– Слушай! – снова прикрикнул на нее Хоупвелл.

Я отдышался. Глубокие вздохи причиняли неимоверную боль, но не меньшие страдания доставляло мне то, что я собирался сказать. Ведь за нарушение секретного приказа у трибунала есть только один приговор – смертная казнь через повешение.

– Будь Надежда малозначительной колонией, сюда не стали бы посылать такое большое количество кораблей. А теперь поставьте себя на место главного Адмиралтейства. Выбор нелегкий: если защищать Надежду до конца, то можно потерять флот, а если не защищать, то можно потерять Надежду.

– Это мы знаем, – опять перебила Лаура.

Я глянул на нее с неодобрением. До чего же она наглая! Я рискую ради нее своей карьерой, возможно, даже собственной жизнью, а эта невоздержанная баба никак не может заткнуться!

– Я не Адмиралтейство Земли, мисс Трифорт, но я намекаю вам на его решения, – сказал я.

– Продолжайте. Слава богу, поняла.

– Земле хотелось бы иметь Надежду как сильную, богатую колонию. Но всему есть предел. Вообразите, что Адмиралтейство установило некий допустимый уровень потерь флота. Как только этот уровень будет превышен, местное Адмиралтейство отдаст кораблям приказ эвакуироваться в Солнечную систему.

– Мы знаем, что вы уже потеряли девять кораблей, – выпалила мисс Трифорт. – Каков предел?

Все-таки она бывает чертовски догадливой.

– Лаура, мы всего лишь воображаем. Это всего лишь предположение.

– Тогда, капитан, давайте вообразим себе допустимый уровень ваших потерь.

– Возможно, он никогда не будет превышен. Разумеется, этот уровень измеряется существенным числом кораблей. – Я поднял руку, удерживая ее от преждевременных возражений. – Допустимый уровень будет превышен лишь в случае нападения огромного количества рыб. Тогда, очевидно, у нас не будет времени эвакуировать большое число людей на орбитальную станцию, поэтому местное Адмиралтейство распорядилось провести эвакуацию заблаговременно.

На этот раз общее молчание длилось не меньше минуты. Первым нарушил тишину Зак Хоупвелл:

– Сколько времени будет сохраняться такая неопределенная ситуация?

– Не знаю, – пожал я плечами и устало опустился в кресло, – Наверно, пока не перебьем всех рыб.

– Или они вас.

– Верно.

Зак Хоупвелл прокашлялся. Я ожидал возмущения, но он вдруг спокойно сказал:

– Спасибо.

– Если об этом станет известно, – захрипел я, – то…

– Не беспокойтесь. Мы сохраним этот разговор в тайне.

– Если о нем узнает адмирал Де Марне, то моя карьера оборвется немедленно. Если он потребует доложить содержание этого разговора, то я вынужден буду рассказать ему все без утайки. Правда, он может и не спросить.

– В любом случае, раскрыли бы вы нам карты или нет, мы действовали бы одинаково, – утешил меня Хоупвелл. – Правда, Лаура?

– Разумеется. Рано или поздно флот вернется. Ведь такой лакомый кусочек, как наша планета, так просто не бросают. И тогда торговля возобновится, но уже на наших условиях.

– Это вне моей компетенции, – уклончиво ответил я.

– Возможно, это даже хорошо, что флот уберется восвояси, – продолжала Лаура. – Это в наших интересах. А что касается рыб, то они, похоже, мало интересуются нашей планетой. Как обитатели космического пространства, жить на планете они не могут. Когда флот уйдет, мы выберем собственное правительство…

– Это государственная измена! – выпалил я. – Я не желаю выслушивать подобные разговоры. Надежда является колонией ООН, и отменить этот статус может только Правительство ООН.

– Лаура, – вмешался Зак Хоупвелл, – будь вежливой, не навязывай капитану политических разговоров. Он и без того многим рискует ради нас.

– Хорошо. – Она встала. – Не будем вам надоедать, мистер Сифорт, мы и так отняли у вас много времени. Даем слово, что сохраним наши переговоры в тайне.

Мы пожали друг другу руки.

– Как ваша пневмония? – поинтересовался Хоупвелл.

– Плохо, как видите, – показал я на свою маску. – Но ничего, когда-нибудь она кончится. – Честно говоря, я подозревал, что скорее сам кончусь.

