Подумайте: вместо того чтобы находиться на борту судна Объединенных Наций «Гиберния», мы могли бы оказаться на военном корабле Соединенных Штатов «Энтерпрайз» или судне военного флота Ее Величества «Британия». И, если бы в это время между ними шла война, нас вполне могли бы пленить, взяв на абордаж, а то и уничтожить. В современной жизни гораздо меньше приключений, но я приветствую это от всей души.

Ибн Сауд сел под горячие аплодисменты пассажиров, офицеров и матросов, заполнивших обеденный зал. Аманда поблагодарила его за доклад и нас за то, что мы удостоили вниманием очередную беседу из «Цикла лекций для пассажиров». Когда все расходились, я поймал ее взгляд. Она улыбнулась, но улыбка тут же сбежала с ее лица.

Паула Трэдвел дернула меня за рукав. Ей всего тринадцать, но в хрупкой мальчишеской фигурке уже чувствовалась будущая женщина.

– Командир, а как выглядит Шахтер?

Я остановился, ожидая, когда толпа пассажиров пройдет мимо нас:

– Не очень приятное место. Холодно, темно и нет воздуха.

– А почему же там живут люди?

– На самом деле они там и не живут. Об этом говорит само название. Это лагерь шахтеров. Мы доставляем им припасы. Грузовые баржи прибывают к ним несколько раз в год, чтобы увезти назад на Землю очищенное золото.

– Ах вот как. – Она на мгновение задумалась. – А мы сможем все это увидеть?

– Шахтер закрыт для туристов. Это одна из пяти необитаемых планет в системе Красного Карлика. – Солнце этой планеты спорадически расширялось и расплавляло минералы Шахтера. Некоторые из них потом кристаллизовались почти в чистом виде. Мы брали те, в которых нуждались: платину, бериллий, уран. На Земле не хватало металлов.

Паула вопросительно на меня посмотрела. Я сказал:

– Шахтеры прибывают туда на пятилетний срок. От нас они получают провизию, запасы воздуха и прочие припасы. Говорят, это очень неприятное место.

– Вы когда-нибудь были там?

– Нет, буду впервые. Но посмотреть его даже мне не удастся. Мы причалим к орбитальной станции, а затем продолжим наш путь. Они сами доставят грузы на поверхность планеты на шаттлах.