– Вас лечат?

– Вчера был в клинике. Доктор настаивает, чтобы я являлся к нему ежедневно.

– Клиника отсюда далеко, – подала голос Лаура, задержавшись у двери. – Вы полетите туда на вертолете?

– Все наши вертолеты задействованы на спасательных работах в городе, поэтому сегодня придется ехать на машине.

– Возьмите мой вертолет, – предложила она.

– Что вы! Я не могу…

– Возьмите! Мистер Сифорт, вы наш друг, вы так много для нас сделали. Я только сейчас это поняла. Возьмите! Я настаиваю!

– Спасибо. – Я выкарабкался из кресла. – Молите Бога, чтобы рыбы больше не нападали, а с остальным мы как-нибудь справимся.

На этой оптимистической ноте мы расстались.

Отдохнув в кресле, я вызвал Алекса и через несколько минут, опираясь на его плечо, потащился к электромобилю. У выхода из Адмиралтейства плакал Берзель.

– Почему хнычешь, гардемарин? – строго спросил я.

– Простите, сэр, – пролепетал он, вытирая слезы.

– Отвечай!

– Я очень старался, сэр… Не понимаю, почему не получается… Простите, сэр. Пожалуйста…

– Зачем ты заглядывал в конференц-зал?

– Мистер Трапп приказал мне спросить у вас, не желают ли ваши гости перекусить.

Зря я тогда накричал на него. Но он тоже хорош! Чуть что – сразу ревет. Что за гардемарины пошли? Я даже на первом курсе Академии не плакал из-за строгих выговоров начальства. Такое было просто немыслимо. Я тяжко вздохнул и побрел дальше.

Наконец я вполз в электромобиль. Толливер повел его к руинам кафедрального собора. В дороге мне в голову пришла мысль, что, может быть, это даже хорошо, что мы с Анни снова обретем друг друга на этом святом месте, где я перед Богом поклялся любить и уважать Анни Уэллс до гробовой доски. Конечно, ее неверность ранила мою душу так, что никакими словами не выразить, но все это в прошлом. Эдди Босс уже далеко. Я восстановлю разрушенное, выполню свой долг.

Толливер резко тормознул перед очередным завалом:

– Осторожнее, – проворчал я сквозь маску. После откровенной беседы с плантаторами мне было не по себе. Их осведомленность потрясла меня до глубины души. Очевидно, Мантье и его сообщники тоже знают о нас гораздо больше, чем я подозревал. Значит, надо быть с ними крайне осторожным.

За окном электромобиля проносились руины, потом парк, и в этот момент по рации доложили:

– Сэр, докладывает Трапп. Из штаба орбитальной станции только что сообщили о столкновении корабля «Веллингтон» с рыбой.

– Когда это произошло?

– Видимо, несколько минут назад. Рыба вынырнула у самого корпуса «Веллингтона». К счастью, его экипаж находился в полной боеготовности, поэтому им удалось сразу зажарить рыбу лазерами.

– Хорошо. – Вдруг меня кольнула мысль: почему экипаж был в полной боевой готовности? Ведь люди не могут много дней подряд круглосуточно находиться на боевых постах. – Значит, экипаж был готов к встрече?

– Так точно, сэр. Капитан Стирс держит свой экипаж в полной боеготовности с момента нападения рыб на Сентралтаун.

– Боже мой! – воскликнул я. Как люди такое выдерживают?! Наверно, валятся от усталости. Столько дней практически без сна! Зато спасли корабль. Молодцы! – Больше рыбы не появлялись?

– Пока нет, сэр. Мне показалось, что вам будет интересно об этом узнать, вот я и сообщил.

– Правильно.

На этом разговор закончился.

Широкая авеню перед кафедральным собором Церкви Воссоединения была завалена обломками зданий. Расчистить на ней успели лишь узкую полосу, по которой Толливеру удалось подъехать почти к самому входу разрушенной церкви. Я осмотрелся – Анни нигде не было. Наверно, мы рано приехали.

– Ждите здесь, – приказал я Алексу и Толливеру, вылезая из машины. Мне хотелось встретиться с Анни наедине.

– Вы уверены, что дойдете? – заботливо спросил Толливер.

Я повернулся к нему, чтобы разразиться бранью, но вдруг сообразил, что ругать его не за что.